Бурные страсти тихой Виктории

Она удивилась той легкости, с какой отпустила от себя Саньку, но оказалось, что ее удивление напрасно. Легкости не было, а с каждым днем становилось все хуже и хуже. На нее наваливалась не просто тоска — черная меланхолия.

Почувствовав, что с их отпрыском творится неладное, к Виктории зачастили и отец, и мать. Они притаскивали Вике сладости, дорогущие билеты на какие-то концерты, гастроли известных артистов — она исправно ходила на эти концерты. Сидела в зале и внешне реагировала на выступления звезд так же, как и остальные зрители, но в душе ее было пусто и холодно.

Чтобы отбиваться от опеки близких родственников, она цепляла на лицо дежурную улыбку, а в случае необходимости и бурную радость, но стоило им покинуть ее дом, как Виктория погружалась в привычное состояние отрешенности от мира и нежелания наслаждаться его радостями.

Как ни странно, самое благотворное влияние на нее оказывали вовсе не выходы в свет, а тихие прогулки с Блэком по пустому утреннему парку — наверное, у обоих было похожее состояние. По крайней мере Вика объясняла себе нежелание собаки бегать по парку подобно другим собакам, а вот так, не спеша прогуливаться по ее аллеям, время от времени касаясь руки хозяйки и ожидая от нее легкой ласки.

Она отвечала на его беспокойство:

— Я никогда не выгоню тебя, Блэк, слышишь, никогда!

А по вечерам они вдвоем сидели на крыльце — вернее, Блэк лежал у ее ног — и молча прислушивались: Виктория — к себе, пес — к звукам за калиткой. Она — тщетно ожидая всплеска, отзвука, пробуждения, он — неприятностей, которые может доставить этот непонятный коварный мир, который может ворваться в их жизнь снаружи.

В один из дней ее посетили супруги Стрельниковы, и с их приходом в Викиной жизни будто наметился просвет.

Ольга, как всегда, тарахтела — впрочем, особенно Вике не навязываясь. А Гоша больше помалкивал, но иногда Вика ловила на себе его внимательный взгляд.

— Чем ты занимаешься в свободное время? — спросила Ольга.

— Телевизор смотрю, — пожала плечами Вика.

— Вот еще, телевизор! От тоски он вылечить не может.

— Да с чего ты взяла про тоску-то? Я прекрасно себя чувствую.

— Оно и видно! Вот что, подружка! Тебе нужно придумать себе какое-нибудь хобби! Например, шить или вязать. В универе ты же как-то шаржи на наших преподов рисовала. И на Леопольда, помнишь? Весь курс покатывался. Правда, Гош, ты бы видел! У Витуськи куча всяких способностей, которые ей почему-то некогда реализовывать.

— Да знаю я, — смеясь, отмахнулся Гоша от непоседы жены, — ты что, забыла — мы с Викой в одном классе учились. Она всегда что-то для учителей рисовала, но в художественное училище пойти не захотела.

— Просто я понимала, что моих скромных способностей маловато для того, чтобы стать настоящим художником.

— Но достаточно для того, чтобы стать настоящим полиглотом? Оля сказала, ты все же решила университет окончить?

— Пока более-менее освоила только английский язык. Второй у меня — немецкий, — тут я в свое время дела подзапустила, придется наверстывать.

— Гошик, я скажу Вике? — Сунулась к нему под руку Ольга; она не могла терпеть, чтобы старые друзья говорили о чем-то без ее активного вмешательства.

— Ну, скажи, — согласился он.

— Так вот, Виктория, признаюсь тебе первой — Гоша не считается. У меня будет ребенок!

— Правда, Олька? Ой, как я рада! — Виктория стала ее целовать и вдруг разрыдалась.

Подруга испугалась и принялась ее утешать:

— Ты что, Витуська, тоже хочешь ребеночка? Подумаешь, не найдешь, от кого родить? Глупышка! Если хочешь знать, я и не очень хотела. И когда узнала, что залетела, сначала даже расстроилась. Как бы не пришлось бросать университет, но Гоша сказал, что он лучше еще одну работу себе возьмет, но нас с малышом обеспечит. И мама с папой тоже обещали подключиться.

Потом Вика развеселилась и до самого конца вечера охотно смеялась шуткам и анекдотам Гоши, так что окончательно усыпила их беспокойство. Но когда они ушли, почувствовала облегчение. Створки раковины, в которую она влезла, опять захлопнулись.

Глава двадцать третья

Поскольку будущее Виктории в части материальной внезапно оказалось вполне обеспеченным, она купила себе на кухню маленький телевизор и теперь занималась своими делами, поглядывая в него.

Из тоски она все же стала выбираться, потому что по натуре вовсе не была ни нытиком, ни меланхоликом, к тому же поняла: кроме нее самой, никто ее из омута тоски не вытащит.

Отыскалось для этого и хобби: она стала делать… кукол! Небольших художественных способностей, которые у нее имелись, вполне для этого хватило. Труд лечит, это она испытала на себе. Особенно труд творческий.

Вот и этим вечером Виктория наскоро поужинала и теперь заканчивала мастерить смешного человечка во фраке с прищуренным левым глазом и в залихватски надвинутом на лоб цилиндре. Она назвала его Бобби.

— «…Кровавая драма произошла сегодня на обычной тихой улочке нашего города, Затонной, номер дома восемнадцать».

Вика подняла голову и стала смотреть. Улица Затонная располагалась всего в двух кварталах от ее дома.

— В особняк известного бизнесмена города Леонида Одинцова в отсутствие хозяина ворвались бандиты. Они убили домработницу, которая, по-видимому, пыталась оказать им сопротивление, и похитили трехлетнего сына Одинцова.

Камера съемочной группы телевидения показала высокий забор с камерами слежения у высоких ворот и огромный особняк, больше похожий на феодальный замок Средневековья.

Виктория, всякий раз проходя мимо замка, удивлялась про себя — кому понадобилось такое огромное, нелепое здание? Наверное, в нем легко бы разместился не один десяток семей, а для того, чтобы его убрать, небось требуется целый штат прислуги.

Леонид Одинцов… Что-то знакомая фамилия… Вспомнила! Это же он четыре года назад женился на ее однокурснице Марине. Самодовольной красавице, которая предпочла еще более богатого иностранца и мужу, и маленькому сыну…

«Леонид!» — вспомнила Вика своего нового знакомого. Кажется, совсем недавно он давал ей свою визитку, которую она куда-то сунула, даже не взглянув на нее. О, в тот момент голова ее была занята куда более серьезными личными проблемами, чем фамилия малоизвестного ей человека.

Так и есть. В состоянии едва ли не шока от выходки мужа со стрельбой и его последующими откровениями она машинально положила визитку Леонида в свою сумочку.

Вика достала кусочек белого с золотом картона. Леонид Одинцов! Это он, оказывается, живет в том самом доме. И это его бросила ветреная Марина. Но тогда… тогда украли этого хорошенького смышленого мальчишку, который предлагал ей побыть его мамой, пока у нее не появятся собственные дети!

Еще не понимая, что делает, Виктория стала лихорадочно одеваться. Во что именно, не раздумывала. Схватила первое, что попалось под руку: белую юбку, футболку и босоножки на невысоком каблуке.