Быть войне! Русы против гуннов

Но вскоре на рыжеволосого славянина накатила волна блаженства. Йошт ощущает, как кожа от неведомых приятных прикосновений покрылась пупырышками, он улыбнулся – под мышками защекотало.

Внезапно герульский жрец громыхнул стальным голосом:

– Встань!

Йошт медленно начал подниматься с дощатого, отполированного тысячами ног пола храма, внимательно прислушивается к своему телу. Странное дело, подумал Йошт, секунду назад пошевелиться не мог, а сейчас ощущение, будто огромные кованые врата Треполя смогу взгромоздить на шею и донести до самого Кияра! Эх, колдун, твои б умения да во благо…

Венед пронзительно смотрит на жреца. Тот стоит перед ним, голова чуть наклонена, все те же сдвинутые на переносице брови, чуть впалые щеки, но вот глаза… на них будто навалилась вселенская печаль, в уголках застыли отчетливые паутинки новых морщин.

Карпенец переминается с ноги на ногу, неуверенно бормочет:

– А я разве ничего… я уже все рассказал, кажется, – неуверенно пробормотал карпенец.

– Рассказал, – кивнул герул. – Небылицы про каких-то заморских баб да про каких-то наемников и жирного купца рассказал. Ну еще про бога Кродо, будто ты с ним разговаривал. Хех, вот же совсем ты сбрендил. Видно, я перестарался малость…

У Йошта отлегло. Он сразу осмелел и выпалил:

– Так я сразу говорил – знать не знаю, ведать не ведаю… а вы пытать. А я… то есть мы и в самом деле нашли эту обугленную палку в лесу… далеко отсюда этот лес, я уже и не помню, где именно. Вот и все.

Волхв будто не слушает венеда, смотрит отрешенно в дрожащую тень на стене от огня светильников. В храме нависла тишина, слышно, как легонько щелкает масло в лампадах, из дальнего темного угла доносятся странный шорох и тоненький писк.

– Чего ты хочешь? – уставшим голосом спросил герул.

Карпенец молчит, недоуменно смотрит на него.

– Чего ты хочешь за то, что все мне расскажешь? – повторил вопрос волхв. – Золота, лошадей, женщин…

– Крови!..

– Что?

– Крови твоей хочу!

Йошт внезапно побагровел и шагнул к волхву, руки до белых костяшек сжаты в кулаки, глаза сужены, через них пробивается недобрый взгляд.

Герул громко захохотал. Венед зарычал, ярость обжигающей волной накрыла его, он с криком бросился на колдуна. Тот лишь небрежно махнул рукой. Венед тут же рухнул как подкошенный, стон вырвался из его рта, капелька крови соскользнула с губы.

– Глупец. Тебе не одолеть меня! – с торжеством в голосе воскликнул герульский жрец культа Табити. – Даже твой покровитель тебе не поможет! Ничего не знаешь про Огонь Табити? Ну и хорошо! Значит, волею судьбы дар богини Табити теперь принадлежит мне!

Волхв вновь захохотал, в углу кто-то пискнул, послышался топот крохотных ножек.

Вдруг в храм Табити ворвались. Топот ног звонким эхом отражается от стен и потолка. На свет выскочил герульский воин, грудь часто вздымается, из нее вырывается тяжелое дыхание. Герульский жрец метнул на него недовольный взгляд, тот сломался в низком поклоне и тут же попятился.

– Никак белены объелся – врываться к Табити? Говори, зачем пришел! – скомандовал волхв.

– Великий… Гонорих… Гонорих исчез! И, это… раненых степняков с собой прихватил…

– Что-о-о?!

– Все обыскали, округу прочесали, даже всадников пустили в соседние поселения… Но они как в воду канули!

Герульский волхв побелел лицом, руки затряслись, страшно пучит глаза.

– Седлать мне коня! Немедля!

Герул вновь склонился едва не до земли и мгновенно исчез в темноте храма, каменный пол опять отозвался звоном быстрых шагов.

Жрец повернулся к скрюченному на полу Йошту, лицо перекошено яростью.

– А тебе, гадкое славянское отродье, я придумал участь похуже, чем твоему дружку!

Вновь венеду ударило в виски, пульсирующая боль тысячами раскаленных на огне пик вонзается в каждую клеточку и без того изрядно потрепанного тела. На этот раз даже рот открыть в беззвучном крике невозможно. Перед глазами замаячили мириады всполохов, разноцветные точки мгновенно вырастают до размеров куриного яйца и тут же гаснут, невидимые тиски вновь сдавливают голову, казалось, совсем чуть-чуть – и она лопнет, как переспелый арбуз.

Внезапно все стихло, боль ушла. Йошт слышит шум большой воды, протяжные крики неведомых птиц где-то вдалеке. С каждым мгновением они нарастают.

Наконец, карпенец слышит странный певучий голос. Человек? Но что говорит – не разобрать, какая-то тарабарщина. Этому голосу начали вторить другие, превратившись в один сплошной гомон. В нос ударил запах гнилых водорослей и тины.

– …я покупаю этого раба, – наконец отчетливо расслышал Йошт. – Но таких денег не дам – он тощ и, кажется, болен.

Йошт силится открыть глаза и посмотреть – что это за странные такие голоса? Очередное наваждение этого треклятого жреца. Или это живые люди? Веки нехотя поддаются, но венед тут же сжимает их как можно плотнее – яркий свет остро отточенными кольями вонзается в глаза, с уголка скользнули две соленые струйки.

Йошт поморщился, недовольно замычал – чьи-то руки грубо пытаются его приподнять, до боли сдавливают плечо, хватают за руки. Затем венед вскрикнул, тут же закашлялся: кто-то со всей дури давит на грудь. Через мгновение венеда и вовсе сотряс рвотный спазм: ему с силой раздвинули зубы, чья-то палка едва не раскурочила весь рот.

– …Зачем мне за такие деньги больной раб, который через десять шагов упадет замертво?

27

Назойливый крик чаек, шум воды, бьющейся о камень, вперемешку с людским гомоном выдернул Йошта из липкой дремоты. Запах прелых водорослей хищно бьет в нос венеду. Он с трудом поднял налитые свинцом веки, сквозь молочную пелену больно резанул свет. Море. Вокруг бескрайнее море. Стон вырвался из распухших губ венеда. Взгляд Йошта с восхищением скользит от верхушек огромных мачт, по густо опутанным словно паутиной, веревочным лестницам барахтаются черные тельца людей. «Боги, – думает с благоговейным ужасом венед, – и деревьев такой-то высоты не бывает».

Среди лодок-исполинов снуют маленькие лодочки. Их здесь сотни, нет – тысячи! Ветер нещадно теребит разноцветные полотна, они переливаются красками и диковинными рисунками.

Еще мутный взгляд блуждал по линии гавани, пока не наткнулся на худощавую фигуру, облаченную в халат изумрудно-зеленого цвета, на голове – чудаковатая пухлая тряпица. На него смотрит худощавое, сильно загорелое и обветренное лицо. Глаза напоминают черные горошины, немного раскосые – точно миндаль. Густые темные волосы стекаются от висков и нагубной складки, образуя бороду.