Бунт на «Кайне»

Двое суток «Кайн» переваливался с борта на борт, с носа на корму в сером, холодном дожде. Влажные сэндвичи, которые приходилось есть, держась за стойку, сон урывками. После золотых дней побывки на берегу офицерам и матросам казалось, что на их головы свалились все напасти мира, и до скончания веков останутся они в этом мокром, плавающем аду.

Но на третий день они вырвались в солнечную синеву южных морей. Бушлаты, свитера, дождевики исчезли. Офицеры в хаки, матросы в «дангари» [12] начали узнавать друг друга. Утром подали горячий завтрак. Всеобщее уныние и неразговорчивость сменились веселыми воспоминаниями и хвастливыми россказнями о побывке. Надо признать, что общее настроение команды повысилось. Ловкачи, недовольные и зануды предпочли военный трибунал дальнейшим приключениям с капитаном Квигом. На «Кайн» вернулись веселые парни, готовые принять от судьбы и плохое, и хорошее, любящие старую посудину, как бы яро они ни честили ее.

12

Дангари — рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи.

В тот день Вилли поднялся на следующую ступеньку военной карьеры. Он отстоял вахту дежурным по кораблю с полудня до четырех дня. Кифер находился рядом, чтобы предупредить любую серьезную ошибку, и капитан Квиг изредка поглядывал на него, приподнимаясь с парусинового кресла, на котором дремал, греясь в солнечных лучах. Со своими обязанностями Вилли справился блестяще. При зигзагах конвоя «Кайн» четко выполнял все маневры. Если у Кейта и дрожали поджилки, внешне он сохранял бравый вид и твердым голосом отдавал команды.

Сдав вахту, он записал в журнале:

«С 12 до 4 шли как и раньше.

Виллис Севард Кейт, энсин, ВМС США».

Он много раз расписывался за вахту в порту, но сегодняшняя запись отличалась от предыдущих. Поэтому расписался он поразмашистее, с восторгом, словно скрепляя своей фамилией исторический документ.

Взволнованный, он спустился с мостика в офицерскую кают-компанию и набросился на стопку ждущих расшифровки радиограмм. И разбирал их, пока новый вестовой Расселас, пухлый негритянский юноша с огромными карими глазами, не коснулся его руки и не спросил разрешения накрывать стол к обеду. Вилли собрал шифры, налил чашечку кофе и, усевшись на кушетку, пил его маленькими глоточками. По радио передавали квартет Гайдна: радисты почему-то не переключились на другую программу. Расселас накрыл стол свежей скатертью и расставил приборы. Из буфетной, где Уиттекер в новенькой форме старшего буфетчика руководил вестовыми, плыл аромат ростбифа. Вилли удовлетворенно вздохнул и переместился в угол мерно покачивающейся кушетки. Оглядел кают-компанию, свежевыкрашенную в светло-зеленый цвет, с отполированным металлом, с блестящими лаком стульями. В конце концов, сказал он себе, на свете можно найти куда худшее место, чем кают-компания «Кайна».

Подошли другие офицеры, выбритые, в выглаженной форме, хорошем расположении духа и голодные. Посыпались старые шутки. Вилли они казались забавными и веселыми: многочисленные дети Хардинга, роман Кифера, вонь запасенной на корабле воды («отрава Пейнтера»), новозеландская девица Марика с семью бородавками и, последняя из них, донжуанство Вилли Кейта. За время ремонта Мэй Уинн не раз попадалась на глаза офицерам и матросам и о красоте ее фигуры ходили легенды. Вкупе с воспоминаниями о симпатичных сестрах милосердия, навещавших Вилли в Пёрл-Харборе, появление Мэй утвердило всех во мнении, что энсин Кейт порядочный донжуан.

Для добродушного подшучивания в кают-компании эта новая тема подошла как нельзя лучше. О сексе любили поговорить, тут каждый мог выступить в роли знатока. А удачно хмыкнув, можно было сойти за особого острослова. Вилли только радовало подтрунивание офицеров. Он протестовал, отрицал, притворно возмущался и добился-таки, что обсуждение его подвигов затянулось надолго, так что за стол все сели в прекрасном настроении. Он чувствовал узы братства, связывающие его с офицерами, которые становились еще крепче от присутствия двух застенчивых новичков, Йоргенсона и Дьюсели. Теперь-то он понимал, какими зелеными и докучливыми казались он и Хардинг пять месяцев тому назад для ушедших с корабля Гортона, Адамса и Кармоди. Кейт поднес ко рту полную ложку горохового супа и в тот же момент «Кайн» сильно качнуло. С удовлетворением Вилли отметил, что привычное движение руки нейтрализовало качку и ни капли не упало на белую скатерть. Довольный, он хохотнул и проглотил полную ложку супа.

После обеда он остановил Дьюсели, хрупкого на вид энсина, направившегося было к двери.

— Давайте прогуляемся. Пора нам поговорить о системе связи.

Они вышли на полубак. Уже спустились прохладные лиловые сумерки. На западе таяла золотая полоса заката.

— Ну, Дьюсели. — Вилли поставил ногу на кнехт правого борта, наклонился вперед, взявшись руками за леера, наслаждаясь дуновением соленого ветра. — Привыкаете к «Кайну»?

— Пытаюсь, конечно. Жуткое корыто, не правда ли?

Вилли бросил на энсина полный раздражения взгляд.

— В чем-то вы и правы. Но у каждого корабля есть плюсы и минусы.

— Да, да, разумеется. На этих старых крысоловках и работы немного, а это что-то да значит. И я полагаю, что большую часть службы мы будем проводить на верфях, ремонтируя эту посудину. Меня такое положение устроило бы. Если б не грязь и теснота! Кают-компания больше похожа на клетку для кур.

— Ну, к этому привыкаешь, Дьюсели. Полагаю, вам не нравится и шкиперская кладовка?

— Отвратительная! Я чуть не умер там в первую же ночь. Дым, похоже, идет туда, а не в трубу.

— Ужасно, не так ли? — широко улыбнулся Вилли.

— У меня просто нет слов.

— Ну а со временем вы, наверное, перестали замечать дым?

— Да нет, я там больше не сплю.

Улыбка сползла с лица Вилли.

— О? И где же вы спите?

— В канцелярии корабля, в помещении под полуютом. Ночью она никому не нужна. Я держу там раскладушку. Сплю, как король. На свежем воздухе.

Услышав об этом, Вилли прямо-таки разъярился.

— Мне кажется, капитану это не понравится. Он особо отмечал…

— Я спросил его, сэр. Капитан ответил, что я могу спать где угодно, на любых свободных шести футах.

Вилли выругался про себя. Сам он страдал пять месяцев, не додумавшись до такого элементарного решения.

— Гм-м. Ну ладно, вы должны помогать мне в обеспечении связи.

— Я рад бы помочь, сэр, но не имею об этом ни малейшего понятия.

— А что вы умеете?

— Практически ничего, сэр. Видите ли, я… меня призвали сразу на флот. Моей маме принадлежит большая часть верфи в Бостоне и поэтому… а потом все пошло кувырком. Одна буква алфавита испортила мне жизнь, одна буква! В призывном пункте меня спросили, хочу ли я быть «С» или «О». Я не знал. Они сказали, что «С» означает специалист, а «О» — общего назначения. Я поинтересовался, что лучше, и мне ответили, что «О» котируется гораздо выше. Естественно, я попросил пометить мое дело буквой «О». В этом и заключалась моя ошибка. О Господи, обо всем же договорились. Меня должны были направить в службу информации. Так оно и получилось. И я оказался в какой-то дыре в Вирджинии. Но внезапно поступила директива, согласно которой все энсины с буквой «О» направлялись на корабли. Директиву исполняли так стремительно, что моя мама ничего не успела сделать. Поэтому я здесь.

— Тяжелое дело.

— Нет, я не против. Служба информации еще хуже «Кайна». Бумажная работа! С чем я не умею обращаться, так это с бумагами.

— А жаль. Офицер связи имеет дело только с бумагами, Дьюсели. Так что придется учиться…

— Только не говорите, что я вас не предупреждал, сэр, — смиренно вздохнул Дьюсели. — Естественно, я приложу все силы. Боюсь только, я ничем не смогу вам помочь…

— Вы умеете печатать?

— Нет. Более того, я очень рассеянный. Я не помню, куда положил бумагу, которую две секунды тому назад держал в руках.