Бычки в томате

— Он этого не понимал, видел только желанную цель, а не дорогу к ней, не оглядывался назад и людей обижал неосознанно. Да, я пыталась его как-то направить, показать иные возможности, но почему-то все никак не получалось. Уж слишком он торопился, постоянно спотыкался о препятствия, которых вовремя не замечал, завел себе врагов…

Она отпила кофе, в глазах ее блеснули слезы. Магда прикусила язык и вопросительно посмотрела на погруженного в чтение господина Мульдгорда. Тот взгляд почувствовал.

— Тут пан Кры…во…пел, — начал он по слогам

— Кшивопелский, — машинально подсказал Стефан.

— …пелски. Аз тут читать. Неизмеримо долго времена писание его возлежать и ожидать. Юлия Варбель реляция не давать. Почто?

Чего у Юлии не было, так это недостатков ее обожаемого панголина. Уж она точно не рвалась с объяснениями, а вела себя невозмутимо и по-деловому.

— Потому, что автор не соглашался внести незначительные изменения, на которых настаивало издательство. И, к сожалению… цензура. Без одобрения цензуры ничего издать невозможно. Я редактировала этот текст, но повлиять на цензуру не в моих силах. Кшивопельский в конце концов книгу забрал и издал ее в Париже.

— Но ранее пан Буцкий опубликовал в прессе фрагменты этого произведения, чуть-чуть подправленные, под собственной фамилией, — ровным голосом заявила Магда, обращаясь к едва видневшейся за окном яблоне.

Юлия молчала. Мажена примчалась с очередным кофе.

— А ведь кто-то предоставил пану Буцкому текст. Интересно, кто бы это мог быть? Кофе, господин инспектор?

— Многия врази! — вздохнул герр Мульдгорд, подавая ей чашку.

Я не удержалась от комментария:

— В Париже выгоднее, чем у нас, таким врагам только спасибо сказать.

— Такой уж он был, — произнесла тихо Юлия. — Совсем ребенок…

Магда не сдавалась:

— А мне вот любопытно, откуда у вас «Бычки в томате», я уже давненько ничего подобного в продаже не встречала. Теперь это раритет.

— Не знаю. Вацлав принес откуда-то… Где-то ему попались, из старых запасов…

Мажена вдруг неожиданно для себя посочувствовала ей:

— Скуповат он был, правда?

— Нет. Просто экономный. Детство провел в бедности…

Я открыла было рот, чтобы возразить, но сдержалась. Зато неожиданно к разговору подключилась молчавшая до сей поры Эльжбета:

— Скажите, Юлия, а полиция вас обследовала? Я имею в виду по медицинской линии?

— Да. Рентген. Оказалось, я в лучшем состоянии, чем думала. Ведь эта трасса… у озера… Я еще удивилась, что столько смогла пройти…

Тут со всей свойственной ей дипломатичностью к допросу присоединилась Алиция.

— А в полиции разве не поднимался вопрос о двух парнях из тургруппы, которые подрались? Может, вы хотя бы случайно что-то слышали? Они меня очень интересуют, так как у всех остальных есть алиби.

— Не знаю. Между собой они говорили по-датски.

— А о сетке вас не спрашивали?

— Какой сетке?

— Той, что с камнем Говорят, она наша, в смысле, польская. У вас сетки не было?

— Не знаю, — беспомощно пожала плечами Юлия. — Вацлав вещи укладывал… А я уже давно по магазинам не хожу, у нас третий этаж без лифта.

Датский гость смотрел, слушал и впитывал в себя информацию…

* * *

Утром следующего дня я поймала Алицию на кухне.

— Никуда я отсюда не уеду, пока атмосфера в доме не очистится и все не вернется в норму, — заявила я категорическим тоном за завтраком — Не буду яйцо! Вроде эта наша «безутешная вдова» и сломалась, только я не верю ни единому ее слову. Может, полправды она нам и сказала, а остальное где?

— Не знаю, где остальное! — раздраженно заявила Алиция и вложила хлеб в тостер. — По мне так вообще может ничего не говорить, но из этого не следует, что все мои гости должны молчать из-за того, что эта фря, видите ли, страдает. Тут я не согласна! Хочет в одиночестве страдать, пожалуйста, но тогда не у меня. Здесь места маловато, и с этим я ничего поделать не могу.

— Ты и так еще здорово держишься, я бы не стерпела. И вообще не понятно, что это мы вдруг такие тактичные стали, а я особенно? Она нам всем голову морочит, в том числе и господину Мульдгорду. Что он о нас подумает?

— То же, что и раньше. Нам его уже ничем не удивить…

— И какого, спрашивается, черта мы эту заразу на чистую воду не вывели? — продолжала я посыпать голову пеплом — Ну, ладно, пусть панголин в ее версии всего-навсего этакий мальчонка шаловливый. Он трогает душу, он ее умиляет, а меня совсем нет, я детей терпеть не могу, но она сама-то? Заразилась от него, что ли? Знать не знала, что мальчонка крадет у нее чужие тексты? Ни в жизнь в такую лабуду не поверю! Прочитала я список Магды, все это Юлина работа. Панголин у нее в лучшем случае на подхвате был и все только портил. Терпения у него не хватало дело до конца довести, хотел все и сразу.

Алиция встала, налила себе кофе, а мне чаю, заваренного заранее, внимательно осмотрела кусок сыра и принесла его на стол, причем у нее тут же возникла ассоциация с одним знакомым живоглотом:

— Даже жаль немного, что не было Мариана. Уж его в тактичности никак не заподозришь.

— Еще как был, — сказала, выходя из ванной, Эльжбета. — Я обычно не вмешиваюсь, но вы обе совсем офигели? Если вода не льется, в ванной все слышно. Могли бы и осторожнее быть в выражениях».

— С чего ты взяла, что был? — удивилась Алиция.

— Заметила. До самой двери дошел, но как увидел полицейскою, тут же слинял. Но ты права, жаль.

Я с ними согласилась. Объесть бы Мариан нас не объел, зато бестактностей нагородил бы с три короба. Предположил бы, к примеру, что это Юлия своего павиана шлепнула. Почему нет? Во-первых, за девками бегал, а во-вторых, денег для нее жалел, даже на черствый хлеб. Техническая возможность отправить на тот свет сожителя не лишила бы Мариана сна, а ее упорное молчание только подстегнуло бы его фантазию…

Через террасу вошел Стефан и спросил, можно ли ему взять с собой вниз кофе вместе с завтраком, так как ему в ателье замечательно работается. Печатает себе на машинке и нагоняет упущенное, а среди нас есть как минимум одна особа, которая должна его понимать. Особа проявила понимание, всучив ему тарелку с тостами и с тем, что под руку попало, добавив даже нож с вилкой. От Эльжбеты он получил кофе и удалился.

— Кофе в кофейнике, — ни к селу ни к городу заявила вдруг Эльжбета, глядя в голубую даль.