Буря Жнеца
Шрифт:
Когда потоки всех свечей слились в единый, расходящийся от него вихрь, он ощутил, что просветляется, избавляется от грязи – жрецы называют это очищением, но что они знают об очищении? Оно не имеет ничего общего с приношениями крови и денег, с постом и самобичеванием и бесконечными песнопениями, от которых немеют твои мозги. Ничего подобного. Очищение, как понимал сейчас Клюв, означает конец.
Все сияло, словно светясь изнутри. Недавно бывшая черной стерня занялась яростным огнем. Камни пылали, уподобившись драгоценностям. Волны света лились во все стороны. Скрипач
Он видел в Бутыле сверкающие волны сырой силы, не поддающийся никакому контролю блеск – но умение контролировать еще придет. Придет.
Капрал Тарр пригнулся в своем окопе, и свет его был плотным, словно железо.
Он видел в людях то, чего не смеет видеть смертный; но он не мог сомкнуть глаз, не мог отвернуться.
Геслер и Буян стояли в золотом огне. Даже борода и волосы Буяна стали совершенно золотыми – дикая красота снизошла на его лицо. Дурень хохотал.
Окружающий мир исчез за мутной закругленной стеной серебристого огня. Едва различимые силуэты – да, он видит приближающихся Тисте Эдур. Они ищут здесь укрытия.
Скрипач понял, что повернулся лицом к стене и уже идет к ней. Потому что некоторые дела важнее всех прочих. Он вошел в серебро огня, ощутив, как тот пронизал тело – не холодный и не горячий, не злой и не радостный.
Он вдруг пошатнулся, заморгав. В десятке шагов сгрудились сотни Тисте Эдур. Они ждут смерти.
Ханради упал на колени, не отрывая взора от неба – половина неба пропала за черной вихрящейся стеной безумия. Гребень волны начал рушиться.
Какое-то движение отвлекло его.
Он увидел малазанина – превратившегося сейчас в белое привидение – белоснежная борода, волосы, отбеленные костяшки пальцев – все блестящее, сияющее. Как и оружие, и доспехи.
Малазанин встретил его взором серебряных глаз, поднял совершенную руку и поманил к себе. Всех.
Ханради встал, отбросил меч.
Воины увидели. Воины сделали то же, что и он сам, они двинулись, и купол серебристого пламени сам двинулся, обнимая их.
Резкий вопль – Ханради оглянулся, увидел, что к’риснан взрывается изнутри – ослепительный миг, и несчастный ведун стал оседающим на землю пеплом…
Клюв был счастлив. Удалось спасти всех. Он понял старого сержанта. Увы, искалеченного мага очищение не приняло. Слишком много частиц своей души тот продал. Остальные… о да, они изранены, полны горечи – ее нужно смыть, и он сделал это. Сейчас нет ничего невозможного. Ничего…
В этот миг упала волна летерийской магии.
Командующий Летера не мог видеть поля битвы, ничего не мог разглядеть сквозь набухшую стену бурно взвихрившейся магии. Ее алчный голод породил сонмы тесных туч.
Едва магия двинулась вперед, исчезла всякая иллюзия контроля.
Командующий – и спрятавшийся
за его спиной Сиррюн Канар – увидели, как все семеро магов оторвались от земли, взлетели в воздух вослед атакующей волне. Они вопили, молотили руками и ногами… затем брызнули струи крови, и разорванные в клочья волшебники пропали в мрачном шторме.Магия содрогнулась и обрушилась на поле.
Затряслась земля.
Солдаты упали. Перепуганные лошади повалились набок, придавив или сбросив седоков. Казалось, весь гребень холма зашатался, просел – и начал обваливаться – солдаты падали, их погребали лавины устремившейся в низину почвы. Разинутые рты, заглушенные вопли, ужас в тысячах глаз…
… магическая стана тоже распадалась…
Клюва придавило невероятным весом, алчным голодом. Но он не желал отступать. Он приказал внутреннему огню выплеснуться наружу, пожирая все свечи, воспламеняя всё.
Друзья, да. Единственные его друзья.
Он понял, что выживание достигается только чистотой. И любовью ко всем ним – к тем, что улыбались ему, смеялись вместе с ним. К тем, что хлопали его руками по плечу, а иногда и взъерошивали волосы.
Ему хотелось еще раз увидеть капитана и, может быть, даже поцеловать ее. В щеку. Хотя он отваживался думать и о чем-то более… смелом. Но он же Клюв, в конце концов. Ему необходимо остановиться над чем-нибудь одном.
Руки охватывают прочно, хотя огонь начал пожирать мышцы плеч. Шеи. Ног.
Он сможет продержаться, пока их не найдут.
Огни так горячи, так сильно обжигают – но боли нет. Боль унесена, вычищена. О, вес остался, он давит. Но Клюв сможет продержаться. Он не позволит уйти братьям и сестрам, тем, кого он любит.
«Мои друзья».
Летерийская магия разбилась, вздымаясь к небесам столпами белого огня, и пропала. Фрагменты волны опадали по сторонам раскаленного купола, глубоко врезались в землю хоботами черных смерчей. Волшебство умерло.
Командующий с трудом встал и тупо воззрился на поле несостоявшейся битвы.
Его солдаты тоже вставали на ноги. Показались гонцы. Один из них – женщина – чуть не столкнулась с Предой, но обратилась к лежащему на земле Сиррюну Канару. Показала рукой на юг: – Высадка! Еще одна малазанская армия, господин! Их тысячи! С реки!
Ветеран нахмурился, глядя на женщину. Лицо ее было выпачкано в грязи, в глазах плескалась паника.
Он снова обвел взглядом поле. Купол оседал, умирал. Но он выстоял. Достаточно долго. – Известите моих офицеров, – приказал он вестнице. – Готовиться к развороту. Быстрый переход к реке. Как далеко? Они уже закрепились на берегу?
– Если пойдем прямиком, господин, встретимся с ними. Да, они высадились, как я и сказала. На реке десятки громадных кораблей! И…
– Иди, чтоб тебя! К офицерам!
Сиррюн поднялся на ноги. Подбежал к командующему: – Но, господин… те, внизу!
– Оставим их треклятым Эдур! Ты желал их измолотить – вот и возможность! Нам нужно отбросить главные силы, и мы займемся этим немедленно!
Наконец мечи и щиты. Битва, в которой солдат может умереть с честью.
Капитан Фаредан Сорт, как и многие оказавшиеся поблизости солдаты, была придавлена к земле яростью его магии. Не сразу очнулась она… когда серебряное сияние запульсировало, умирая… и увидела… белое.