Быть невесткой
Шрифт:
— Неспокойно ей, и голос мой не помогает. Надо уже по имени обращаться, чтобы понимала и слушала, что ей говорят, — предложил он.
— Как хочешь обращаться?
— Ласково как-нибудь и мягко. Может, Олюшка?
— Ольга Владимировна?
— Не подходит. Оля ничего, а вот Ольга грубо звучит. Что там ещё есть со звуком «ль»? В имени должна быть эта буква.
— Почему?
— Потому что у Лены и Алёны это есть. Ле, лё, Люда? Нравится?
— Людмила? Сложное имя, кто-то будет говорить Люда, кто-то Люся, кто-то Мила.
— Ульяна. Уля. Как тебе Ульяна Владимировна?
—
— Я и не хотел.
— Точно? Они тоже со звуком «л», всё как ты хотел. Не думал, как твоя мама обрадуется маленькой Аллочке?
— Точно нет. Не хочу, чтобы она любила одну внучку больше, а мама бы точно начала выделять свою тёзку. Тогда Алёна будет чувствовать себя неродной, нельзя этого допустить. А ты что предлагаешь?
— У меня идей нет. Можно посмотреть, какие именины в тот день будут.
Так мы и сделали, но нам ничего не понравилось, и решили подождать до родов.
Кстати о них.
У меня не было тренировочных схваток до 39 недели.
Мы ждали, что вторые роды пройдут быстрее и рассчитывали, что и ходить я буду ровно до срока ПДР, поэтому под конец я уже была на взводе, чувствуя усталость от своего положения.
Наверное, это и было моим наказанием за нехорошие мысли о том, что может случиться с мужем, и как делить его квартиру.
Я перехаживала, все волновались, злили меня вопросами о самочувствии, и когда после 41 недели мне предложили лечь в стационар, мы согласились. Кажется, Вова даже обрадовался, что меня не будет дома, а я…
Да я бы уже на всё согласилась, потому что разваливалась на части, не могла ничего сделать, мне хотелось только кричать, как я устала, но приходилось сжимать зубы, чтобы не пугать Алёну. Видит Бог, я любила и люблю эту девчонку, она у нас замечательный ребёнок, но у меня почти не осталось сил, чтобы терпеть её активность и болтовню, а она как назло решила, что мамочка нуждается в её внимании.
Короче, я была готова уже сама себе скальпелем без анестезии сделать аккуратный разрез под животом и вытянуть ребёнка и уже потом отдаться в руки врачей, чтобы заштопали меня, лишь бы поскорее престать быть настолько тяжёлой и беспомощной.
Странно, но переживаний, что что-то может случиться с малышкой или со мной, у меня не было.
Я знала, что мы с ней будем в порядке, и проблема заключалась лишь в том, как меня бесило это подвешенное состояние.
Выписали меня через пять дней. И встречали из роддома с уже названным младенцем.
Дополнительного обсуждения не было, и мнением родственников мы не интересовались.
Через три часа после родов гордый дважды отец по телефону сказал:
— Восьмого апреля именины у Юль. Берём?
— Берём.
На апрель месяц я была тридцатишестилетней мамой двух дочек и хозяйкой двух квартир.
Ай да я, ай да молодец!
Пофигистка
Со вторым ребёнком проще. Конечно, если не прошло слишком много лет, и вы не забыли, что и как делали с первым оказавшимся у вас на руках младенцем.
Я вот не забыла.
И всё бы было идеально, если бы мы с Вовой, организовавшим
себе пять дней отпуска, чтобы помочь мне после выписки из роддома, концентрировались только на Юле, но опыт означал то, что у нас был ещё один ребёнок. Он был больше и самостоятельнее, но также нуждался в нашем внимании.Зато у меня не было возможности париться о чём-то ещё.
О моём весе.
О порядке в доме.
О готовке.
О мнении окружающих.
То есть я обо всём этом думала, отмечая, как выглядит моё тело, каждый день протирая все поверхности, которые взаимодействую с моими детёнышами, готовя ужины для мужа и старшей дочери, и стараясь следить за своей гигиеной, не выходить гулять с коляской неумытой. Но не реагировала на всё так сильно, как это было в год первого материнства.
В таком темпе пролетело три с половиной месяца, у нас более-менее сложился график, по которому мы все жили, и я начала приходить в себя и интересоваться чем-то кроме детских забот.
Например, отправляла Алёну с Вовой на дачу, ложилась на диван, устаивала на себе сверху Юлю и смотрела развлекательные шоу по телевизору.
Лежать и смотреть телек я могла бы и в другие дни, пока муж на работе, а старшая дочка в саду, но в будни всегда находилась куча дел вроде стирки, глажки, влажной уборки и заготовки домашних полуфабрикатов. А по выходным балдеть, сбагрив из дома двоих из трёх самых любимых тобою существ, особенно приятно.
А потом Вова отвёз меня и детей к моей маме. Она и дядя Миша общались с внучками, а я в перерывах между кормлением грудью занималась своей студией.
На мою удачу Николай улетел по каким-то своим делам, так что на целую неделю Маша посвятила всю себя мне.
Вова сразу вернулся домой, потому что ему надо было зарабатывать, чтобы обеспечить своих женщин. Его можно было бы пожалеть, но больше он уставал не от работы, а он нас, ведь хоть и говорил, что скучает, но судя по голосу и свежему лицу по видео-звонкам, без малышни под боком он чувствовал себя здоровым и бодрым, сладко высыпаясь, пока живёт один.
Но вторая часть отпуска у мужа всё же была. Он взял пять дней, когда поехал за нами, и успел съездить с дядей Мишей на рыбалку, пожарить шашлыки на даче у Маши и Николая, и в последний раз заглянуть в квартиру, где жил со мной, пока мы не переехали.
Я тоже простилась со своей собственностью, которая долгое время была моей главной гордостью, оформив на маму доверенность, чтобы не пришлось приезжать на сделку, когда найдётся покупатель.
И мы поехали домой.
— Тебе не кажется, что я стала пофигисткой? — проанализировав последние месяцы, задалась я вопросом.
— Нет.
— Уже не так парюсь из-за ерунды. Как ты можешь этого не замечать?
— Пофигистка не будет злиться за то, что я этого не заметил, — вывернулся Вова.
И мне пришлось промолчать, чтобы доказать своё утверждение.
Но дорога длинная, и через двадцать минут муж спросил:
— А какая у нас есть ерунда?
— Не поняла, про что ты.
— Ты сказала, что больше не паришься из-за ерунды. А из-за чего ты парилась раньше?
— Моё тело, любые покупки, домашние обязанности, чужое мнение.