Класс непривычно затих. Пашка испытывал сложные чувства: удовлетворение, с одной стороны, и предчувствие краха – с другой. Его растерянное лицо долго всплывало в моей памяти. Галина Григорьевна, я так думаю, в первую секунду ничего не поняла. Она продолжала стоять несокрушимая, теперь уже под гвоздем, на котором еще не так давно висел портрет. Ситуацию спасла относительно небольшая масса и относительная ветхость рамы примечательного предмета интерьера. Эти факторы позволили репродукции уважаемого ученого расколоться при соприкосновении с головой несчастной.
Постепенно, взирая на валяющиеся вокруг себя осколки, учитель стала понимать, что случилось. Выражение лица Галины Григорьевны менялось на глазах – от недоумения к возмущению. Больше всего ее расстроил факт неуважения к почитаемому в целом мире ученому. Как мог Смирнов поднять руку на выдающегося человека, который так много сделал для него же, Смирнова, для нас всех в этом классе! Еще ее очень возмущало, что ученики, которые войдут в этот класс после нас, никогда не увидят это умное лицо, и она не сможет им объяснить, что был такой нехороший Пашка, который настолько нехороший, что уничтожил самую большую ценность этого кабинета. Этот портрет был преподнесен Галине Григорьевне выпускником школы, а ныне доктором медицинских наук в знак любви и уважения,
а она эту любовь и уважение не сберегла, так как Пашкин поступок разрушил, расколол на части последнюю веру в человечество. Речь учителя биологии была эмоциональной, на этот раз очень связной и красочной. И ни слова о собственной голове и появившейся на ней неслабой шишке. Класс сидел тихо, и всем было стыдно, так как Пашка реализовал то, что хотел сделать каждый.
События разворачивались стандартно: директор, родители, педсовет, родительское собрание. Нестандартным оказался отец Пашки Смирнова: его воспитательные методы носили чувствительно прикладной характер. На следующий день «герой» явился с хорошим фингалом под глазом. Увидев своего нерадивого ученика в таком плачевном состоянии, Галина Григорьевна побледнела, ахнула и сказала: «Как так можно! Да бог с ним, с портретом!», обняла бедолагу, извинилась, что погорячилась, решительно выскочила из школы и направилась к Пашкиному дому. Что происходило дальше – никто не знает, так как свидетелей событий не было, но известно одно: любивший применять эффективные и проверенные методы воспитания отец больше руку на сына никогда не поднимал, хотя тот не раз давал для этого повод. Да и Галину Григорьевну старательно избегал, а если не удавалось скрыться от нее незаметно, то всегда уважительно кланялся, справлялся о здоровье и желал послушных и старательных учеников.
Я продолжала шагать по асфальту, поддевая носком сапога желтые, красно-бурые, оранжевые и ржаво-зеленые листья. Они и вправду были похожи на страницы книги, на которых мелькают имена, смешные или трогательные сцены. Только книгу эту не найдешь в библиотеке, она хранится далеко-далеко в нас, глубоко в сердце, в уголке, где всегда тепло и солнечно. На моем лице блуждала улыбка, так как я очень живо представила Галину Григорьевну со сверкающим взглядом больших карих глаз и раскрасневшимися щеками, окаймленными непослушными прядями волнистых волос. Слегка крючковатый нос и еле заметные усики над четко очерченным ртом придавали ее лицу особое выражение, так что она напоминала встревоженную наседку, высидевшую непослушных, стремящихся к воде неугомонных утят. И то, как она отчитывала крупного дядю, защищая своего провинившегося ученика, было похоже на заступничество самоотверженной птицы.
Только спустя годы я поняла, почему ни у кого в аттестате не было по биологии оценки ниже четверки, зачем мы так хулиганили на уроках и как безобидная, смешная Галина Григорьевна напугала Пашкиного отца. Только годы да шуршание листвы под ногами приоткрыли мне ответы на эти очень непростые вопросы, хотя вполне возможно, что мне только кажется, что я поняла секрет человеческой доброты.
Стихи
Я забрасываю тебя стихами, словно осень листвой.Надеюсь, что они, как листья, укроют тебя собой,Укроют, сберегут, согреют холодной долгой зимой.Я укрываю тебя стихами, словно осень листвой.Я не жалею слов тёплых, образов, ярких картин,Я хочу, чтобы ты в мире этом не был один,Чтобы не ведал одиночества долгой зимой.Когда холодно, особенно хочется услышать: «Я с тобой!»Я с тобой, когда бывает плохо и от проблем передоз,Я с тобой даже в самый неутешительный прогноз.Я забрасываю стихами,Я с нежностью плетуИз листвы, улегшейся коврами,Узор со словом «люблю».
Колдунья
Ослепила, околдовала,Нерва вытянув тетиву,Словно я никогда и не зналаИ не ведала, что не живу,А бегу, подгоняема ветром,Не оглядываясь на вчера,Будто жизнь просто так под запретомИ я та, что сама не своя.Ну а ты всё дождями из солнцаОдеваешь кустарники в мед,Чтобы я всё ж смогла успокоиться,Не заглядывая наперёд.Чтобы золотом вдруг одарённая,Я увидела, что красота,Тобой в городе сотворённая,Обжигает слезами глаза.Гуммигутовым саваном выстлалаТы тропинки, что шепчут листом,А затем поднимаешь неистовоСвои крылья в полете шальном.Вот уже растворилась досада,И размыта печаль моя, боль.И под выстрелы листопадаПтиц прощальный звучит бемоль…
Лист
Вот лист оторвался, затем полетелТак смело, отчаянно, ярко!Подобно порыву запущенных стрел,Без шанса вернуться обратно.Куда он летит? Куда устремилСвой взгляд он, ветру послушный?Что ищет, затратив немало сил,Паря над землёй равнодушной?В
искании счастья? Другой стороны?В искании места укрыться?И мысли мои тревожны, грустны,Несутся напуганной птицей:Сейчас ты оранжевый, свежий, резной,В полёте, как бабочки крылья,Но время пройдёт, и холодной зимойИсчезнут листов эскадрильи.Исчезнет багрянец, исчезнет туманИ запах, от терпкости влажный.Наступит мороза застывший обман —Блестящий, холодный, витражный.И мне в череде бесконечных часовЖдать пору красы превосходства,Ее заколдованных пестрых лесов,Лазурного неба и солнца.
Осенний танец
Я хочу танцевать старый вальс,Закружиться под музыку быстро,Сделать легкий шутя реверансПод финальный аккорд пианиста.Пусть и осень танцует со мной!Этот танец так листьям знакомый.Под Шопена кружатся гурьбойВ такте музыки невесомой.Я хочу танцевать старый вальс!Грустный дождь отбивает ритмы,Серебро раздавая в аванс,Завлекая беспечно флиртом.Ведь так короток век у листвы,Листья осень жестоко срывает,Напоследок даёт от душиВальс исполнить, потом убивает…Потом лужа, грязь, и каблукЧей-то их пригвоздит не робеяПод ритмичный капельный стукИ под стук каблуков по аллее.
«Восемь вечера. Поздний октябрь…»
Восемь вечера. Поздний октябрь.Суета подмосковных окраин.На дорогах машины пестрят,В закоулках выбирая гавань.Пешеходов нескончаемый бегВыполняется нелепой походкой,И взирает надменно Бог,Декорируя в тон обстановку.Он повесил кианитовый свод,Облака запустил из маренго,Беж разлил полосой в горизонт,Лес поставил еловый шеренгой.В бархат чёрный его оделИ коснулся каплей блен-де-блана.Отрешенно всё осмотрелИ добавил немного тумана.Подведя поднебесный итог,Месяц вышил серебряной ниткой,Ветром сделал последний мазок,Ламинируя глянцем открытку.В изумлении я замерла,Восхищаясь божественным смыслом:Люди, небо, машины, земляНа мгновенье в пространстве зависли.
«Уже с клена слетает листва…»
Уже с клена слетает листва,И хоть день до нежности теплый,Осень. Осень в город пришла,Загружая нас новой заботой.Я с тревогою жду холодовБез желанья прощаться с летом,Ведь в плену своих бархатных сновЯ еще в наготу одета.Не успела наряд прикупитьПотеплее да понадежней,Чтоб дождями не заболеть,Когда ветер подует таежный.Уже с клена слетает листва,Украшая собою тропинку.По ковру из листьев прошла,Поймав падающие слезинки.Небу грустно, грустно и мне.Не хочу расставаний печальных.Но с осенними днями вполнеРасставания интегральны.Уже с клена слетает листваВслед за клином в мертвое небо.Попрощаюсь с тобою и я,Мое жаркое, светлое лето.Уже с клена слетает листва…
«Уговори, чтобы не плакать…»
Уговори, чтобы не плакать,Не всхлипывать, что жизнь прошла.Скажи, что это просто слякотьИ я всё так же молода.Ты заслони от бед дождями,Укрой туманом, обнимиИ с малосольными груздямиСтолом богатым удиви.Не закрывай надолго солнце,А вместо листьев пусть янтарьНа землю листопадом льетсяИ загорится, как фонарь.Уговори, чтобы не плакатьИ не скучать о теплых днях,В оттенках серых полумракаУвидеть свет, цветы в камняхИ не роптать, что сожалею,Не сожалеть, что не вернуть,Гулять, как осень по аллее,Вдыхать, наполнив счастьем грудь.