Бурная весна (Преображение России - 10)

– Как же все-таки без разрешения командира полка...
– попробовал было заикнуться батальонный, но она так крикнула на него: "Не твое дело!", что он тут же умолк.

Зато чуть только из уютного блиндажа Ливенцев вышел в ночь и грязь, он сказал Обидину:

– Конечно, мы сейчас должны идти к командиру полка.

– Как сейчас? Ночью?
– возразил Обидин.

– Ночью только и ходить в таких гиблых местах.

– А почему же не в свои роты?

– В какие "свои"? От кого вы их получили?

И Коханчику, который остановился в нескольких шагах от блиндажа, Ливенцев приказал:

– Веди-ка нас, братец, к командиру полка.

Однако он тут же увидел, что не на того напал. Коханчик, еле различимый в темноте, отозвался на это твердо:

– Велено развести господ офицеров по ротам: кого в девятую, так это сюдою иттить, а кого в двенадцатую - тудою.

И он махнул руками в одну сторону и в другую, находясь в понятном затруднении, с которой именно начать.

– Ни "тудою", ни "сюдою" нам не надо, братец, - досадливо сказал Ливенцев.
– Веди в блиндаж командира полка, - вот тебе одно направление.

Но Коханчика переубедить оказалось трудно: прапорщики услышали из темноты:

– Цего я не можу, ваше благородие, бо я обязан сполнять приказание командира батальона.

Ливенцева не столько обидело это, сколько развеселило.

– А кто же у тебя командир батальона?
– спросил он не без лукавства и услышал вполне обстоятельный ответ:

– Хотя же, конечно, считается так, что их высокоблагородие подполковник Капитанов, ну, однако, распоряжения идут от их высокоблагородия барыни.

Ливенцев рассмеялся и отпустил Коханчика.

Можно было вполне обойтись и без него: по ходам сообщения двигались в ту и в другую сторону солдаты, и всем им было известно, где находится штаб полка.

III

По дороге к блиндажу полкового командира Ливенцев узнал, что фамилия его Кюн.

– Как Кюн? Немец, значит?

Это было очень неприятно Ливенцеву, но спокойным голосом солдат-вожатый ответил:

– Точно так, похоже, что они из немцев.

– Может быть, латыш, а не немец, - вздумалось поправить этот ответ Обидину.

Ливенцев вздохнул и буркнул:

– Будем надеяться, что латыш.

Полковник Кюн был еще далеко не стар, - едва ли набралось бы ему пятьдесят лет; вид к концу дня имел не усталый, напротив - будто только что выспался; в светловолосом ежике на вытянутой голове седины совсем не было; человек рослый, молодцеватой выправки, он принял двух новых офицеров, явившихся в его полк, до такой степени наигранно любезно, что у Ливенцева в первую же минуту никаких сомнений не осталось - немец.

– А я вас поджидал, как же, - улыбаясь, радостно, как старший приятель, а совсем не новый начальник, говорил Кюн, когда оба они назвали свои фамилии.
– Разумеется, бумаги о назначении приходят все-таки раньше, чем сами назначенные могут добраться, хе-хе! Транспорт, - вот где наша Ахиллесова пята!

– У нас много слабых мест и кроме транспорта, - попробовал вставить Ливенцев.

– О да, о да, разумеется, много!
– весь сморщился и даже глаза закрыл Кюн, но ревниво за ним наблюдавший Ливенцев не нашел никакой горечи в этой мимике.

В петлице теплой тужурки Кюна небрежно торчал Владимир с мечами, - тот самый орден, о представлении к которому Ливенцева писали однажды приказ, но не послали.

– Ну что, как там в тылу, откуда вы приехали?
– спросил Кюн с явным любопытством.

– В каком именно смысле, господин полковник?
– не понял вопроса Ливенцев.

– Ну, разумеется, - настроения в обществе касательно войны в дальнейшем, и тому подобное!
– с игривой улыбочкой уточнил Кюн.
– "До победного конца" - как Меньшиков в "Новом времени" пишет?

– Есть и такие мнения, - тут же, как подстегнутый, немножко резко по тону, ответил Ливенцев.

Обидин же добавил:

– Но больше все-таки противоположных, что воевать мы едва ли в состоянии.

– Поэтому?
– оживленно повернул голову от Ливенцева к Обидину Кюн.

– Выводы из этого положения всякий делает по-своему, - уклонился от прямого ответа Обидин, а Ливенцев вставил свой вывод:

– Все-таки все сходятся на одном: разговаривать о мире с немцами сейчас могут только одни мерзавцы!

– Хо-хо-хо!
– добродушно с виду рассмеялся Кюн.
– Это хорошо сказано!.. Ну что же, господа прапорщики, ведь вам с приезда надо бы хоть чаю напиться... Позвольте-ка, как бы это вам устроить?

– Мы уже пили чай, господин полковник, - сказал Ливенцев, - у командира третьего батальона.

– У Капитановых? Вот как?.. Как же вы к ним попали? Ори-ги-наль-ная пара, не правда ли?
– с таким видом, точно приготовился рассмеяться, зачастил вопросами Кюн и брови поднял; но Ливенцев был вполне серьезен, когда говорил в ответ на это:

– Конечно, в третьем батальоне у вас, господин полковник, тоже может быть недокомплект офицеров, но мы очень просили бы нас назначить в какой-нибудь другой батальон.

– Как так? Они же вас, оказывается, чаем напоили, и вы же против них что-то возымели?

Кюн протянул это без видимой задней мысли, только с любопытством насчет того, какое же именно недоразумение могло произойти так вот сразу между новоприбывшими прапорщиками и четой Капитановых.

– За чай мы им, конечно, очень благодарны, но служить нам хотелось бы все-таки в другом батальоне... просто потому, что одно дело приватный чай и совсем другое - служба на фронте, - сказал Ливенцев все, что хотел, надеясь избежать этим излишних вопросов.

И Кюн оказался понятлив.

– Да ведь у нас офицеров только подавай, - помилуйте!
– заторопился он.
– Оба вы, как прапорщики, прошедшие школу...

– Я, господин полковник, из старинных прапорщиков запаса и школу проходил только на Галицийском фронте, - перебил Ливенцев.

– Тем лучше, тем еще лучше!
– продолжал Кюн.
– Поэтому оба вы и получите у меня роты, но-о... в новом моем батальоне, в четвертом, а не в третьем.

– Очень хорошо, - сказал на это Ливенцев.