Буря в бокале

– Узнаю своего друга. Такой же наивный и беспечный.– Добродушная улыбка заиграла на открытом лице Матфея, делая его совсем юным.

– Просто, деньги для меня не самоцель в жизни.– Попытался замять больную тему Винченцо.

– На, держи,– Матфей протянул кожаный мешочек, стянутый тесёмкой.

– Что это?– не веря собственным глазам, воскликнул Вин.

– То, что поможет тебе питаться не одними травами да сухарями.– Заявил Матфей, буквально всучивая в обмякшую руку друга кошель набитый полновесными динарами.

– Нет, извини, но я не могу принять от тебя.– Попытался сунуть обратно деньги Винченцо, хотя и зная, что родители Матфея происходили из знатного рода, в отличие от его собственных, что были обыкновенными фермерами, и нисколько не нуждались, всё же взять денег с друга он, никак не мог себе позволить.

– Бери, давай. Разбогатеешь, потом вернёшь. Не хватало, мне ещё переживать, что ты от голода загнёшься по пути в Пьянтуз. Дорога, знаешь не близкая, если на то пошло лучше всего тебе было бы подождать пару недель, а там поехать на почтовом дилижансе.

– Слишком, долго.– Отрицательно замотал головой Вин.

– Что ж, в таком случае тебе виднее.– Не стал спорить друг его.– Но деньги всё же возьми, я, настаиваю и не отпущу тебя, если ты их не заберешь с собой.

– Спасибо Матфей, дружище. Спасибо тебе за всё! Ты настоящий друг!

Глаза Винченцо вдруг начало щипать, от нахлынувших на него чувств. « Ещё немного и я разрыдаюсь», пронеслась у него мысль в голове. Он не хотел, чтобы кто-то, даже пусть и лучший друг видел его в таком состоянии.

– Да, чего уж там, мы ведь друзья, не забывай об этом.– Матфей тоже пребывал в смешанных чувствах.

– Я никогда этого не позабуду. Поверь мне.– Обнявши крепко своего друга расчувствовавшись, вымолвил Винченцо.

Друзья замолкли. Переживая, каждый по-своему расставания. Матфей, привыкший за два года к соседу по комнате и парте, чувствовал некую опустошенность, будто неотъёмная часть него самого покидала своды академии. А Винченцо, сожалел, что приходиться оставлять своего единственного за восемнадцать лет жизни друга. И ещё, хотя он и не мог признаться, самому себе, что в глубине души, сомневается в правильности совершаемого поступка, и даже страшиться его. Но жребий был брошен и он не собирался отступать и медлить.

Они несколько минут стояли молча без движения, слушая негромкие отголоски ругательств Мархуса, уханье филина вылетевшего из своего дневного укрытия на ночную охоту, лёгкий трепет кроны, впитывая последние мгновения, отмеренные до того момента, когда их дороги разойдутся. Навсегда, ли? Он хотел надеяться, что нет.

– Ну, что пора.– Первым нарушил гнетущую прощальную тишину Винченцо.

– Удачного тебе пути. Пусть Мирус тебя хранит.– Похлопал его по плечу Матфей.

– Спасибо Мат. Смотри, ты-то не забрасывай учёбы.

– Куда я денусь Вин. Предки меня с потрохами съедят, если я не закончу академию.

Друзья привычным плавным движением поклонились друг другу, затем крепко пожали руки. Хорошо, что мы стоим в тени, подумал Винченцо, ему не хотелось, чтобы друг заметил растерянность, нарисованную на его лице, которую, хотя он и не мог видеть, но явственно ощущал. Больше ни говоря, ни слова, он закинул на плечо походной холщовый мешок и деланным уверенным шагом прошёл сквозь арку ворот.

Рассвет Винченцо встретил в пути. Огненный диск солнца, показавшийся на востоке горизонта, неприятно ожёг воспалённые, из-за бессонной ночи глаза сбежавшего студента. Он по природе своей являлся жаворонком, и привык в тёмное время суток, сладко посапывать на кровати, а не накручивать мили на уставшие ноги. Даже будучи приглашённым на вечеринки (что произошло всего одним единственным разом, когда в честь зачисления в академию, новоиспечённые студиозы решили отметить это событие походом в кабачок), Винченцо отказался, предпочтя застолью, крепкий здоровый сон. И, тут, в общем-то, ничего не было удивительного или предосудительного. Люди в сельской местности с наступлением сумерек, как правило, ложились спать, но зато подымались с первыми петухами. А Винченцо всю жизнь прожил на ферме у родителей и не посети их захудалый хутор, бывший проездом маг Сантос, что заприметил в скромном нескладном пареньке способность к волшебству, так бы он, и поныне пребывал там, выращивая фасоль и кукурузу.

У Винченцо засосало под ложечкой, припомнив, какой вкусный пирог из кукурузной муки пекла его матушка. Большой, румяный, только из духовки ещё пышущий жаром. Он никогда не мог утерпеть, чтобы дождаться покуда пирог остынет, и ел его всегда горячим, рискуя обжечь себе губы и рот. Начинённый ягодами абрикоса или вишни, он неизменно удивлял вкусом и занимал почётное первое место в праздничном меню его семьи. Сейчас, то время казалось немыслимо далёким. Чем-то навроде далекого забытого сна. И, это было на самом деле так, Винченцо более не представлял себя за плугом, молотилкой или заготовкой на зиму сена. Нет, он, конечно, планировал вернуться обратно, но уже совсем в иной ипостаси. Совершенно другим человеком. И уж конечно никак не в статусе недоучившегося студента.

Упоминание об академии, острой иглой пронзило сердце. Молодое горячее сердце, никак не могло смириться с неизбежностью расставания с местом, вставшим ему, по сути, вторым домом. Местом, где он обрёл друга и встретил первую любовь. Но, тут же, следом всплывали и другие образы и лица, терзавших его душу, несмотря на огромные прилагаемые усилия по «придушивании» оных.

Упрямо не шли из головы обидные слова, насмешки, что в изобилии награждали его сокурсники. Он, никак не мог взять в толк, почему все измываются именно над ним. Да, он признавал, что слегка не собран, простоват, не так успешен в магии, как некоторые другие. Но, всё же не один он такой, были и другие ни чем не лучше, а то и глупее, рассеяние его. Но, что обиднее всего, довольно часто сами наставники бросали в его сторону едкие колкости. Что говорить деревенским всегда труднее приходится пробиваться «наверх», чем жителям больших городов. А городские существенно превалировали над сельскими в академии, и дело было тут вовсе не в предпочтении брать в обучении жителей второй категории. Всё гораздо проще в городах попросту проживала большее количество людей, нежели в сёлах и деревнях и объехать всех их порой просто не представлялось возможным.

Впрочем, теперь уже всё равно. В который раз в течение пяти-шести часов проведённых в пути напоминал сам себе Винченцо. Теперь эта история, которую он выкарчует жёсткой, сильной рукой, вписав в неё новые рядки, где не будет места слабости и неуверенности.

Винченцо гадал про себя, кинутся ли вдогонку за ним и как скоро это произойдёт, если конечно вообще его станут разыскивать. Он загодя уже продумывал наперёд, как станет прятаться, завидев позади себя столбы поднимаемой пыли, пущенной в след погони и как он будет скрываться в овраге, пережидая, покамест они проскачут мимо.

Или же наоборот воображение рисовала, как его униженного, в путах привезут обратно в академию, как станут над ним там потешаться студиозы, надменно тыкать пальцами профессора, смеяться девчонки. Он представил Матфея, печально качающего головой, показывая всем своим видом, « – Я же предупреждал ненужно этого делать». Но пуще всего он опасался упасть в глазах Марьяны. Вот уж действительно, лучше было вообще сгинуть, чтобы не видеть застывшее на прекрасном лице горькое разочарование.

Но время шло, бывший студент всё дальше удалялся от стен академии, а признаков погони на горизонте так и не появлялось. Не велика потеря! В сердцах восклицал он, « мой уход, наверное, и не заметил никто, а если и приметили, то втихую посмеялись над неудачником, что ж пусть на них». Он пытался запретить себе думать об этом, но всякий раз мысленно возвращался обратно, словно наяву видя ухмыляющиеся лица студентов и преподавателей, скалящих зубы и тыкающих на него презрительно пальцами.

К вечеру он окончательно выбился из сил, зной, и не малое расстояние, пройденное на своих двоих, сказывались на нём, да и аппетит изрядно разыгрался. « Всё привал», сам себе скомандовал Винченцо, « на сегодня хватит маршировать». Заприметив невдалеке от дороги гладкий валун, серым пеньком, торчащим из высокой травы, он потащился к нему.

Нагретый за целый день камень оказался весьма удобным сиденьем и заодно столом. Скатертью ему послужила небольшая суконная тряпица, разложенная на шероховатой поверхности камня меж раздвинутых колен. Бережно извлёкши из походного мешка узелок, он принялся выкладывать нехитрый паёк: маленькая головка сыра, сухари, луковица и несколько морковок. Ещё одна привычка, оставшаяся с прошлой жизни – непременное присутствия в рационе фруктов и овощей. Винченцо поморщился и отложил морковь и лук в сторону. Раз, предстояло начать новую жизнь – придётся отказаться от всех былых привычек.