Быть бардом непросто
Шрифт:
Меня снова пинают, причем так, что я едва не слетаю на пол.
– Эй!
Но этот выхухоль даже бровью не ведет.
– Я ценю ваш юмор, который в данном случае неуместен. – Клиент пытается улыбнуться, и я вижу черные пеньки зубов. А дедок-то не любит врачей.
– Я так понимаю, что вы – барон Монтегью. – Аид откладывает книгу и смотрит на старика.
Удивленно поднимаю брови. Барон? То есть он реально богат?
– Я желал бы остаться инкогнито.
– Разумеется. На, почитай. – Мне в руки суют какую-то книжку, на обложке которой изображен дэймос, разрывающий жертву на куски. Заинтересовавшись,
– Она сказала, что любит меня.
Вчитываюсь в текст, стараюсь сохранять умное выражение лица. Это, конечно, проблема. Сказала бы, что ненавидит, – мужа порадовала бы.
– И вы ей не поверили.
– Она бедна! Хоть и знатного рода. А я богат. Очень богат. – Старик хмурится, опирается на трость всем телом и опускает подбородок на скрещенные руки. – Она уверяет, что любит меня, что ей нравится, как я выгляжу, что говорю. Она не смотрит ни на кого другого. Но я слабею день ото дня. Еда стала для меня – пресной, золото – тусклым, даже дышать становится с каждым днем все тяжелей.
– Другими словами, вы подозреваете, что ваша жена… не человек.
– А ты умен. – Тихий скрипучий смех заставляет меня поморщиться. – Да, светлый. Я думаю, что она – суккуб. И решила уничтожить меня, чтобы потом жить припеваючи на мои деньги. Вы знаете, сколько мне лет?
– Э-э-э… много?
Эльф морщится и тихо вздыхает. Барон пытается испепелить меня взглядом. Все, молчу-молчу.
– Мне всего сорок два! И еще месяц назад я выглядел иначе, темный!
Н-да. Не повезло.
– Если мы согласимся и Фтор станет петь серенады под ее окном, какого именно эффекта вы ждете?
– Суккубы обожают молодых парней. А вы, эльфы, для нее лакомый кусочек. В вас жизненных сил больше, чем в людях. Она не сможет устоять и попробует убить двух зайцев сразу.
– А что, если она так и не проявит свою сущность суккуба?
– Я заплачу три золотые монеты поверх этих двух, и мы разойдемся.
– Что ж! – Кошусь на Аида, ожидаю его вердикта. Я бы взялся. Всегда хотел посмотреть на живого суккуба, да и потом – я уже давно ничего не пел, если не считать той свадьбы, на которой по ошибке в середине пьянки исполнил погребальный молебен. Меня выслушали, прослезились и чуть не прибили, когда осознали, что именно я исполнил. Еле ноги унес. – Мы принимаем ваше предложение. Я составлю контракт, который вы подпишете. Золото при вас?
– Люблю деловых парнишек.
– Не заблуждайтесь, он старше вас втрое, – ухмыляюсь я.
Аид и барон Монтегью подписывают договор, согласно которому я три ночи должен петь серенады под окнами прелестной Мариэтты. И если она клюнет – нас ждет незабываемое шоу.
Также барон обещает покинуть город на три дня, дабы развязать супруге руки. На самом же деле он останется здесь, а точнее – снимет комнату в одном из лучших борделей города. На мой вопрос: «А почему в борделе?» – мне уже никто не отвечает. И барон, и эльф в дальнейшем делают вид, что меня в комнате вообще нет.
Сижу, сочиняю прекрасную серенаду для прекрасной девушки. Передо мной на столе стоит ее портрет. Запасливый барон также принес ее локон, подвязку и корсет – это для вдохновения.
Повертев
все это в руках и оценив пухленькую розовощекую прелестницу, сажусь писать. Аид, когда возвращается в дом (ходил провожать барона), первым делом спрашивает:– Как сочиняется?
– Да так. Пытаюсь поймать волну вдохновения.
– Ну и как? – интересуется он очень мрачным тоном.
– Последняя только что схлынула. Даже не знаю почему.
Светлый вздыхает, закрывает дверь и бросает у камина новую охапку дров.
– Этого надолго не хватит.
– Надолго и не надо. До завтра хватит. А завтра – пойдешь петь.
– А если дождь?
– Ну и что?
– Ты совсем идиот или только притворяешься? – У Аида дергается бровь. А еще светлые ненавидят, когда к ним обращаются без должного почтения. Их это бесит, что меня неизменно радует. – Как я буду перекрикивать раскаты грома? Или предлагаешь залезть на подоконник и орать серенаду в открытое окно?
– Надо будет – залезешь. Десять золотых на дороге не валяются.
– Пять. Вдруг она не суккуб? Ты только посмотри на нее. Где стройность? Где изящность? Что это за колобок с губками? – сую портрет прелестницы ему под нос.
Аид как раз сидит на корточках и помешивает огонь в камине. На портрет он глядит лишь краем глаза.
– Суккубы перевоплощаются, подстраиваясь под вкус своей жертвы. Это-то ты должен знать.
– Прости. Проспал занятие о нежити.
– Оно и видно. Короче. Твори давай. У тебя вся ночь впереди и весь следующий день. И только попробуй лечь спать, не озвучив мне шедевр, – убью.
У меня аж уши опускаются в разные стороны. Ничего себе, как тут кое-кто обнаглел! А в глаз?
…Ладно-ладно. Чуть что, сразу в драку и мораль читать. Если коротко – он уделал меня одной фразой: «Только балакать и умеешь, бард фигов». Теперь задета честь профессионала! Пододвигаю к себе подсвечник с зажженными свечами и отковыриваю оплывшие куски воска. Итак! Приступим. Чувствую, это будет шедевр.
Прошло три часа. Время – десять вечера.
– Я есть хочу.
– Написал?
– Не могу я писать на голодный желудок.
Аид молча встает, накидывает куртку, сует в карман один из золотых и уходит. Мрачно смотрю ему вслед. Мне почему-то становится стыдно.
Прошло еще два часа. Полночь.
Икаю от переедания. А муза все не идет. Я бы даже сказал: она тщательно меня избегает, с визгом удирает по лабиринтам подсознания. Я ее пытаюсь поймать, обещаю много-много любви и счастья, а эта… короче, чего-то у меня не рифмуется ничего. Надо поспать. Завтра еще целый день будет.
Проходит еще час.
Прикладываю к фингалу золотой. Душу греет то, что лечение у меня ну очень дорогое. Спящий светлый нервирует и навевает желания одно другого ужаснее: расчленить, поджечь, треснуть табуреткой между ног… Ладно, последнее, пожалуй, слишком жестоко. Жуть! Я же пацифист.
Три часа утра.
Я люблю тебя, любовь моя,Люблю, любя, так как, тебя.Люблю, блюю… блю… гм… н-да.Отодвигаюсь от стола и пытаюсь понять, какого хрена я вообще так напрягаюсь не пойми из-за кого и для чего. Накатаю, что попроще, и сойдет!