Быт русской армии XVIII - начала XX века
Шрифт:
Побеги продолжались, в то время как правительство довольно медленно проводило в жизнь меры по улучшению условий существования рекрутов от момента зачисления на службу до поступления в полк. При Анне Иоанновне, когда военным ведомством руководил фельдмаршал Миних, появляется указ, требовавший содержать «в добром призрении» заболевших в пути рекрутов. Здоровые новобранцы обязаны были ходить за ними, готовить больным пищу и «над ними присматривать по вся дни, дабы оные люди от голоду и неприсмотру безвременно не помирали». Однако ничего не говорилось о том, где жить рекрутам на сборных пунктах и при следовании их в полки.
Усиленное внимание обратили на положение рекрутов только при императрице Елизавете. Военное законодательство запрещало вести новобранцев более 20–30 верст в хорошую погоду, а «где великие грязи или в жестокий мороз» — не более 10–15. Рекрутов для круговой поруки так же, как и прежде, объединяли — но теперь не по 50 человек, а всего по 8 — артелями, которые в дороге имеют свой котел, готовят пищу. По прибытии рекрутов в полк запрещается выводить их на строевые учения в ненастную погоду, «употреблять» к работам,
Все эти меры были небесполезны, но по-прежнему вопрос с рекрутским жильем удовлетворительно решен не был. В самом конце царствования Елизаветы новобранцы по большей части жили в сырых, нездоровых квартирах. Сообщалось, что рекрутам, «как новым и к тому необыкновенным людям, болезни и самая гибель приключается». Наконец, был издан указ «об отводе» новобранцам во время их следования к месту службы сухих и просторных квартир, что безусловно улучшило бытовые условия рекрутов и уменьшило количество побегов.
Прежде чем мы рассмотрим систему жилищного устройства русской армии в XVIII веке, в двух словах расскажем, где и как жили ратные люди «дорегулярного» периода русской военной истории. Важным источником конца XVII века по интересующему нас вопросу является наказ, данный князю Волконскому, назначенному в Чернигов воеводой. В нем ясно говорится о двух способах размещения солдат и стрельцов: в обывательских домах, то есть в домах гражданских жителей, на постое, и в специально сооруженных казною избах, находившихся в особых слободах. Строились эти избы силами самих ратных людей и должны были соответствовать элементарным нормам санитарной гигиены. Уже в то, допетровское, время хорошо знали, что теснота в жилищах чревата распространением заразных, «прилипчивых» заболеваний. Говорилось, что «от утеснения приходят болезни людям и цинга бывает». Поэтому, чтобы предупредить перенаселение, воеводе надлежало заранее, до вступления в слободу войска, предварительно «переписать и сметить, по скольку человек в которой избе стрельцам и солдатам жить можно в зиму». Но этим требования сангигиенического плана не ограничивались. Инфекционные заболевания пытались предупредить, обязывая военнослужащих следить за чистотой своего тела и одежды, чистотой в избах-казармах, что равным образом относилось и к рядовому и к командному составу. Закон той поры запрещал ратным людям проживание в землянках, а также предупреждал: «А буде между ними какие девки или женки, опричь законных жен, и тех выбить вон, чтоб великого государя ратные люди были в чистоте, а от нечистых жен свободны». Эта цитата из наказа воеводе интересна по двум причинам: как рассказывающая о средствах борьбы с заразными болезнями и как содержащая известие о совместном проживании семейных военнослужащих со своими женами.
В «дорегулярной» армии наряду с санитарно-гигиеническими требованиями существовали жесткие правила по соблюдению противопожарной безопасности, столь необходимые во времена сплошных деревянных застроек. В связи с этим запрещалось протапливать избы и бани в летнее время, за исключением «торговых», то есть общественных бань. Печи велели сооружать только на «полых» местах. В виде исключения разрешалось топить бани и летом — «для великих нужд и для родин», но только в ненастные, дождливые дни, «с водою и великим бережением». Запрещалось строить дома поблизости от городских стен, чтобы в случае возгорания изб огонь не мог перекинуться на «городовые строения», повредить крепость, ослабить ее обороноспособность.
И вот в 1700 году грянула Северная война, тяжелая, длинная, с сильным, опасным противником, потребовавшая от всей России колоссального напряжения. Наличие огромной по численности регулярной армии и начало войны, когда в связи с особенностями стратегической обстановки значительным воинским массам приходилось быть почти в постоянном движении, требовали выработать новые формы квартирного довольствия армии. Прежний оседлый вид квартирования в специально сооруженных казармах-слободах не мог удовлетворить постоянно перемещающиеся с места на место полки. Слободы привязывали войсковую часть к одной местности, — в основном располагались они по городам, — кроме того, требовали от личного состава постоянного ухода за постройками. К тому же для вновь создаваемых полков (а таких было большинство!) слободы еще необходимо было построить, для чего требовались и материальные затраты, и время, и труд воинов, если еще и не занятых непосредственно в боевых действиях, то находящихся в постоянной подготовке к ним. Поэтому-то во время Северной войны повсеместным способом квартирования становится размещение военнослужащих в домах гражданских жителей, или обывателей, как говорили в ту пору. Способ, как мы уже знаем, не новый, но только превратившийся в господствующий.
Каких-либо узаконений, регламентировавших отношения хозяев с постояльцами, в начале войны не существовало. Не знаем мы и о правилах, посредством которых тому или иному полку отводились для квартирования населенные пункты (деревни, села, городки), не знаем и то, какой была норма проживания людей в одном доме, — все в этот начальный период Северной войны или определялось частными
распоряжениями высших армейских чинов, или диктовалось обстановкой.Обеспечение петровской армии жильем осложнялось еще и тем, что русским войскам часто приходилось быть за рубежами России. Например, в 1705 году генерал Аникита Иванович Репнин расставил полки своей дивизии по домам сельских жителей «на обеих сторонах Немана». Плотность же населения здесь была столь низкой, а расстояние между деревнями, где жили солдаты, соответственно, так велико, что Репнин жаловался Петру на то, что «квартиры салдацкие многих полков росставлены длинные: один полк стоит на многих верстах, и поставлены в избах с теснотою». Результат явился незамедлительно: был ослаблен контроль за подчиненными, упала дисциплина, что выразилось в злоупотреблениях по отношению к местному населению. Аникита Иванович писал царю: «от салдат чинятца многие обиды и грабеж к обывателям, а офицером за дальностью и за рекою того усмотреть и распорядку учинить вскоре невозможно». Недостатки при размещении полков на обывательских квартирах-домах вели еще к затруднениям в организации воинских учений. Царю Петру сообщали, что «за дальностью квартир ученью частому быть невозможно, а ежели собрать на неделю (войска. — С. К.), провиант привезть не на чем».
Однако и этим не ограничивались трудности с жильем в период Северной войны — часто просто невозможно было подыскать пригодные для солдат помещения. В 1707 году крайнюю нужду в квартирах испытывали артиллеристы. Генерал-фельдцейхмейстер Яков Вилимович Брюс, который командовал этим родом войск, приближенный к особе царя Петра, образованнейший по тому времени человек, заботясь о своих подчиненных, просил содействия у государственного канцлера Гавриила Ивановича Головкина, объясняя свою просьбу тем, что «пушкари квартирами изобижены тако, что принуждены в тесноте, как свиньи, лежать». Главный артиллерийский начальник предупреждал канцлера, что если ему не будут выделены лучшие квартиры, то командиры выведут пушкарей в поле и поселят их в землянках. «Зело, государь, печально, — писал Брюс, — что пушкари квартирами изобижены. Заевите милость к ним, пожалуйте, повелите им хотя малую свободу дать в квартирах, понеже вашему высокородию известно, что в иных государствах оные перед пехотою ранг всегда в квартирах имеют». Однако никаких преимуществ в постое артиллеристы так и не получили.
Итак, мы увидели, как ревностно оберегали воинские начальники интересы своих подчиненных. Военнослужащие же какой-нибудь одной части внимательно следили за тем, чтобы отведенные под их квартирование местности не занимали и даже не посещали солдаты других полков. Дело в том, что вселение посторонних влекло за собой не только «утеснение», но еще и недоразумения, возникавшие при сборе провианта и фуража, производившемся самими солдатами под руководством офицеров в тех деревнях, где расселялся полк во время Северной войны. Вот поэтому неприкосновенность занятых под постой местечек являлась строго исполнявшимся правилом. Так, Брюс писал одному из подчиненных: «В квартирах, которые определены драгунам, изволь приказать под смертной казнью, чтоб в те квартиры никого не пускали». Но не менее требовательным был глава артиллеристов, когда дело касалось интересов его ведомства. В 1708 году в письме генерал-фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву он настоятельно просил отдать приказ солдатам дивизии Репнина и Аларта не ездить на территорию, отведенную артиллеристам. «А без того непрестанно ссоре быть», — предупреждал Яков Брюс.
С 1707 года в практику квартирования вводится какое-то подобие нормирования, чтобы сделать условия проживания русских солдат на постое хоть сколько-нибудь сносными. Но норма нормой, а реальные условия в суматохе войны вовсе не способствовали претворению ее на практике. Например, для бригады барона фон Путерера определили ряд деревень, названия которых были сообщены командиру в посланной ему ведомости. На каждую роту его бригады пришлось, в зависимости от состояния крестьянских дворов, от 9 до 17 «дымов», то есть домов. Пехотная рота в то время имела 119 человек одних лишь строевых нижних чинов, в полку же было 9 рот. Вот и получается, что на каждый «дым» приходилось от 7 до 13 рядовых.
Но, как видно, количество это было нормой идеальной, в действительности же обстоятельства предлагали совсем иной вариант. В 1708 году генерал-фельдмаршал Шереметев протестовал против развертывания артиллерийского полка на берегу Днепра, что делалось в связи с поспешным приказом Александра Меншикова, не знавшего о крайней скученности в квартирах дивизии Шереметева. «Толко под дивизиею моею, — писал фельдмаршал, — на баталион по 12 дымов, а в прочих дивизиях и того нет».
Мы говорили о своего рода нормировании «площади» для рядовых, но еще более четкими начинают выглядеть квартирные нормы для командного состава. В 1709 году, году Полтавской баталии, офицерский корпус русской армии при назначении квартир начинает пользоваться положениями так называемого Цесарского устава, — устава армии Священной Римской империи германской нации. У австрийцев почерпнули уверенность в том, что пехотный генерал-майор имеет право на 20 домов, полковник — на 14, а майор — на 5 домов. Высшим армейским чинам такое большое количество «дымов» при вступлении на квартиры полагалось для того, чтобы собранный с крестьян фураж, то есть конский корм, овес или сено, мог сполна обеспечить всех командирских лошадей (об этом мы будем говорить подробнее в очерке «Казна»). Собирали с «дымов» еще и порционы — продовольствие к командирскому столу натурой, что полагалось, правда, только в период пребывания офицеров за границей. Такое значительное количество крестьянских дворов, отдаваемых в распоряжение армейских начальников, было необходимо им еще и для того, чтобы разместить их многочисленную челядь из крепостных, денщиков, а в некоторых случаях, возможно, и членов семьи. Однако вышеприведенные нормы действовали только на так называемых винтер, или зимних, квартирах.