Быть жизнью

Нас встретила весьма просторная гостиная, по центру которой располагался старый кожаный диван. Перед диваном, как и подобает старперской квартире, стоял маленький газетный столик, а на стене напротив дивана стоял не телевизор, как мы обычно привыкли. Там висел старый грязный ковер, красный, с узорами из советской эпохи. Диван стоял спинкой к дверям в спальню, на пути в которую было сооружено что-то вроде маленькой кухни.

Весьма странное решение дизайнеров интерьера.

И тут же я захотел домой.

– Чувствуйте себя как дома. Хотя нет, не смейте, это место создано, чтобы ненавидеть мир и собственную жизнь, поэтому я желаю вам именно такого же ощущения.

Она скалилась, она язвила и бросала все силы на то, чтобы я возненавидел ее.

– Там спальня, там ванная, на приготовления тебе 20 минут.

Она изменилась в голосе. Как будто стала какой-то другой, в одно мгновение перешла на «ты», в одно мгновение почувствовалась жуткая агрессия.

Она тыкнула на своих цифровых часах время, и сама приступила к приготовлению.

Только к чему готовиться?

Если спросить ее, выставит ли она меня за дверь?

Может, она хочет убить меня. Или заключить договор, по которому я буду убивать ее ненавистников. Может, она хочет, чтобы я перемыл ее квартиру для продажи.

Так или иначе, дверь уже закрыта, а она начала раздеваться.

Кажется, все не так плохо.

Но, о боже, эти изгибы тела поначалу ввели меня в ступор. Вдоль всей спины на пояснице тянулась неглубокая ямка, прямо до черных трусиков в кружевах.

Как банально.

Темные волосы с головы спускались чуть ниже лопаток. И едва смуглая кожа придавала этой картине невероятный блеск.

Твою мать, она красивее всех, кто был до нее.

Мой дьявол.

Она обернулась, заметила, что я даже с места не сдвинулся, и сказала:

– Ты может уже начнешь что-нибудь делать? У тебя всего 20 минут, а ты себя ведешь, как будто первый раз видишь женскую грудь, малыш.

Малыш, чтоб ее черт оттрахал. Еще никто меня малышом прежде не называл.

Никто, кроме нее.

Да что она вообще о себе возомнила?

Я отправился в ванную, там же и разделся. И уже стоя под душем, меня посетила мысль, какого дьявола я вообще еще здесь? Почему не развернулся и не ушел? Почему не послал её еще в баре, когда уже вроде бы уходил.

Нужно было так и сделать: сразу послать ее.

Сраное чувство нужды. Нужды, которую необходимо утолить.

Жажда.

Хотя, я мог бы и подсесть к другой.

Я придушу ее, когда она уснет. Да, точно.

Так и сделаю.

Чтобы не нарушала гармонию во вселенной.

Чтобы не было баб, использующих мужиков. Чтобы были только мужики, использующие баб.

Ведь это природный постулат. Женщины моногамны. Мужчины полигамны.

Так и должно быть.

Но не наоборот.

Наверное, она росла в семье без матери. С одним отцом.

Хотя, с такой дочкой я бы точно выпилился. Или ушел из семьи.

Но сначала изнасиловал бы ее.

Только после ушел бы. Пропал. Испарился.

Вылил весь природный инстинкт в нее. Внутрь.

Я вышел из душа, когда она уже расставляла стаканы в спальне. Я слышал звон фужеров.

Я крикнул из комнаты в спальню:

– Зачем они?

– Слишком мало выпито, чтобы начать. Да и страсть, какой алчной бы ни была, нужно завести.

Я зашел в спальню, оставив на себе только трусы.

– Так и думала, что дрищ.

Она усмехнулась.

Я думал, как ей ответить, чтобы она выпала в осадок, но пока я думал, она лишь еще пуще прежнего рассмеялась. Судя по всему, мое выражение лица в замешательстве меня выдало.

– Лучше просто сядь и возьми фужер, – не скрывая улыбки, говорит она.

Она протянула мне фужер с вином. Я сделал глоток и тут же обплевался: вкус был хуже, чем у водки.

– Что это?! – я буквально кричу.

– Дешевое вино. Я добавила в него этилового спирта. Правда, получилось не слишком приятно, но зато, убив пару стаканов, мы будем готовы.

– Ты издеваешься? Мы будем убиты!

– Так хорошо же. Боже, не говори, что ты так никогда не делал и боишься. Ты же не маленький мальчик.

Ее ядовитые змеиные глаза ни на секунду не отводились от меня.

– Ты хочешь взять меня на понт? – спрашиваю.

– Нет, конечно.

– Да, сука. Еще как хочешь. Но у тебя не получится. Обычно бабы не усложняют все своими сраными тараканами в голове. Да и ладно бы они были, но не такие, как у тебя. Ты же совсем пизданутая.

Она посмеялась.

– О да, я знаю. Но ты же еще здесь, а значит, моя тактика работает. А вот твоя пока не очень.

Она встала со стаканом в руке и зашагала вокруг меня, пританцовывая.

– Тебе и музыка не нужна. – Говорю.

– Когда душа поет, ее должна слушать тишина. А когда поет сердце, его должно слышать другое сердце.

Она сделала несколько умелых движений телом, иногда касаясь меня своей грудью в лифчике. Она терлась об меня то грудью, то животом, то задницей.

Я хочу придушить ее, трахая. Взять за глотку, когда буду вбивать в нее свой хер и держать, пока она будет биться в конвульсиях.

Почему-то мне казалось, что она хочет того же самого.

– Давай же, – говорит, – пой вместе со мной. Пой своим сердцем. А когда души споются, споются и тела.

– Ты со всеми прокручиваешь этот спектакль?

– Это неважно сейчас. Давай же, пей, пой, целуй.

Она схватила меня за задницу и вцепилась своими губами в мои. Ее язык провалился ко мне в рот. Теплый и влажный.

От нее тащило спиртом.

– Пей, – прошептала она.

Я почувствовал, как ее рука скользнула по моему телу к члену. Но тут же она отпрянула, выставив указательный палец и сказав:

– Ты ничего не получишь, пока все не выпьешь.

У меня уже стоял, как камень.