Буран
Шрифт:
— Колька, слезай скорей, одевайся да айда на улицу.
Колька живо соскочил с печки, оделся.
— Совсем убегу... чорт с ними... Давно собирался, да как-то боязно было, а теперь убегу, — решительно заявил Колька.
— И я с тобой, Колька, — ладно?
— Айда! Подвяжись вот веревкой — теплее.
Оделись, только бы итти, а в дверь Тайдан, приютский сапожник, седенький старикашка.
— Куда?
— Катерина Астафьевна за молоком посылает, — соврал Колька.
— A-а, добре... Ну, жарьте, чай с молоком будем пить... Нате-ка вот рукавицы, все теплее, — и Тайдан
Кольке стало неловко, что он обманывает Тайдана, и он не хотел брать рукавиц.
— Ну вот, что за разговоры? бери, бери... сегодня мороз здоровый.
Вышли из избушки, забежали на задний двор; Колька достал спрятанную им корзинку, они перемахнули через забор, ударились в проулок.
— Хлеба не захватил! — спохватился Сенька, — все время думал, что надо, а как выбежали, так забыл.
— Ничего, на корзинку выменяем, — сказал Колька и зашел в крайнюю избу.
— Видишь, вот и хлеб есть, — показал Колька краюху хлеба и спрятал ее за пазуху.
Скоро они вышли за деревню в поле. Остановились и разыскали глазами крышу приюта.
Кольке представилась вонючая тесная спальня, Мишка Козырь, грязная мастерская с злым мастером, сухая, старая заведующая, — никогда не улыбающаяся, вечно ворчливая, с постоянными наставлениями, выговорами, наказаниями...
— Тьфу! — плюнул Колька, — Тайдана только жалко, а то бы спалил — пусть все горит!.. Побежим, Сенька, а то еще, пожалуй, догонять пустятся.
И два невольника, вырвавшиеся на свободу, рысью побежали к лесу.
II. НА СВОБОДЕ
В сосновом бору было тихо и бело. Только изредка потрескивали сухие сучки под тяжестью осыпающегося с вершин снега.
— Стой, Сенька!
Остановились, перевели дух... В лесу никого.
— Чувствуешь, Сенька, — ни старухи, ни Шандора, ни Козыря, ни проклятых корзин! Понимаешь, одни мы! Хорошо... Ура! — крикнул Колька, и где-то звонко-звонко отозвалось: а? — а?
— Кто-то кричит, — испугался Сенька.
— Никто... это мой голос отдается. Слушай, я крикну: прощай!
А в лесу, как будто кто убегая кричал: ай, ай, ай!
— Мы убежали совсем! — кричал Колька.
А в лесу отвечало: ем, ем, ем!
— Не вернемся никогда!
А веселое эхо подтверждало: да, да, да!
— Ну, Колька, бежим, у меня ноги мерзнут, — торопил Сенька. — Скоро будет деревня?
— Деревня еще не скоро, — побежим!
Пробежали верст пять. Лес стал реже, дорога у же.
— Что ж это за дорога? — соображал Колька, — никак времянка, по дрова ездят.
Дорога свернула вглубь леса, ребята пошли по следу. Влезли по колена, снег проваливался под ногами, насыпался в валенки.
— Колька, однако, заблудились... не вернуться ли назад? Замерзнем!
— Замерзну, да не вернусь! — решительно заявил Колька и пошел вперед.
Стало под ногами тверже: узенькая тропинка; вытрясли из валенок снег и направились дальше. Колька бодро шагал
первым, а Сенька, съежившись от холода, едва поспевал за ним и уж готов был расплакаться.— Скоро выйдем из лесу, — подбадривал его Колька, — вон и поле видать.
Вышли на поляну, к заброшенной избушке.
— Вона куда вышли, — удивлялся Колька, — тут раньше монастырская пасека была. Зайдем в избушку!
— А если там разбойники или бродяги какие? — испугался Сенька.
— Ну, какие могут быть разбойники! Наверное, никого нет.
Из трубы показался дымок.
— Колька, дым! — испуганно сказал Сенька и пододвинулся ближе к Кольке.
— Да, кто-то есть, — ответил Колька и в нерешительности остановился. — Постой тут, а я посмотрю в окно, кто там, — сказал Колька и быстро направился к сторожке.
Осторожно пройдя около стенки, Колька долго всматривался в щели окна, забитого изнутри досками.
— Сюда! — махал он рукой Сеньке, — скорей!
Сенька, с трудом переставляя окоченевшие ноги, также осторожно прошел у стенки.
— Смотри, кто, — сказал Колька, подсаживая Сеньку.
Сенька сначала ничего не мог разобрать, потом, присмотревшись, увидел черного человека, сидевшего на корточках перед железной печкой.
— Бродяга, как пить дать... либо жулик какой, — упавшим голосом сказал Сенька. — Дальше итти не могу, замерз! — и слезы сами покатились по Сенькиным щекам.
— Айда в избу, — скомандовал Колька, — еще лучше, что там человек есть, — отогреемся!
III. ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Колька дернул за скобку, — дверь на крючке.
— Кто? — послышалось из-за двери.
— Дяденька, пусти погреться! — попросил Колька.
Дверь отворилась.
— Вались. У меня как раз печка топится, тепло!
У Сеньки душа в пятки ушла: захлопнет дверь и капут! — не выпустит.
Колька смело шагнул через порог и перетащил Сеньку.
— Разувайся, садись к печке, грей ноги! — приглашал черный.
Колька стащил с Сеньки валенки.
— Эх, брат, поморозился, — сказал хозяин, ощупывая Сенькины ноги.
Сенька своих ног не чувствовал, сидел беспомощно на полу и дул на озябшие руки.
Черный принес снегу и стал оттирать Сенькины ноги.
— Ой, щиплет, больно! — всхлипывал Сенька.
— А это хорошо, что щиплет. Потерпи еще маленько, ноги твои оживут.
Ноги скоро сделались совсем красные.
—- Ну вот, и готово! — сказал черный, вставая с пола.
Сенькины ноги горели, кололо в пальцы, и по всему телу разливалась теплота.
Страх исчез, Сеньке приятно было смотреть на раскрасневшегося черного человека.
А сейчас чаю попьем, — весело сказал черный, ставя на печку жестяной чайник, набитый снегом, — живо отогреетесь! А что это вы по лесу гуляете в такую морозину, — или заблудились?