Быть Руси под княгиней-христианкой

— К нам приближается тридцатитысячное войско Эль-мерзебана Мохаммеда. В нём пять тысяч дейлемитов, уцелевших в прошлой битве, семь тысяч дейлемитов, прибывших с его братом Али с берегов Аракса, около десяти тысяч нефатских кызылбашей и примерно столько же мусульман, добровольно откликнувшихся на провозглашённый Мохаммедом джихад — священную войну против неверных. В долине Бердаа войско Эль-мерзебана может появиться через двое суток.

— Пусть появляется. Посмотрим, скольким счастливцам удастся выбраться из долины обратно, — ответил Олег.

Столица Аррана и вся долина Бердаа замерли в тревожном ожидании надвигающихся грозных событий. И однажды под вечер сразу на двух ведущих с юга в долину дорогах появилась конница дейлемитов.

6

Спокойствие младшего брата бесило Мохаммеда, и в конце концов он не выдержал. Ещё бы! Когда у него всё кипело внутри от ярости и злобы, тот как ни в чём не бывало наклонился с седла, сорвал яркий придорожный цветок и, вдохнув его аромат, безмятежно улыбнулся. До него до сих пор не дошло, что случилось сегодня утром. Придётся объяснить.

Огрев коня плетью, Мохаммед догнал ехавшего впереди брата, загородил ему дорогу. Вырвал из его руки цветок, швырнул на пыльную обочину.

— Нюхаешь цветочки? Улыбаешься? Или не понимаешь, что произошло сегодня? — прошипел он. — Воевода Олег до этого дважды разбивал меня, а сейчас разгромил нас обоих. Десять тысяч русов и викингов победили тридцать тысяч воинов халифата. И не просто победили, а обратили в бегство и гнали, как стадо баранов, до тех пор, покуда их кони не стали валиться с ног от усталости. Мы явились в долину с огромным войском, а покидаем её с величайшим позором! И ты после этого смеешь рвать цветочки?

Али с сожалением посмотрел на валявшийся в пыли цветок, вздохнув, перевёл взгляд на брата.

— Вижу, ты чем-то взволнован. Уж не той ли стычкой с русами, что случилась под стенами Бердаа? Если да, напрасно — она не стоит твоих переживаний.

Мохаммед от изумления едва не выронил из рук поводья.

— Ты сказал — стычкой с русами? Да ты хоть видел, что поле сражения было завалено горами трупов наших воинов, а земля не успевала впитывать кровь раненых? Перед битвой долина была зелёной от травы, а после сражения стала красно-белой от покрывших её шлемов кызылбашей с их белыми тряпицами с красными лоскутами. А сколько наших воинов изрублено во время преследования?! Мы потеряли не меньше трети войска!

— Войска? — вскинул брови Али. — Как мне послышалось, прежде ты упоминал об устлавших долину трупах кызылбашей. С каких это пор вонючие нефатские дикари стали для тебя воинами? Мы потеряли в стычке с воеводой Олегом ровно столько воинов, сколько пало в ней дейлемитов. Об остальном сброде, явившемся под наши знамёна ради ожидаемой богатой добычи, не стоит и упоминать — сегодня русы уничтожили одни толпы любителей лёгкой наживы, завтра к нам явятся другие, ещё многочисленнее.

— В этом ты прав, — согласился Мохаммед. — Но даже дейлемитов мы потеряли три тысячи. Сколько я поставил их в центр атакующих кызылбашей для придания им уверенности в бою, столько их и легло, пытаясь остановить русов и викингов, когда кызылбаши не выдержали вражеского удара и бросились наутёк. Даже в этом случае мы лишились трети войска, а это в нашем положении немало.

— Ты не прав, Мохаммед, — возразил Али. — Это ничтожно малая цена за нашу будущую победу, ключ к которой теперь в наших руках. А его мы приобрели в результате сегодняшней стычки с воеводой Олегом и... и нашего отступления. Отныне мы знаем слабые стороны русов и воспользуемся ими в следующем сражении, которое станет решающим в войне за Арран. Оно обязательно завершится нашей победой, брат, и начало ей положено сегодня.

— Али, я вижу, что длительное пребывание в Багдаде пошло тебе на пользу как философу, но не как полководцу, — с иронией заметил Мохаммед. — Иначе бы ты знал, что наличие у противника слабых сторон и возможность использовать их в собственных целях — далеко не одно и то же, а поэтому знание их вовсе не является ключом к победе. Ибо слабые стороны имеются и у тебя самого, и зачастую из-за них ты настолько уязвим и скован в действиях, что тебе не до слабых сторон врага, хотя ты прекрасно осведомлён о них. Я уже не говорю о том, что иногда дальновидный и способный на разумный риск полководец сознательно ослабляет в чём-то собственное войско. Он усилит другие его качества, именно те, которые для достижения победы будут иметь гораздо большее значение, чем отсутствие прежде у его войска слабых сторон. Но если ты заговорил о слабых сторонах русов, скажи, в чём, по-твоему, они заключаются?

— Их несколько, и в первую очередь я отметил бы три из них. Малочисленность, что не позволяет им перенести наступательные действия за пределы долины Бердаа и вынуждает сделать своим оплотом только столицу Аррана. Разноплеменность их воинства, что даёт нам возможность вбить клин вначале между аланами и лазгами, с одной стороны, и русами с викингами — с другой, а затем между русами и викингами. Но главная слабость воеводы Олега в том, что он считает главным своим преимуществом перед нами и первопричиной своих побед — его способность нападать на нас с гораздо меньшими своими силами и безбоязненно преследовать наши разбитые войска, удаляясь на значительное расстояние от крепостных стен Бердаа и не заботясь о своих тылах. Ни одна из этих слабостей войска русов до сих пор не была нами использована, а ведь они, особенно названная мной последней, могут и должны стать причиной поражения воеводы Олега.

Эль-мерзебан расхохотался.

— Ты назвал войско русов малочисленным? Но по существу у меня точно такое же по численности войско, ибо настоящими воинами можно считать только дейлемитов. Все остальные, собирающиеся под моими знамёнами, просто сброд — либо неистовые почитатели Аллаха, могущие лучше молиться, нежели держать в руках оружие, либо обычные наёмники, более привычные грабить, чем одерживать победы в бою с сильным противником. Но даже дейлемитов я не могу использовать, как следовало бы — они мне нужны для будущей войны с более опасным врагом — Хусейном. Подкупить вождей аланов и лазгов, чтобы они переметнулись к нам или хотя бы покинули русов, я не могу из-за отсутствия казны. Я уже говорил, что сокровища, спрятанные мной в окрестностях Бердаа при уходе из города, достались русам. Как видишь, при всём своём желании я не могу воспользоваться двумя первыми названными тобой слабостями войска противника. А вот о третьей, которую ты именуешь главной для нанесения русам поражения, я хотел бы поговорить подробнее.

— «Подробнее»? — удивился Али. — Разве я не достаточно всё объяснил? В чём секрет побед воеводы Олега? Зная, что ты никогда не бросишь в бой всех дейлемитов, он наносит в битве сильный таранный удар лучшими своими воинами по наиболее слабой части твоего боевого порядка, громит и опрокидывает его, после чего уже всё неприятельское войско довершает начатый разгром. Именно довершает, бросаясь в преследование, а не просто довольствуется отбитием твоих ударов, как обычно поступают обороняющие крепость войска. Эти два обстоятельства — использование в сражении всего войска при нанесении главного удара и преследование разбитого противника, не оставляя никого в засаде, и значительное удаление от стен крепости при отсутствии защищённого тыла, должны в следующем сражении стать причиной не победы воеводы Олега, а его поражения. Неужели я и сейчас выразился неясно?

— Нет, мне с самого начала было понятно всё, о чём ты говоришь. Однако создаётся впечатление, что ты, будучи участником всего одного сражения с русами, не смог постичь истинной причины их постоянных побед. Отчего, по-твоему, мы проиграли сегодняшнюю битву, свидетелем которой ты был от начала до конца?

— Она проиграна по той же причине, что и предыдущая, — спокойно ответил Али. — Ты желаешь знать истинную причину обоих поражений? Хорошо, я открою её. Сомневаюсь, чтобы при тебе её вслух называли даже твои любимейшие военачальники, однако я твой единственный брат и мне позволительно это сделать. Эта причина — страх твоих воинов, в том числе и дейлемитов, перед русами и викингами, их неверие, что те могут быть побеждены. Вспомни сегодняшнее сражение. Ты начал его, напав на противника тремя тысячами пеших дейлемитов, которых справа и слева прикрывали по пять тысяч кызылбашей. Тринадцать тысяч воинов только в первой линии против врага общей численностью в неполные десять тысяч человек! Чем ответил на это воевода Олег? Он двинул навстречу твоей пехоте пять тысяч пеших русов и викингов и примерно полторы тысячи конных аланов и лазгов. Когда эти силы сковали твои, вдвое их превосходившие по числу воинов, воевода Олег навалился на наш левый край ещё тысячью русов, и кызылбаши не выдержали их удара и обратились в бегство. Противник не преследовал их, а ударил освободившимися силами по занимавшим центр нашего боевого порядка дейлемитам. Мне продолжать или тебе неприятно слушать меня?

— Неприятно слушать? Если я смог пережить случившееся, наблюдая за ним, то, что мне твой рассказ об этом? Продолжай, мне интересно слушать человека, который не льстит мне и называет вещи своими именами.

— Дейлемиты, надеясь на подкрепление, продолжали стойко сражаться, и воевода Олег бросил ещё тысячу свежих дружинников на кызылбашей, находившихся справа от дейлемитов. И те бросились наутёк ещё до вступления этой тысячи врагов в бой! Спасая оставшихся в одиночестве дейлемитов от русов и викингов, ударивших с трёх сторон, ты послал им на помощь две тысячи всадников и три тысячи пеших горцев-ополченцев. Однако конница была перехвачена вышедшими из сражения аланами и лазгами, а наёмники, увидев, что тысяча врагов, от которых бежали кызылбаши, теперь движется на них, повернули назад. Тогда я до конца понял положение полководца, вынужденного командовать воинами, ещё до встречи с противником, признавшими себя побеждёнными и мечтающими в битве не о победе, а о возможности как-либо уцелеть в ней. И душевные муки которого усугублялись тем, что он имел под рукой достаточное число храбрых воинов, могущих в корне изменить обстановку на поле сражения, но был лишён возможности ввести их в бой. Я не хотел бы оказаться на твоём месте, брат!