Был ли причастен К Радек к гибели К Либкнехта и Р Люксембург
Шрифт:
Зонненфельд-сын в принципе придерживается такой же точки зрения, что и отец, но оценивает материал еще выше, еще грандиознее, чем отец, - в 1 500 000 марок. По показаниям отца (сделанным для облегчения вины сына), сын не хотел растрачивать взятые деньги, а хотел только заработать на материале, а потом вернуть деньги (их встреча состоялась в Ганновере на железнодорожной станции перед бегством сына в Голландию; эти показания отца были сделаны позднее, когда их материал уже не оценивался так высоко).
История об обстоятельствах, сопровождавших убийство Либкнехта и Люксембург, в которой, по утверждению обоих Зонненфельдов, принимал участие и я, по-моему, nакже свидетельствует о том, что оба они патологически ненормальные люди. В противном случае их нужно было бы считать бессовестными преступниками, которые по
Я сошлюсь еще на некоторые высказывания Зонненфельда-сына: о каких-то планах, которые Скларц, Парвус и я составили против Антанты; о его опасениях, что его могут убить при перевозке в Берлин, "застрелить при попытке к бегству". К сожалению, материалы обоих Зонненфельдов попали в руки депутата Давидсона, которого я уважаю, но (мне жаль, что я должен так говорить о социал-демократическом депутате) считаю его малоодаренным фанатиком, склонным к кляузничеству. Давидсон безапелляционно заявил во время предварительных переговоров по выяснению дела, что необходимо считаться с возможностью, когда материал, а также и свидетелей, могут убрать, если скомпрометированным лицам предоставить достаточно времени, и что необходимо срочное разбирательство (свидетелем этого был тов. Гиринг, член Прусского земельного собрания). "Достаточно времени" - для Давидсона это ночь.
2 января в прессе было опубликовано, что Давидсон сообщил в прокуратуру о якобы имевшем место в различных ведомствах уничтожении документов по делу Скларца! Поскольку это сообщение не подтвердилось, то я, к сожалению, и товарища Давидсона тоже отнесу к больным людям.
Далее, хочу обратить внимание на другого активного помощника в разоблачительной кампании - издателя Баумайстера, который в целях лучшей информации всей прессы организовал даже корреспондентский пункт. Потом станет ясно, как типичные мошенничества и спекуляции могут перерасти в политический скандал, за которым на протяжении месяцев заинтересованно следит вся общественность и который наносит самый тяжелый вред нашей партии и правительству внутри страны и за рубежом. Особенно страдают оклеветанные товарищи и их семьи, находящиеся под общим пристальным вниманием.
Если торговец Георг Скларц (не социал-демократ) занимался фальшивыми делами или совершал судебно-наказуемые действия, то это должен проверить суд. Я знаю об этих делах так же мало, как и о других, которыми он занимался или должен был заниматься. Так же мало знал и знаю я о его отношениях с налогоуправлением. Я настолько же мало осведомлен о его делах, как и о делах других знакомых моей семьи, с которыми я поддерживаю дружеские отношения.
Зонненфельд-сын пишет в письме из Гарлема от 20 октября 1919 г. своему адвокату, как он был прямо-таки покорен, когда познакомился с Георгом Скларцом: "Этот маленький человек был для меня героем и оставался долгое время таким бесконечно уважаемым, замечательным". На меня, правда, Скларц при знакомстве такого впечатления не произвел, но я познакомился с ним при обстоятельствах, которые требовали моего внимания к нему. И он будет чувствовать мое внимание к себе до тех пор, пока не будет доказательств, что он - плохой человек, ибо совершал недостойные действия. Обвинений таких уважаемых людей, как Зонненфельды, для меня недостаточно.
Б. Выдвинутые против меня обвинения
I. Мои связи со Скларцом
Со Скларцом я по необходимости общался на протяжении нескольких недель, я имел право посещать его дом, чтобы обедать и в отсутствие хозяина; в его комнате висел мой портрет.
Я в дружбе со Скларцом несколько лет, т. е. с того времени, когда никто, тем более я сам, не думали, что когда-нибудь я стану членом немецкого правительства. Я был у него в гостях, как и во многих других знакомых домах. Я любил общаться особенно с ним, так как я встречал в его доме много выдающихся людей искусства и науки, офицеров, многих знатных иностранцев, которых я слушал и учился у них, что для меня было важно как для политика. Ни в одной из знакомых мне семей такого не было. И я благодарен за предоставленное мне Скларцом разрешение посещать его дом в отсутствие хозяина, ибо тогда я и другие, мои близкие друзья, укрываясь от опасности (нас объявили в розыск и угрожали смертью), не знали, где провести ночь. Ни один из тех, кто выступает сейчас
за Зонненфельдов и обвиняет меня в участии в делах Скларца, ни разу не предоставил мне в критическое время ночлег.Когда в январе 1919 г. я второй раз хотел воспользоваться домом Скларца (то была особенно дрянная ночь), то у дверей дома увидел спартаковцев, ожидавших меня. Но я смог спастись, переждав несколько часов на улице, пока рано утром не уехал на автопролетке к имперской канцелярии. В отсутствие господина Скларца я был в его квартире максимум 5-6 раз. Как и многим другим моим знакомым, я подарил Скларцу по его просьбе свою фотографию со следующим посвящением: "Филипп Шейдеман моему уважаемому другу г-ну Георгу Скларцу. 3 марта 1918 года".
2. Получение продовольственных товаров
Фрау фон Гурланд ежедневно доставляла мне шпиг, масло, колбасу и прочее из войсковых запасов. Кроме того, я получал продукты от Скларца.
Пакеты с продовольствием, которые я получал время от времени от Скларца, были подарками некоторым известным в Берлине товарищам от датских друзей.
Наши старые датские друзья могли связаться с нами только через господина Скларца. В качестве свидетелей я могу указать на товарища из Дании Кизера и на самого господина Скларца. Утверждение, что меня снабжали регулярно и в большом количестве, полностью необоснованное.
А от фрау фон Гурланд я никогда не получал вообще никаких пакетов. В материале в трех местах утверждается (правда, каждый раз в разной связи), что даже присылали "дрожку, наполненную продуктами". В то время в Берлине не было дрожковых кляч, которые бы доставили пролетку до Штегмеца.
Я и другие члены правительства и в Веймаре питались продуктами, доставляемыми Скларцом. В Веймаре все члены правительства (также буржуазные) были против твердых цен в ресторане, оборудованном в замке.
3. Моя причастность к затратам Скларца в Дании
Мой зять Хенк рассказывал мне, что его жена и дети жили долгое время в Копенгагене на деньги Скларца.
Об этом нечего и говорить, ибо это неправда. Летом 1917 г. вся моя семья - мои замужние дочери (их мужья были четыре года на действительной службе) - тяжело заболела вследствие недоедания, а два внука страдали от неудачной прививки от коклюша. Врач порекомендовал последнее спасительное средство - смену климата и хорошее питание, поэтому я должен был искать любой подходящий вариант. Мне помог случай, который привел меня в Копенгаген, где я рассказал о моих несчастьях. Счастливым образом появилась возможность послать в Данию моих больных дочерей и внуков. Один из известных австрийских товарищей снял и уже оплатил для своей семьи маленькую квартиру за городом, которая оказалась свободной, так как особые обстоятельства помешали этому товарищу с семьей выехать в Данию. Эта квартира была предоставлена мне, за что я с радостью ухватился и оплатил ее. Господин Скларц, который тогда даже не знал моего зятя, не участвовал в этом деле ни малейшим образом и, уж разумеется, не истратил ни одного пфеннига.
4. Политическая деятельность Скларца и Парвуса за границей
а) Я ввел Скларца в датские социалистические круги и познакомил его с влиятельными политическими деятелями.
б) Я предоставил возможность Скларцу участвовать в политике. Здесь нет ни одного слова правды. По-моему, в Копенгагене я встречал Скларца только раза два. При одной из таких встреч он просил у меня совета, как ему и Парвусу (которого тогда не было в Копенгагене) следовало действовать лучше в их деле -- они хотели на несколько месяцев поселить сотни немецких детей в Дании (по обмену). Товарищи Бауэр, Эберт и я вместе с нашим другом Кизером в Копенгагене осмотрели на побережье довольно большой отель, нашли его пригодным и этим обеспечили первое место для размещения немецких детей в Дании.
в) Скларц обеспечил мне паспорт на имя профессора Филиппа. Это тоже неправда. Мои заграничные паспорта были выданы согласно порядку, принятому в Министерстве иностранных дел. Речь идет, вероятно, о случае, когда я однажды в Копенгагене для обеспечения моего инкогнито (в целях укрытия от агентов Антанты) записался в книге для гостей в отеле не своей полной фамилией, а использовал только два моих имени, т. е. "Генрих Филипп". Кто мне присвоил титул профессора, я не знаю.
г) Я руководил из Копенгагена переговорами с Лениным и другими;