Буря и натиск

Крот сплевывает, облизывает губы.

Кузнечики все так же поют в нагретой траве. От их голосов тишина кажется еще более острой, тяжелой.

Ворох поднимает руку, подходя к мертвому эльфу.

– Готово!

Гоблины выходят из укрытий, оглядываются, не опуская оружия. Ржавый ворчит себе под нос. Подпехи подтягиваются к нему, замершему посреди двора. Гвоздемет лейтенант кладет на плечо.

– Все целы? Кто ранен?

– Никто…

– Целехоньки, командир…

– Эти уроды только мазать и умеют. Разведка, так ее растак…

– Отставить! Где Гробовщик?

Крот остановился у развороченного – в буквальном смысле – мотоцикла. То, что лежало под ним, трудно было назвать трупом. Во все стороны разлетелись кости, внутренности, лоскуты кожи, обрывки одежды. Тот, что погиб раньше, раненный в шею, свисал из коляски, словно язык из собачьей пасти, лицо и форма залиты кровью, и она продолжает течь. На нее с гулом слетаются мухи.

Горячка боя проходит, но в ушах какое-то время стоит несильный гул. Крот отпивает из фляжки, брызгает на морду.

Чары Гробовщика смяли, искорежили, изгрызли металл. Мотоцикл точно напоролся на противотанковую мину, причем одновременно сверху на него сбросили чаро-фугасную бомбу.

Появился сам чародей. Шаркающей походкой он выплыл из развалин и направился к Ржавому. Натуральный зомби, подумалось Кроту.

– Живой, колдун? – осклабился лейтенант.

– Да вроде…

Гробовщик остановился, осматривая поле боя.

– В следующий раз будь порасторопней, магик, – сказал Ржавый. – Не на прогулке.

– Да уж конечно, – ответил гобломант, не глядя на командира.

– Гробовщик, ты просто супер, – сказал Шершень, указав на мотоцикл. – Такое сотворить, ой-ей…

Крот присел на корточки, заметив, как то же самое делает Сказочник. Но подпех увидел на земле что-то блестящее, а сержант пытался ослабить давление на вдруг разболевшуюся ступню.

Крот протянул руку и выковырял из земли штуковину – овальный медальончик на обрывке цепочки. Металл потемнел от времени, витиеватая вязь по краям отломилась при первом же нажатии.

Гоблин подкинул находку на ладони, но открывать пока не стал, а сунул в набедренный карман штанов.

– Ворох, Хилый, Шершень – прочешите территорию. Крот – приведи сюда Отвертку и наш драгоценный, курвина холера, груз. Выполнять!

Сказочник посмотрел на разбегающихся рядовых, бросил короткий взгляд на лейтенанта и достал сигарету. Спичка зажглась только с третьего раза. Руки почему-то дрожали – словно у салаги после первого боя.

– Идем, сержант, глянем, что в доме. Гробовщик, прошманайся у жмуриков по карманам – вдруг чего интересное найдется.

Гобломант повел головой.

– Может, им еще гробы сколотить?

На ходу Ржавый обернулся, стаскивая каску. Шальной гвоздь, чуть не пробивший ее несколько минут назад, оставил в металле отчетливую зарубку.

– А что, попробуй! Зря, что ли, тебя так прозвали? – бросил лейтенант.

Сказочник посмотрел на чародея. Взгляд гобломанта не то что бы блуждал, но явно не мог хорошенько сфокусироваться. Сержант подумал, что, пожалуй, кудесник перетрудился. В последнее время в батальоне на него свалилось слишком много работы, а каждый дурак знает, что чароплетение требует хренову уйму сил, которую не сразу-то и восстановишь. Вот и этот – еле ноги волочит.

У самого Сказочника дело обстояло не лучшим образом. Наступать на правую ногу становилось раз за разом больней. Гоблин ощущал, как ступня в месте недавнего воспаления снова сделалась больше, и ругал Ресницу, чьи усилия пропали даром. Не то, видимо, сделал лекарь, не то лекарство дал, не всю заразу вычистил.

Гоблин отправился вслед за лейтенантом, стараясь не демонстрировать хромоту. От боли – хотя гоблины могут терпеть всякую – аж темнело в глазах. В ноздри лез острый запах крови и гари. И это дерьмо, боги свидетели, уже пыталось вывернуть сержанта наизнанку. Тошнота подбиралась к самому горлу, отчего Сказочник только бранился про себя и стискивал челюсти. Отпил воды. Не сильно помогло.

«В кровь пошло. Зуб даю – в кровь пошло», – подумал сержант, входя в недавно подорванное здание.

* * *

Отвертка приветствовал появление Крота радостным уханьем и засыпал его вопросами.

– Бой как бой, – ответил тот. – Ничего особенного…

– Ага, – обиженно протянул Отвертка. – Вам там хорошо было. А я с этой… – Гоблин дернул цепь. Эльфка, сидевшая спиной к кустарнику, подняла глаза и оскалила маленькие зубки. – Смотри, Крот, еще и огрызается. Что твоя кошка! Эх, тварь, проучил бы я тебя. Хворостиной по голому заду – чтобы годик сидеть на нем не смогла. Вставай!

Подпех дернул сильней. Морковка упала, и ее проволокло почти полметра. Несмотря на это, пленница не издала ни звука.

– Полегче, дубина, – сказал Крот, отбирая у Отвертки цепь. – Если мы донесем ее до места назначения с выдернутыми руками и отбитым задом, нас по головке не погладят.

– Kwoggeah! Demmy mak! [16] – сказала пленница, глядя на Отвертку горящими глазами.

– Во, закрякала! Первое слово от нее слышу за сегодня. Думал, что немая, – улыбнулся Отвертка и навел на нее карабин. – Ну, может, отстрелить тебе что ненужное?

16

Скотина! Лапал меня! (эльф.)

– Слушай, отвали! Чего пылишь? – огрызнулся Крот, отворяя ствол. Отвертка тут же выпятил нижнюю губу. – Если какие-то претензии, иди и поговори с лейтенантом. Может, он рассмотрит твои предложения!

Здоровяк повесил оружие на плечо.

– У меня только одно предложение. Пристрелить ее. И сказать, что сама отбрыкнулась. Ну от болезни какой своей, эльфьей. А мы геройски сражались за ее жизнь, но даже Шершень ничего сделать не смог. Вот так.

– Верно. Иди и расскажи Ржавому. Он будет рад.

Крот направился к ферме. Эльфка топала за ним молча, но у самых деревьев, растущих позади руин конюшни, потянула цепь на себя. Подпех повернулся.

– Чего тебе?

Морковка проводила напряженным взглядом Отвертку, прошествовавшего мимо нее, словно громадная баржа.

– Fa!

– Чего?

– Fa!

Пленница смотрела на него, сквозь него, внутрь него. Крот ощутил холод и дрожь.

– Эй, не вздумай дурить! Соображаешь?! Не вздумай! Никакого колдовства!

Эльфка нахмурилась, пытаясь понять.