Бурная молодость Жени Степанова

Открыв от изумления рты, ребята стояли вокруг и смотрели на удивительно богатый улов. Такого на их веку ещё ни с кем не бывало. Обычно ловилась разная мелочь размером не больше ладони.

Не снимая добычу с крючка, Женя намотал на удочку леску. Паренёк взял карпа за жабры и поднял с земли. Он повертел добычу перед собой, словно оценивая величину и упитанность рыбы. Сделав вид, что совершенно доволен уловом, парнишка благосклонно кивнул и сказал: – На ужин нам хватит!

Затем, повернулся и, в наступившей вдруг тишине, отправился к дому. Как завзятый рыбак, он держал карпа в опущенной правой руке. На левом плече лежала его неказистая снасть.

Нужно сказать, что больше Женя к пруду никогда не ходил. Тем более, с удочкой. Он хорошо понимал, что вряд ли ему опять повезёт. Такая удача случается удивительно редко.

В новой казарме

В любой армии мира старослужащие находились на привилегированном положении. В первую очередь, своим статусом пользовались те из бойцов, кому уже мало осталось до дембеля. И это, в общем-то, правильно.

Ведь в тридцатых годах двадцатого века, срок службы был очень большим. Например, в армии СССР, тянули лямку четыре года в сухопутных войсках, а на флоте, все пять.

Но это ещё ничего. В связи с началом Финской и Великой Отечественной войны, кое-кто пробыл под ружьем шесть и более лет. Если, конечно, умудрился дожить по Победы.

После перевода во взвод управления, Женя пошёл в другую казарму. К счастью, она оказалась совсем небольшой. Да и кровати там были обычные, не в два яруса, словно в тюремном бараке. Дневальный показал бойцу свободную койку и сообщил, что в их коллективе имелся лишь один ветеран – Коля по фамилии Чичкин.

Командир подразделения, полковник Дадацкий, терпеть не мог дедовщины. Чтобы избежать потасовок между дедами с салагами, он набрал в свой отряд солдат одного призыва и возраста.

Как-то так получилось, что Коля прибыл в военную часть на полгода пораньше, чем все остальные. Поэтому он и находился на особых правах. Совершенно естественно, что такой человек пользовался уважением со стороны окружающих. Хотя, если честно сказать, то он никогда не использовал его для собственных целей .

В каждой казарме Женю поднимали по-своему. Где-то это была обычная радиоточка, включённая бодрым дневальным на полную громкость. Где-то ревун, а где и голос сержанта, не уступающий в зычности сигналу сирены.

На новом месте его разбудил не гимн СССР, а лирическая, очень приятная песня. В казарме звучал мужской, довольно красивый, хорошо поставленный, голос. Самое странное заключалось в другом. Он выводил нечто весьма необычное. Там были и такие слова: – Я с нежных бёдер твоих капрон снимал. И до стесненья в груди тебя целовал…

Согласитесь, в советское время по радио такое никогда не крутили. Женя с недоуменьем поднял тяжёлые веки и, к своему удивлению, увидел певца. Это был белокурый хохол, красавец трехаршинного роста с косою саженью в плечах.

Сложив ноги по-турецки, калачиком, он сидел на своей железной кровати и меланхолично играл на баяне. Причём, он пел так замечательно, что возмущение, возникшее в Жене, бесследно исчезло.

Трогательная баллада повествовала о внезапном знакомстве парня и девушки. Далее говорилось о вспыхнувшей между ними неземной, очень бурной любви, полной незабываемых плотских утех. Закончилась эта история чрезвычайно печальным аккордом: – А разлучил нас с тобой, пункт призывной!

Как выяснилось, немного позднее, этот огромный сержант и был тем Колей Чичкиным, о котором ходили легенды во всём мотострелковом полку. Нужно сказать, что он являлся живым воплощением литературного персонажа, Василия Тёркина. Благодаря чему, вся военная часть смеялась над его афоризмами и небывалыми выходками.

Характер у него был простой и чрезвычайно весёлый. Коля очень легко сходился с людьми. Впоследствии, он рассказывал Жене, что до призыва в советскую армию успел потрудиться во многих местах. Был он даже официантом в Донецке, работал там в крупном кафе.

– Как-то раз, подал я одной милой дамочке фирменный антрекот с картошкою фри. – говорил с усмешкою Коля: – Она улыбнулась и сообщила, мол, вчера обедала здесь, а приправы для мяса были очень уж старые и совершенно безвкусные.

Я стоял возле стола, топтался, как застоявшийся конь, и молча слушал её болтовню. Посетителей днём было мало. Нельзя было сослаться, но то, что тебя ждали другие клиенты.

Она продолжала трещать: – Ну, а сегодня, как тут у вас, надеюсь хрен теперь новый?

Я возьми ей и брякни: – Ты что дамочка, думаешь, что в течение ночи, у меня что-то новое появилось в штанах?

Она стала кричать, что ей здесь хамят. На шум примчался директор. Оказалось, что это жена какого-то большого начальника города. Меня без всяких вопросов, тут же выгнали в шею.

Пришлось мне освоить иную профессию. Отправился я на каменноугольную шахту и устроится обычным забойщиком. Пришёл я туда, всё посмотрел и на второй день работы сочинил большие стихи.

Коля набрал воздуху в грудь и запел чудным голосом: – И залез я под гору, стал её рубати, а она таке тверде, где же сил набрати…

Нужно сказать, что в этой душевной поэме оказалось ещё двадцать восемь куплетов, но первый из них оказался самым цензурным. Все остальные почти целиком состояли из одних бранных слов.

Закончив балладу о тяжёлом шахтёрском труде, Коля продолжил: – Хорошо, что тут принесли повестку из военкомата, и я двинулся на медкомиссию. Стою себе в коридоре перед кабинетом хирурга. Никого там не трогаю. Человек я в общем-то мирный.

Тут подходит к двери какой-то огромный верзила, выше меня на полголовы. И это при том, что во мне больше двух метров роста. Ты можешь Женя себе такое представить?

Короче говоря, он прёт на пролом. Я ему вежливо так говорю, мол, все тут стоят в порядке живой очередности. Он мне заявляет, мол, врач его смотреть даже не будет, а только подпись поставит. А всё потому, что он здоров, словно бык.

Ну, я ему культурно и говорю: – «Тогда вам не сюда, нужно товарищ». – он меня спрашивает: – «А куда?» – а я галантерейно ему объясняю: – «Тогда вам нужно обратиться к ветеринару».

Тут он кинулся в драку. Я ему сразу ответил. Нас потом еле-ели разняли все офицеры военкомата.

Затем, я оказался в учебке, где командовал очень мелкий сержант. Он почему-то меня тотчас невзлюбил и начал упорно гноить. А у них там была приготовлена одна интересная шутка для наказания молодых новобранцев.