Бурелом

— Но их, кажись, много, — пристально вглядываясь в темноту, ответил Прохор.

— Тогда так сделаем. Когда я выскочу из засады, ты кричи: «Федька, Назар, забегайте от забора!» А тем временем я начну колошматить двоедан. Не робей, — подбодрил друга Василий.

Взяв колья, парни прижались к забору и как бы слились с ним. Показались камышинцы. Передний нес ведерко, видно, с дегтем. Остальные замыкали шествие...

Василий с Прохором выскочили из укрытия. Ошеломленные неожиданным появлением, камышинцы на какой-то миг растерялись. Василий ударил колом по ведерку. Брякнув, оно упало. Второй удар пришелся по парню. Ойкнув, тот бросился бежать. Раздался голос Прохора:

— Ребята, забегай от забора! Не пускай двоедан. Лупи! — выкрикнул он азартно и врезался в группу камышинцев.

На шум вышел из избы Илья. Но налетчики были уже далеко. Стукнув деревяшкой по ведерку, старый солдат выругался:

— Вот, язви их, что выдумали — ворота мазать. Морды им надо за это набить. А вы, ребята, молодцы, — похвалил он Василия с Прохором, — вовремя погодились. А то бы скреби ворота ножом. Срамота. Ну и варнаки, — покачал он укоризненно головой. Илья подобрал ведерко с остатками дегтя и направился к избе.

ГЛАВА 13

После убийства сербскими националистами наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда, появились упорные слухи о войне с немцами. Докатились они и до Косотурья.

Василия и Прохора призвали в армию досрочно. Накануне парни зашли к Красикову.

— Вот что, други, — усаживаясь по обыкновению на верстак, заговорил Кирилл, — большие дела будут в России, много придется пережить нам. И в солдатских шинелях вы встретите хороших людей. Только прислушивайтесь внимательно, кто к чему клонит.

Долго шла задушевная беседа Красикова с новобранцами. Кирилл Панкратьевич крепко обнял своих друзей.

Парни постояли у порога, посмотрели еще раз на хозяина и молча вышли. Расставаться было нелегко. Они любили его за сердечное отношение к ним, за простоту, за те зимние вечера, когда он раскрывал им глаза на жизнь, рассказывал о людях, которые не щадя сил боролись за новый мир, без мироедов.

Дня за два до отправки рекрутов по улицам Косотурья расхаживали празднично одетые парни и девушки, играла гармонь, слышались частушки и песни.

Последний нынешний денечек Гуляю с вами я, друзья...

В избах раздавались пьяные голоса мужиков и плач женщин.

Андриан был хмур. «Как будем жить? Стареть стал, частенько поясницу ломит, согнуться не дает. А тут, как на грех, Василка в солдаты берут. Беда». Он тяжело поднялся с лавки и посмотрел на понуро сидевшую у печки жену.

— Не забудь парню рубаху, штаны и свежие портянки положить в мешок. Ну там сухарей, кружку. Только ту, что недавно купил, коричневую, эмалированную. Жестяную не клади: горячего чаю из нее не напьешься, а солдату каждая минута на привале дорога. Ложку не забыла?

— Все собрала. — Старая женщина погрузилась в свои нерадостные думы.

— Дома не сидит, — продолжал говорить Андриан. — Опять, наверное, утянулся к Гликерии. И што он привязался к ней? Как ровно на ней весь свет клином сошелся и нет ему девок в Косотурье. И ту хвалить шибко нечего. Сорок дней не прошло, как помер Савелий, а ей уж не терпится скорее на свидание.

— Молоды оба, — неохотно отозвалась жена, — лучше бы поженились.

— Тоже сказала, — протянул Андриан. — Парню в солдаты идти, а там женят с винтовкой и маршируй. Против Гликерии я не супорствую, работящая. Но сейчас и не время говорить об этом. — Андриан вновь опустился на лавку и, прислушиваясь к звукам гармошки, которые доносились с улицы, задумчиво побарабанил пальцами по подоконнику.

С тех пор как была получена повестка о призыве Василий больше находился в избе Ильи с Глашей. Ее родители уже считали его близким человеком и встречам не препятствовали.

— Пускай лучше дома сидят, чтобы меньше пялили на них глаза, — говорил Илья жене. — И так парни хотели ворота дегтем вымазать.

— А если Василий уйдет в солдаты, кто будет ее защитой?

— Пока жив, дочери в обиду не дам. — Старый солдат пристукнул деревяшкой об пол. — Туго придется — отвезу опять на кордон.

В это время во дворе под навесом, скрытые от людских глаз поленницей дров, сидели, прижавшись друг к другу, Глаша и Василий.

— Боюсь я, Вася, оставаться без тебя, — шепотом сказала она.

— Кто тебя тронет? — начал успокаивать Обласов. — Наши ребята не заденут. Камышинские? Пускай попробуют на свою голову. Скажу Красикову — живо их образумит.

— Лукьяна боюсь.

— Так ты ж не в его доме живешь. В лес одна не ходи и волки не съедят, — пытался пошутить он, но шутки не получилось. На душе обоих было тяжело.

— Ходит старый пес по пятам, — Гликерия припала к плечу Василия. Наступило молчание.

Вечерние сумерки легли на Косотурье. Василий с Гликерией вышли за околицу села. Вот и знакомый лесок, в котором они встречались раньше. Василий опустился на землю. Положив голову на его колени, Глаша запела:

Разлука ты, разлука, чужая сторона. С милым разлучила навеки ты меня...

Не выдержав, заплакала.

— Зачем навеки? Вот выйду из солдат, поженимся, — начал успокаивать ее Василий.

Мерцали звезды. Пролетела какая-то птица, гукнул филин, и снова стало тихо.

— Вася, возьми мою ладанку. В ней крестик и горсточка земли. Крест будет хранить тебя от врага, а земли я насыпала, чтобы не забывал Косотурье и меня. — Глаша слабо улыбнулась и надела ладанку на его шею.

Василий молча привлек к себе Глашу. Вернулись они в село на рассвете. Когда взошло солнце, в окно Андриановой избы постучал десятский:

— Василка — к управе. Там рекрутский сбор, — прокричал он и торопливо зашагал к очередным домам.

Одетый в новую холщовую рубаху и шаровары из домотканого сукна, заправленные в сапоги, Василий молча посидел по обычаю со стариками на лавке, затем поднялся на ноги, шагнул к отцу и опустился перед ним на колени.

— Благослови, тятя.

Андриан взял из рук жены старую, потемневшую от времени и копоти, икону и, сделав троекратное знамение над головой сына, произнес:

— Бог тебя благословит, — и передал икону жене.

Василий припал к ногам матери.

— Благослови, мама.