Бюст Бернини
Шрифт:
«Ну, вы закончили?» — спросил я.
«Да», — ответил он.
«И что скажете?»
«Не знаю пока, в чем заключается ваш интерес, но признаю: произведение замечательное. Одна из ранних работ этого выдающегося мастера. И если бы она была потеряна для Италии… о, это было бы просто ужасно!»
«Уверен, Гектор вовсе не хотел…»
«Сеньор ди Соуза — законченный негодяй и мошенник, — злобно произнес он. — Я лично позабочусь о том, чтобы он за это ответил. Буквально сегодня утром я говорил с прокурором, и он со мной полностью согласен. Такого рода поведение должно быть наказано. Причем сурово, чтобы и другим было неповадно».
—
«Вам понравился бюст?» — спросил я его.
«Да, — ответил он. — Я всю жизнь занимался Бернини, и лучшего образчика его раннего периода видеть не доводилось».
«Что ж, я польщен, — заметил я. — Благодарю за комплимент. Должен сказать, я очень доволен, что вы столь высоко оценили мой труд».
«Что вы имеете в виду?»
«Да то, что я сам создал этот бюст. Своими собственными руками. В моей мастерской. Так что никакой это не Бернини».
— Мое заявление сразу поубавило у него спеси. Однако он все еще отказывался верить.
«Вы? — насмешливо спросил он. — Простой работяга? И вы хотите, чтобы я поверил в этот бред?»
«Пусть я простой работяга, — ответил я, закипая от ярости. — А вот скульптор не совсем обычный. Даже можно сказать, хороший скульптор, если мне удалось оставить в дураках типа, который всю жизнь отдал изучению, как вы изволили выразиться, работ выдающегося мастера».
— Надо сказать, синьорина, я к этому времени совсем забыл о Гекторе. Уж очень мне не нравилось, когда меня называли простым работягой. А вообще-то с самого начала цель у меня была одна: чтобы он оставил Гектора в покое. Но я на этом не остановился, решил его унизить. Он все еще не верил, тогда я выхватил из папки эскизы и показал ему. Достал наброски, мелкие слепки скульптуры. Нос, ухо, подбородок. Ну, вы понимаете, рабочие, так сказать, фрагменты, которые в точности соответствовали оригиналу.
Он немного растерялся, и спеси у него поубавилось. Он рассматривал эскизы — а рисовальщик я очень даже неплохой, — потом сравнивал их с мраморными фрагментами и слепками, и его лицо принимало все более озабоченное выражение. Возможно, все это заставило его задуматься. Вы же знаете, в каком состоянии тогда пребывал мир искусства. Череда скандальных разоблачений. Достаточно вспомнить историю с голландскими экспертами, которые признали подлинниками самые чудовищные подделки. Выставили себя на всеобщее посмешище. Но этот тип, Альберджи, был не из тех, кто любит, чтобы над ним смеялись. Я выложил ему целую историю. Изо всех сил старался убедить, будто сделал этот бюст для Гектора, чтобы тот мог бы толкнуть его какому-то идиоту, богатому коллекционеру из Швейцарии. И в этом не было ничего незаконного, ведь никакого разрешения на вывоз новых работ не нужно. А тут в дело вступает музей Боргезе и идентифицирует подлинность Бернини. Огромное вам спасибо, еще раз сказал я. Теперь он изрядно вырос в цене. Гектор будет доволен. Короче говоря, я утер нос этому типу. Он помолчал, потом поднял голову и спросил:
«Что надо?»
И я сказал:
«В письме, адресованном
Гектору, вы признаете бюст подлинным. Вы сами атрибутировали бюст и…»«Вы не смеете использовать это письмо!» — вскипел он.
Я лишь усмехнулся в ответ и произнес:
«А вы попробуйте помешать мне».
«Еще как помешаю», — зловеще пообещал он.
Он вызвал музейного охранника, и они прошли в соседнюю комнату. Там находился Бернини. Так впервые я увидел это творение мастера, и оно было прекрасно. Альберджи и Гектор говорили истинную правду. Подлинность его не вызывала сомнений. Одного взгляда было достаточно, чтобы это понять. Изумительная, прелестная работа…
Борунна опять умолк, собираясь с духом перед тем, как перейти к самой неприятной части повествования.
— И вот Альберджи жестом указывает на бюст и просит охранника убрать его. Тот выносит его, хоть бюст и тяжелый, Альберджи следует за ним. Они проходят через залы музея, выносят его через черный ход в задний двор, где строители заняты какой-то работой, и охранник опускает бюст на землю. Я шел следом за ними и все видел. Альберджи подошел к одному из работяг и взял у него тяжеленный молоток. Не успел я его остановить, как…
— Что произошло?
— А вы как думаете? Ударил всего один раз, но изо всех сил. Прямо по голове. Мрамор треснул, бюст развалился на куски. С дюжину крупных фрагментов и тысячи мелких осколков. Урон был нанесен непоправимый. Я молча смотрел на деяние его рук, а Альберджи отбросил молоток и подошел ко мне.
«Ну, скульптор, — произнес он своим мерзким голосом, — вот и все. Смотри и запомни. Тебе врежу точно так же, если посмеешь нагадить мне. А теперь забирай свои безделушки и прочь отсюда!»
— И он ушел, отряхивая пыль с рук. Затевая все это дело, мне и в голову не приходило, что он способен уничтожить прекрасное творение мастера. Сам не зная почему, но я собрал с земли несколько фрагментов, поврежденных меньше других, понимая, что поправить уже ничего нельзя.
Наступила долгая пауза. Борунна окончательно выдохся, Флавия не знала, что и сказать.
— Какое несчастье, — пробормотал Аргайл. Борунна поднял на него взгляд.
— Несчастье? Да, в некотором смысле, конечно. Но главная проблема заключалась…
— Да?
— Прямо не знаю, как вам и сказать. Вы, наверное, сочтете меня просто чудовищем…
— Говорите, не смущайтесь.
— В тот миг я почувствовал себя счастливым.
— Счастливым?
— Да. Когда на голову скульптуры опустился молоток и она рассыпалась в прах, я был на седьмом небе. Я торжествовал. Не могу это объяснить. А потом… потом все время чувствовал себя виноватым.
Борунна взглянул на Флавию с таким видом, словно искал у нее оправдания. Но она просто спросила:
— Гектора не стали преследовать?
— Нет. Никаких обвинений они не выдвинули. Ведь Альберджи, признав, что бюст был всего лишь копией, выставил бы себя на посмешище. Гектор сохранил его письмо. И знал лишь одно: бюст у него конфисковали. Вот такая история.
— И вы никогда ничего ему не сообщили?
— Разве я мог? Это разбило бы ему сердце. Мое сердце было уже разбито. А Мария твердила, что надо поскорее забыть обо всем. Ну и я почти забыл, пока вы не появились. Мне следовало сразу обо всем рассказать. Но поскольку я знал, что бюст, привезенный в Америку, не мог быть настоящим, то подумал, будто Гектор снова занялся подделками. Нет, если бы я тогда рассказал, он был бы жив.