Быть или казаться?

Бесконечно опасен крик в педагогике. В одном газетном очерке с восторгом описывался знаменитый тренер, работающий с детьми и подростками. Автор писал, что сей мастер своего дела бывает несдержан и грубоват. Говорилось об этих качествах его натуры как о гранях самобытного таланта.

Если педагог не обходится без крика, значит это плохой педагог. Мой собственный педагогический опыт говорит мне об этом. Однажды я не смог совладать с большой незнакомой аудиторией, которой читал хорошо подготовленную лекцию, — зал шумел. Я повысил голос. На мгновение стало чуть тише. Потом снова шум. Я заговорил еще громче. Опять минута относительного внимания, и снова шум. Я заговорил уже не «форте» — «фортиссимо». Тот же результат! Мои голосовые возможности были исчерпаны, а тишины и внимания я так и не добился.

Став опытнее, я узнал: если класс, студенческая или иная аудитория шумит, надо говорить не громче, а, наоборот, тише. В зале возникнут островки внимания. Те, кому интересно узнать, а что все-таки там говорят? — сами заставят замолчать соседей. Внимание разольется по залу. Мне часто приходилось выступать в школах. Я почти всегда знал наперед, каким окажется общение с юной аудиторией — раскованным, радостным, творческим или напряженным и тягостным. Важнейший признак — звучат ли в вестибюле и коридорах громкие окрики педагогов, или все пожелания, замечания, требования высказываются спокойными голосами. Школа, где по ушам бьет крик, как правило, плохая школа…

Существует распространенное заблуждение, что крик, мол, полезен здоровью того, кто кричит. Я недавно слышал от одного заслуженного человека, что у него-де, если он не выкричится, поднимается давление. С научной точки зрения это полная ерунда. И не потому среди людей воспитанных и тихих встречаются гипертоники, что они не позволяют разряжать себя криком, а потому, что на воспитанных и тихих чаще орут невоспитанные и дикие. Это не значит, что страдающей стороне нужно изменить свой образ поведения. Менять его должны крикуны.

Мне скажут: кричат не только плохие, несостоятельные работники — умелые и способные тоже порой кричат. Крик-де иногда заставляет сделать то, что без него не делается. Что ж, допускаю. Но как это делается и какой ценой? Убежден, крик всегда исключает вдумчивость, сообразительность, спокойный и квалифицированный обмен мнениями. А это непременные условия верного стиля сегодняшней усложнившейся работы. По старинке, абы как, еще можно работать с криком. На современном высоком уровне — нельзя.

Так как же все-таки нам справиться с криком? Не знаю! Но уверен: оскорбительный крик — субстанция хоть и менее материальная, но не менее вредная, чем, скажем, вещества, загрязняющие атмосферу. Мы боремся с загрязнением воздуха, с опасными для здоровья производственными и бытовыми шумами. Это правильно и необходимо. Но крик, прямо направленный на человека, бьющий его по самолюбию, по душе и сердцу, опаснее во сто крат…

Инженер Н. пока еще на инвалидности. Виновник, пусть отчасти, его болезни на своем месте. Кричит на подчиненных? Говорят, реже. И иногда даже сам переходит с крика на нормальный голос. Дается ему это с трудом. Скверные привычки переламывать нелегко.

У многих из нас перед глазами примеры, как складывается такой тип поведения: бесполезный для дела и безусловно вредный для окружающих. Однако еще важнее, чем проследить истоки такого поведения, приостановить его: снизу или сверху. Общими усилиями. Спокойным отпором. Выступлением на собрании. Если надо, приказом сверху.

Но главное — разоблачать крик и крикунов в глазах общественного мнения. Показать, что крикуны кричат часто для того, чтобы произвести впечатление людей волевых, решительных, требовательных. За криком может прятаться неуверенность, страх, что приказания, отданные обычным тоном, выполнены не будут.

Леонид Ильич Брежнев в книге «Малая земля» пишет:

«Если даже человек ошибся, никто не вправе оскорбить его окриком. Мне глубоко отвратительна пусть не распространенная, но еще кое у кого сохранившаяся привычка повышать голос на людей. Ни хозяйственный, ни партийный руководитель не должен забывать, что его подчиненные — это подчиненные только по службе, что служат они не директору или заведующему, а делу партии и государства. И в этом отношении все равны. Те, кто позволяет себе отступать от этой незыблемой для нашего строя истины, безнадежно компрометируют себя, роняют свой авторитет».

Крик — маска профессиональной некомпетентности! Отсталости. Понимать это очень важно. Бороться с тем, чем порождено это явление, еще важнее.

Осторожно: слово!

Статья о крике, предыдущая глава этой книги, после того как была напечатана в газете, вызвала много откликов. Немолодая женщина, крупный ученый, рассказала такую историю:

«Я переходила площадь, меня толкнул какой-то пьяный, я упала на колени, поранила их, и из ран по ногам потекла кровь ручьем. Я зашла в ближайшую поликлинику и сказала сестре: „Пожалуйста, окажите мне первую помощь“. Она вежливо направила меня в хирургический кабинет. В кабинете за столом сидела величественная дама: хирург и главный врач поликлиники. Я сказала:

— Я в крови. Пожалуйста, окажите мне первую помощь.

— С половины третьего! — железным голосом ответила она.

Часы показывали два.

— Но ведь у меня кровь течет, помогите мне!

И тогда она не крикнула, а спокойно сказала:

— Выйдите отсюда!

Я, конечно, вышла. Я плакала.

Вы правы, — пишет она дальше, — сравнивая травму, нанесенную криком, с ударом ножа. Но, как видите, такой удар можно нанести и без крика. Нормальным голосом».

К врачу пришел человек, чтобы он врачевал его телесную рану, а он нанес ему рану душевную.

И я подумал, как, увы, часто наносятся раны словом.

Вы набираете номер телефона. Вам отвечают:

— Слушаю.

Вы говорите:

— Попросите, пожалуйста, Алексея Петровича.

Вы ошиблись и попали в другую квартиру. Как должен звучать нормальный ответ в таком случае? «Вы ошиблись номером». Так отвечают вежливые люди. Очень вежливые: «Вы, к сожалению, ошиблись номером». Но нередко вы слышите: «Здесь таких нет!» Так и тянет спросить: «А какие есть?» и грубое продолжение: «Глядеть надо, когда набираешь!» Пустяк, конечно, но настроение испортить вполне может.

Мы решили купить телевизор. Много лет обходились без этого непременного предмета современного быта. Я был несколько растерян. По-видимому, наивные вопросы человека, который последний раз имел дело с покупкой телевизора лет двадцать назад, привели молодого продавца в раздражение. Он отвечал с ироническим превосходством. Может быть, его досаду вызвало то, что я покупаю не дорогой цветной телевизор, а маленький черно-белый.

Телевизор был выбран. Но на улице лил проливной дождь.

— Можно оставить телевизор здесь на 15–20 минут? — спросил я. — Сейчас подъеду на такси…

— Платите деньги и уходите хоть на все четыре стороны! — ответил продавец.

Почему? За что? Разве не проще было ответить одним словом: «Пожалуйста!» Или, если по правилам телевизор на короткое время оставить нельзя, сказать: «К сожалению, это не разрешается».

Раны от слова вызываются не только грубостью, а часто необдуманным обращением со словом. Журналист описывает внешность героини очерка девушки-строителя: «Милое лицо все в веснушках, острые, неровные зубы!» И веснушки и неровные зубы — подробности облика запоминающиеся. Они могут быть милыми, но не в таком описании. Вряд ли этот очерк принесет радость его героине.