Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

– Эк тебя заносит, – засмеялся Рокко, – мечтатель. А ты хоть знаешь, сколько это стоит?

– Знаю, – сказал Пиноккио, – прилично одеться стоит цехин.

– Цехин?! Ну, знаешь, у тебя замашечки, как у графа. Я-то думал, сольдо пять.

– В том-то и дело, что денег нужно много, а ты мне предлагаешь со слободскими драться и гусей воровать.

И тут Буратино вспомнил:

– Кстати, это тебе, – он достал из кармана пятисольдовую монету и протянул её Чесноку.

– Мне? – удивился тот и боязливо убрал руки за спину, как будто монета могла его укусить.

– Тебе.

– А за что?

– Ты же мне помогал.

– Так мы же банда, – нахмурился Рокко, – где же ты видел, чтобы один бандит другому за помощь платил?

– И вправду не видел, – согласился Пиноккио, – но всё равно возьми, мне будет приятно, что тебя отблагодарил.

– Не возьму, – заупрямился Чеснок.

– Бери, я же тебе не последние отдаю.

– Не-а, – Рокко помотал головой, и тут его глаза увлажнились и он сглотнул слюну, – слушай, Буратино, раз они тебе не нужны, айда в кондитерскую. Там есть такие вещи, что аж голова кругом.

– Правда? – оживился Буратино. – Но я хотел тебя отблагодарить.

– Вот и отблагодаришь, – сказал Чеснок. – Погнали?

– Погнали, – согласился Буратино, и мальчишки побежали в кондитерскую.

– Я туда часто хожу, – не без гордости, на бегу, заявил Рокко, – меня оттуда не выгоняют.

– Ну и как, вкусно? – поинтересовался Пиноккио.

– Не знаю, ни разу не пробовал ничего, – сознался Чеснок.

– А чего ходишь?

– Глядеть. Иной раз просто взглянешь на всё это – и сыт.

– Иди ты…

– Чтобы мне сдохнуть. А пахнет как там! Даже колбаска с чесноком не так пахнет, как там.

– Не врёшь?

– Честное слово, зуб даю.

Наконец мальчишки добежали до кондитерской мсье Руа и остановились около витрин. И Буратино увидел всё то великолепие, о котором ему рассказывал Чеснок, и у него даже дух перехватило от такой красоты.

– Да! – восхищённо произнёс он.

– А я тебе говорил? – сказал Рокко таким тоном, как будто сам был владельцем лавки.

А за стеклянными витринами сидели люди. Синьоры, одно слово. Мальчики в костюмчиках, девочки в белых платьях, дамы в роскошных шляпах. Все они пили кофе, лимонады и жрали разные вкусности.

– Ну, что, пойдём вдвоём, – сказал Пиноккио.

– Может, не надо, – вдруг спасовал Рокко, – может, в другой раз, а сейчас колбаски купим, хлебушка.

– Ты это чего? – серьёзно спросил Буратино.

– Боюсь, – признался Чеснок, – вдруг в шею выпрут, а эти, – он кивнул на клиентов кондитерской, – гыгыкать будут, а дамочки будут носы морщить и «фи» говорить. А я всё это страшно как не люблю.

– Пусть только попробуют выпереть, – с угрозой пообещал Пиноккио, – мы им, заразам, витрины побьём. И вообще, Рокко, запомни, этот мир наш. Запомнил?

– Запомнил, – отвечал Чеснок без особого энтузиазма.

– Это всё для нас, – повторил Буратино и постучал костяшками пальцев по витрине, – а знаешь, почему?

– Почему?

– Потому что мы банда, вот почему. Сейчас мы войдём в заведение, и пусть хоть кто-нибудь, хоть что-нибудь нам скажет. Тогда они узнают, что такое банда.

– Пошли, – твёрдо сказал Чеснок, – только ты первый.

– Не бойся, – сказал Буратино и открыл дверь в кондитерскую.

Внутри действительно пахло чудесно, но пацаны этого не замечали. Они шли через зал под ураганным огнём насмешливых и удивлённо-презрительных взглядов, как солдаты идут в последнюю, красивую, но абсолютно бессмысленную атаку.

Наконец они добрались до прилавка, над которым возвышался лысоватый, краснощекий человек в белом фартуке. Он внимательно, без особого восторга, но и без презрения, смотрел на мальчишек и, когда те приблизились, спросил у них с забавным акцентом:

– Что пожелают синьоры?

– Пирожных, – грубовато, хотя и не желая этого, буркнул Пиноккио.

– Пирожных? – повторил кто-то сзади и прыснул со смеху. – Штаны себе лучше купил бы новые.

Буратино повернулся и увидел прилично одетого мальчишку с девчонкой и с двумя расфуфыренными дамами. Он ничего ему не сказал, а только так на него зыркнул, что мальчишка осёкся и усиленно стал пить кофе.

– А синьоры знают цены?

– Нам наплевать на цены, – не без гордости заявил Буратино и кинул на прилавок пятак.

– Одно пирожное стоит полсольдо, у вас хватит на десять.

– Десять и давайте.

– Я положу вам разных.

– Давайте разных, – согласился Пиноккио.

– И ещё я дам вам бутылку лимонада бесплатно, – вдруг заявил кондитер, – только уж вы, ребятки, скушайте это всё на улице, а то, мне кажется, что моей публике вы не очень-то нравитесь. Хорошо?

– По рукам, – сурово согласился Буратино, ему и самому не улыбалось есть пирожные под осуждающими взглядами здешней публики.

Когда пирожные были уложены в красивую картонную коробку, а Рокко уже держал бутылку с лимонадом, месье Руа вдруг наклонился к мальчишкам и тихо произнёс:

– Не обращайте на этих господ внимания, синьоры. Когда я был такой маленький, как вы, такие же господа смотрели на меня так же. А теперь эти дамы приглашают меня в гости и просят у меня денег взаймы.

– А как же вы так смогли? – шёпотом спросил Чеснок.

– Рецепт очень прост. Я ложился спать в одиннадцать, а вставал в четыре.

– А что же вы делали, когда не спали, синьор кондитер?

– Я работал, – засмеялся француз, – я много работал. И так привык, что встаю и сейчас в четыре, хотя теперь могу спать до десяти.

Когда мальчишки вышли из кондитерской, Чеснок сказал:

– А этот кондитер – ничего. Хороший человек. Может, мне к нему в ученики пойти? Научусь пирожные делать, скоплю деньжат и сам кондитерскую открою.

– Ну, да, и будешь всю жизнь ишачить в этой кондитерской, – съязвил Буратино.

– Я бы поишачил.