Буря в песках (Аромат розы)

— Дорогая, это я, Пекос. Твой Пекос, детка. Я никогда, никогда не причиню тебе боль. Разве ты этого не знаешь? Я просто дразнил тебя, Ангел. Мне так жаль, что я напугал тебя. Я этого совсем не хотел. — Его рука утешающе поглаживала ее. — Больше никогда не буду говорить такие глупости, малышка. Никогда.

Ее рыдания ослабли, Анжи сказала дрожащим голосом:

— Я… так… прости, понимаешь, папа часто… он…

Пекос потянулся к ней. Она не сопротивлялась. Он бережно положил плачущую девушку к себе на колени, обнял и прижал к груди. Легонько поцеловав ее в висок, прошептал:

— Ч-ш-ш, дорогая, все хорошо. Обещаю, никто никогда не сделает тебе больно. Даю слово. — Его надежные руки гладили ее дрожащую спину, его глубокий добрый голос утешал ее. — Никогда не подниму на тебя руку, моя драгоценная любовь, никогда. Никто не причинит тебе боль, пока сердце бьется в моей груди, обещаю.

— Пекос, Пекос, — тихонько плакала она, прижимаясь лицом к его рубашке, — ты не знаешь всей правды о…

— Не надо, дорогая, — сказал он, останавливая ее. — Не надо ворошить прошлое. Весь остаток жизни мы проведем вместе. Давай не будем вспоминать о плохом. Тебе теперь не надо ни о чем беспокоиться. Ни о чем. — Его объятия стали крепче. — А знаешь, чем мы сейчас займемся, малышка?

— Ч-чем? — она перевела дыхание.

— Мы отправимся в твою большую теплую ванную, — сказал он и поднялся, держа ее на руках. Проходя через комнату, он прошептал у ее горячей, залитой слезами щеки:

— И мы разденем тебя и положим в горячую воду. — У ванны Пекос наклонился, все еще не выпуская ее из рук и открыл краны. — Потом, — улыбнулся и сел на обитую бархатом скамеечку, удобнее устраивая ее у себя на коленях, — мы съедим наш ужин прямо здесь. — Его руки потянулись к пуговицам на ее корсаже.

Потерев тыльной стороной ладони припухшие веки, Анжи слабо улыбнулась.

— Пекос, ты сошел с ума.

— Возможно, — согласился он и продолжал раздевать ее. — Все равно мы это сделаем.

Когда он опустил ее в горячую пенистую воду, то поцеловал и прошептал:

— Дай мне десять минут, любимая. Обещай, что не убежишь. — Он погрузил палец в мыльную воду и коснулся им кончика ее слегка вздернутого носика. — Я люблю тебя; скоро вернусь.

Анжи весело улыбнулась, когда он вернулся с большим серебряным подносом, нагруженным тонко нарезанной ветчиной, сыром, хлебом, пирожными и бутылкой вина с двумя сверкающими бокалами.

— Могу я обслужить вас, мадам? — спросил он официальным тоном.

— Да, можете, — ответила Анжи, — вы можете раздеться и забраться в ванну. — Она потянулась и взяла с подноса ветку винограда, срывая сладкие ягоды со стебля и отправляя их в рот. Ее покрасневшие глаза округлились от удовольствия.

— Пекос! — Анжи недовольно поморщилась, когда он забрался в ванную с такой прытью, что мыльная вода окатила ее виноград.

Смеясь, он вырвал гроздь из ее рук, обнял Анжи и пробормотал шаловливо:

— Я гораздо слаще, чем этот виноград. — Пальцами приподнял ее лицо за подбородок. — Поцелуй меня.

Анжи пальчиком коснулась его полных губ и вздохнула. Ее рот на минуту прижался к его губам. Оторвавшись, она посмотрела ему в глаза.

— Я люблю тебя, Пекос, — услышал он ее шепот.

— О, моя девочка, — хрипло отозвался он и нежно поцеловал ее.

Расслабившись, она полулежали в ванне и смеялись как дети, поглощая ветчину и сыр и чокаясь бокалами с красным вином. В кровати Пекос крепко обнял ее и рассказывал о тяжелом дне, проведенном на пастбище, и о своих планах относительно увеличения поголовья скота и ремонта некоторых амбаров и конюшен.

В эту ночь он не занимался с ней любовью. Даже и не пытался. Чуткий и любящий, он понял, что сейчас ее лучше не беспокоить, и сдерживал свои чувства. Таким образом он решил убедить ее: то, что он испытывает к ней, это любовь, а не похоть.

Анжи заснула в его объятиях. Пекос же лежал без сна, и на него отбрасывал тени огонь в камине. Он крепко прижимал к себе Анжи и убеждал себя, что для него не имеет значение ее прошлое. Он любит ее и, всегда будет любить. Вместе они смогут забыть все то, что было с ней «У Хрисана Гузи», то, что какой-то злой мужчина в прошлом бил ее, и то, что она была женой Баррета МакКлэйна.

Глава 33

Жизнь на Тьерра дель Соль изменилась. Мисс Эмили была счастлива, что ее племянник вернулся домой, и разгуливала по большому дому, напевая что-то чистым высоким голосом. Радость добавила краски ее бледным щекам и блеск светло-голубым глазам. Пекос взял за правило каждый день проводить несколько минут в компании своей дорогой тетушки. Эмили, казалось, была больше похожа теперь на его старшую сестру, чем на тетю. Пекос обожал ее и помнил о том, что она всегда была самым важным человеком в его жизни. Если он обещал ей, что они вместе рано позавтракают, она являлась на кухню чуть свет, еще до восхода солнца. И Пекос тоже всегда держал свои обещания, данные мисс Эмили.

Делорес также была счастлива, что Пекос дома, как и мисс Эмили. Словно по волшебству, ужины превратились в настоящие пиры, а сервировка превосходила все ожидания. Отнюдь не по случайному совпадению на стол всегда подавались блюда, которые больше всего любил Пекос. Делорес сновала по кухне весь день, отдавая приказания помощникам и напоминая забывчивым поварам, что Пекос МакКлэйн любит, чтобы мясо было поджарено до хрустящей корочки снаружи, но оставалось розовым и сочным внутри. Если огромный кусок говядины оставался в духовке слишком долго, ругань разгневанной мексиканки разносилась по всем этажам большого дома, а меню мгновенно изменялось.

То же самое творилось и с ковбоями и вакеро, которые работали на огромном ранчо. Большинство работников знали Пекоса еще с тех пор, когда он был мальчиком. Все они уважали его за справедливость и готовность подниматься ни свет ни заря. Работая с ним бок о бок, они давно заметили и полюбили его манеру общения и прекрасное чувство юмора. Не принимая себя слишком всерьез, Пекос также часто бывал объектом шуток. Да и сам подшутить любил, но всегда по-доброму, стараясь никого не обидеть.

Тяжелый изнурительный труд был менее утомительным, когда этот обаятельный молодой человек присоединялся к работникам ранчо. Совершенно не похожий на своего недавно умершего отца, Пекос не выжимал последние соки из своих людей. У него был настоящий талант чувствовать, когда чьи-нибудь руки слишком уставали и не могли выполнить ту или иную работу. И он всегда старался сделать так, чтобы этому человеку предоставили работу полегче. Гордость ковбоя была не затронута, и когда его силы вновь восстанавливались, он испытывал естественное желание вновь усердно работать на молодого МакКлэйна.

С тех пор, как Пекос вернулся на ранчо, здесь было сделано много полезного. Скот согнали в стада ближе к внутренним пастбищам, и животным подвезли тысячи снопов сена. Сотня призовых британских бычков была заказана для стада. Амбары перекрашены и отремонтированы, корали починены, а загоны побелены. Седла перемыли и начистили, сбруи починили, лошадей осмотрели ветеринары, необъезженных мустангов постоянно тренировали.

С возвращением Пекоса все на Дель Соль ожило. Хотя первые три дня он провел в доме с Анжи, все знали, что он вернулся к управлению хозяйством и скоро будет среди рабочих. Сознание этого придавало им силы и желание работать.