Быть единственной

Но надо было подниматься, привести себя в порядок, разогреть ужин Володеньке.

«А ну как Вадимка ему позвонил или они где-нибудь встретились? – испугалась Маша. – И Володенька мне сейчас начнет высказывать? И ведь много выселковских на заводе работают, могли видеть, как я ее… Вдруг передадут? Специально ждать станут, у дома там или прямо на остановке».

Передать грязную сплетню по назначению – в этой эстафете жителям Выселок не было равных. Нашептать, что, мол, твой – или твоя – гуляет – ты того, примечай получше… Это они умели! Чтоб потом прислушиваться, как скандалят и бьют посуду соседи… Лучшего развлечения местные не знали и знать не желали.

Не решаясь даже представить, как она будет объяснять Володе свои последние подвиги, Маша плюхнула на плитку сковороду и принялась жарить сосиски с картошкой. Не бог весть что, но лучшего она приготовить не успевала.

Володя пришел вовремя, спокойно поздоровался, спросил, как Маша себя чувствует, и сел ужинать. С Машиных плеч как гора свалилась – ничего не знает, ничего! – и она сделалась с сыном очень нежна. Вот он-то ее не покинет! Хоть и не похож он на нее так, как Вадим, а все-таки он лучше. Мать больше ценит.

Ночь Маша проспала спокойно, хотя, кажется, видела во сне, как истово лупит эту курву пирожками. А та-то от Маши драпанула, у-у! Но вот утром… Как показаться на работе после такого? До старшего сына не дошло… А до заводского начальства? А, как-нибудь… Скажу: «Она к моему сыну на шею вешается, проходу не дает…» Наглая, наглая!

К проходной Маша подошла решительной походкой – настолько, насколько позволяли давно не слушавшиеся ноги. Она расписалась, стараясь не смотреть в лицо сменщице, во всех полагающихся бумагах и журналах и села на тонконогий стульчик, застеленный в четыре сложения чьей-то старой клетчатой шалью. Ничего особенного пока не произошло. Через полчаса пошли конторские, и тоже вроде никто как-то по-особенному на Машу не глядел, ничего не говорил, не посмеивался. Через некоторое время стали проходить по пропускам командировочные, курьеры – все как обычно. Маша уже начала думать, что ее вчерашнему рукоприкладству хода не дали. Ну да, она же с собственным сыном сцепилась, поучила его по-матерински… Кому какое дело? А девка… Ну, командировочная какая-то, сегодня есть – завтра не будет.

Но за полчаса до обеда к ней подошел начальник охраны, что случалось довольно редко – только если на завод приезжали важные гости.

– Марь Степанна, – сказал он как бы между прочим, – в кабинет главного инженера подойдите, пожалуйста.

У Маша от недоброго предчувствия сжалось сердце.

– А чего это? – поджала она губы.

– Вам там все скажут.

– И чего это я там не видела? – тихо, но так, чтобы слышал начальник, пробормотала Маша, но подчинилась: куда ж денешься?

Ей здесь пенсию получать, одно это и держит.

Контору она знала плохо – только бухгалтерию и кассу. Но кабинет главного инженера нашелся быстро. Даже слишком быстро.

В кабинете находились сам главный инженер, которого Маша хорошо знала в лицо, освобожденный профорг, сухопарая дамочка в трикотажном костюмчике, и еще какой-то незнакомый интересный мужчина с седыми висками. Все они сидели во главе длиннющего стола. Когда Маша вошла, они замолчали на полуслове. Главный слегка откашлялся.

– Присаживайтесь, Мария Степановна, – пригласил главный инженер, попутно зачем-то роясь в ящике стола. – Нам нужно задать вам несколько вопросов.

Профорг, напротив, смотрела на нее широко открытыми глазами, словно ожидала, что Маша вскочит на стол и отчебучит какой-нибудь диковинный танец. Седовласый, как заметила Маша, взял в руку самописку, а перед ним лежал листок бумаги. Думать, что это значит, Маша просто боялась.

– Та-а-ак, – продолжил главный. – Вы ведь сегодня дежурите, да?

– Да, – едва разжимая губы, ответила Маша.

– Погромче, пожалуйста. А вчера вы на работе были?

– Нет, я вчера не работала. Я сутками работаю.

«Мы работаем с утками, с курами и с гусями», – любили шутить дежурные.

– Но на заводе вы были? – решила уточнить профорг.

«Эк из далека заюливает, змея!»

– Я к сыну заходила, пирожки ему принесла, – с достоинством пояснила Маша.

Главный инженер несколько судорожно вздохнул – это даже Маша услыхала.

– Так, а что за инцидент имел место во дворе в обеденный перерыв?

Маша молчала, глядя в потолок. В кабинете повисло натужное молчание.

– Ответьте, пожалуйста, Марья Степановна, вы в нем участвовали?

– Не знаю, что вам тут наговорили, – процедила она и подумала: а кто этот седой-интересный?

Главный опять нервно вздохнул:

– Нам наговорили, что вы напали с побоями на сотрудника нашего кабэ, потом, когда вас пытались унять, бросились с кулаками на рабочих, нецензурно их оскорбляли… Нагрубили фельдшеру, которая пыталась оказать вам медицинскую помощь… Что вы скажете по этому поводу?

– Никого я не била, – едва разжимая губы, проговорила Маша. – Я с сыном разговаривала.

– Ну, сына я вашего там даже не видел, хотя я его хорошо знаю, а ругань вашу даже тут слышно было.

– Да уж, – передернула плечами профорг, – такой дикий мат стоял!

Они опять помолчали.

– Так зачем же вы напали на Анастасию Александровну? – повторил с нажимом главный инженер.

«Это сыкуху-то по имени-отчеству звать?!» – внутренне ахнула Маша.

– Ни на кого я не нападала, – повторила она тихо. – Я с сыном со своим разговаривала.

– Извините за вопрос, уважаемая Мария Степановна, – наконец заговорил седой, – а вы алкогольными напитками не злоупотребляете?

– Я пьяная не была, – гордо вскинула голову Маша.

– Я знаю, что не были, – мягко отозвался седой. – Это подтверждает ваш медработник. Я вообще спрашиваю: не злоупотребляете? – Голос у седовласого был воркующий, успокаивающий и очень добрый.

– У нас вообще семья непьющая, – решила окончательно убедить его Маша.

– А что же вас побудило подойти к этой девушке? Вы ее знаете?

– Наглая она, – чувствуя, что готова заплакать, заявила Маша.

– Значит, знаете?

– Она к моему сыну липнет, – вскинула подбородок Маша.

– Липнет? К ва-ше-му сыну? Она?! – скривившись в недоверчивой мине, произнесла профорг. – Да вы знаете, кто она? Она дочка замминистра нашей отрасли!.. А кто, простите, ваш сын?

– Галина Викторовна, пожалуйста, – вступил главный инженер, – у нас все люди равны.

– Да, социально равны. Но к сожалению, не по воспитанию, – фыркнула профорг и стала пялиться в окно.