Бурные страсти тихой Виктории

«Прокуковала ты свое счастье, Виктория!» — сказал кто-то внутри ее.

Что значит — прокуковала? Разве она хоть раз взглянула на какого-то мужчину с той минуты, как стала женой Саньки? Она всегда делала для их семьи что могла. А если у нее не все получалось…

Бабушка любила Вику всякой. И не относилась к ней по-другому, если у внучки что-то сгорало или падало. Пусть и маслом вниз. Она говорила:

— Ты, Витуся, талантливый ребенок.

— В чем же мой талант, бабушка? — спрашивала Вика.

Мама и папа в порыве раздражения — они не сразу развелись, а еще некоторое время жили вместе и подолгу ссорились — обзывали Вику то неуклюжкой, то горем луковым, то еще как… Незло вроде бы, но обидно. Даже если она им в то время просто под руку попадала, все равно должны были бы думать, какую моральную травму наносят своей дочери. Может, именно тогда у нее развился комплекс невезучести… Ну вот, теперь она стала винить в своих бедах родителей!

— Со временем узнаешь, — загадочно улыбалась бабушка. — Он сам проявится.

В смысле талант.

Ах да, Майор же стоит, смотрит на нее, а она все о своем думает. И слова не сказала в ответ на его приветствие.

— Здравствуй, Саша.

Вика тяжело вздохнула. Она на время забыла, что собиралась его обольстить. В темпе.

По странному совпадению обоих мужчин, и ее мужа, и того, кого она собиралась использовать для мести, звали Александрами. Но «Санька» звучало по-особому, лично, и Майора она так звать не могла.

— А что это мы такие грустные? — тут же всполошился Александр-второй.

— Муж меня бросил, — сказала Вика; она совсем не умела кокетничать. Другая придумала бы что-нибудь поинтереснее, вроде: «Я мужа выгнала».

Ее любимая подруга Таня наверняка сказала бы:

— Вот ты, Хмелькова, просто дыра!

По Викиной девичьей фамилии. Но Таня вышла замуж, живет в Питере и до сих пор не видела Викиного мужа. Надо думать, теперь и не увидит.

Майор после слов Вики сразу взбодрился, оглядел ее с ног до головы каким-то новым, будто оценивающим взглядом и сказал:

— Значит, теперь можно в гости приходить?

— Можно, — уныло согласилась Вика.

— А когда?

Майор, кажется, решил немедля взять быка за рога.

— Ну, не знаю.

Решимость Вики падала с каждой минутой. Чего это в самом деле она решила закрутить роман с Майором? Она никогда на него не смотрела как на мужчину — применительно к себе. Так, всего лишь тот, кто работает рядом, знакомый на уровне здравствуй — до свидания. Нужен он ей как прошлогодний снег!

Но он, похоже, совсем так не думал. Потому не отставал:

— Давай сегодня?

— Сегодня?! Но я не готова. У меня и дома-то ничего нет, чтобы гостей встречать.

Она уже не просто отрабатывала задний ход — убегала прочь, насколько хватало сил.

— Я все принесу с собой, — стал настаивать Майор.

Решил, очевидно, что если не сегодня, то завтра может быть поздно. Тут как у старателей: застолбил участок, поставил колышек, а там — можно и дух перевести.

В обед Вика решила пойти перекусить в шашлычную, которая располагалась здесь же, на территории оптушки. Она попросила Александра — как делала и прежде — присмотреть за ее вещами.

— Саша, я уйду ненадолго, приглядишь?

— О чем вопрос!

Он обрадовался, потому что в какой-то момент усомнился в успехе своего предприятия. Уж больно девчонка выглядела расстроенной. Ну ничего, клин клином вышибают. Он, Александр, сумеет утешить малышку. Как там говорят? Кто умеет ждать, тот получает все. И ведь правильно говорят!

Вика вернулась, и Майор передал ей четыреста рублей.

— Вот, Витусенька, я тебе кофточку продал, ту, под леопарда.

— Так она же триста пятьдесят стоит.

— Ничего, тебе и навар будет. Глядишь, что-то к вечеру прикупишь. Может, селедки, а? Очень я ее уважаю…

Вика могла бы сказать, что уважать можно человека, а не какую-то там еду. Ее воспитывала бабушка с высшим филологическим образованием, между прочим.

Саньку своего… Тоже по привычке «своего»… Какой он теперь свой! Так вот, Саньку она поправляла обычно, когда он говорил не класть, а ложить или если ударение делал не там. Он не обижался. А этот, Александр, кто его знает, еще обидится… Но отчего-то его уважение к селедке не хотело идти из головы. Такая мелочь, и чего она привязалась?!

День прошел для Виктории как-то бесплодно — она вся была в раздумьях. Точнее, прополз, будто виноградная улитка, оставляя какой-то мутный осадок напрасно прожитого.

Интересно, что Вика ни разу не ошиблась ни в свою пользу, ни в пользу покупателей. Она вообще никогда не ошибалась на работе, будто здесь была совершенно другим человеком, и Саньку это удивляло:

— Как ты, такая рассеянная, несобранная, можешь в торговле работать? Ты же из недостач должна не вылезать!

Но у нее недостачи никогда не было. Тьфу-тьфу! А Санька… Он просто в нее не верил. Ну и что, что невезучая? Люди вон инвалидами живут, и ничего, а у нее все на месте и исправно действует… Можно подумать, она совсем конченая!

Вике захотелось плакать. Но она лишь покрепче сжала зубы и заставила себя думать о хорошем — говорят, есть такое психологическое упражнение. Вспомнить, например, о выезде на природу ранней осенью. Тогда она замариновала мясо, а Санька изогнул под нужным углом металлические прутья, которые потом просто воткнул в землю. И получился такой дежурный мангал… Вот опять! Неужели у нее нет хороших воспоминаний, не связанных с присутствием Петровского?!

К ней сегодня вечером придет мужчина, которому она давно нравится, и можно будет сразу забыть о неверном муже, который с какой-то бабой в это же время… Нет, об этом лучше не думать! Почему-то сегодня мысли о хорошем будто пачкаются, стоит заглянуть в себя поглубже…

Раньше Вика жила с бабушкой в этом же, теперь их с Санькой, доме. Не потому, что она осталась сиротой. Просто ее отец и мать в конце концов разошлись, каждый завел свою семью, и каждый стал тянуть Вику к себе. Она пожила в семье у мамы — с отчимом, потом в семье у папы — с мачехой. Нигде, между прочим, ее не обижали и ничего плохого ей не делали, но именно тогда Вика впервые узнала, что такое одиночество. У нее появилось ощущение, будто она — одна на свете и никому не нужна. И тогда Вика попросила бабушку взять ее к себе.