Бюст
Шрифт:
Механизм работы с ними, начиная с заместителей губернатора (они менялись постоянно, и в лицо их едва знали), был обыкновенный: приглашается человек — а если крупный, можно и уважить, к нему прийти — и извещается, например: вот вам полоса нашей газеты. Здесь, видите — фотография дома на переулке Гончарном. Крыша провалена, по стенам трещины, в подполе вода, во дворе — пруд из фекалий. А рядом, видите — пустое место. Но мы можем напечатать здесь фотографию вашего замка в Долине Нищих, сообщим, сколько стоит такая усадьба. А еще — размер вашей заработной платы. А стаж работы у вас в Сером доме — четыре года…
Или так, совсем лаконично: вам знаком Андрюшенька Воронецкий,
И люди давали деньги. Но не всегда же свой кошелек опустошать. И деньги давались под информационный заказ, через программы поддержки прессы — из Серого дома, из Розового дома, из Думы областной, из думы городской, из тихих «внебюджетных» фондов сомнительной субъектности…
Тут важно играть по правилам, честно выполнять соглашения. Прейскурантно.
Но были люди, у которых Сосницын денег не брал и не собирался брать. Он их топил, потому что прогрессивная газета обязана кого-нибудь топить, разоблачать, доводить до сумы и тюрьмы. Они того стоили, шельмы. И хотя бы один покаялся, забился в судорогах совести! Куды! Эти не каются, эти рук на себя не наложат. Они обижаются, плачут и говорят, что Петрилов натырил больше, и ему ничего.
И были среди них и враги. И были люди, нишу которых хотел занять Сосницын. Сначала один депутат городской Думы, потом один депутат Областной. И их товарищи. А сейчас он добивал председателя областной думы, могучую женщину из советского райкома, собрав на нее два килограмма изобличений. И новый губернатор уже тайно намекнул ему о своей поддержке.
А честных людей Игорь Петрович не трогал, тепло рассказывал о них в своей газете, привлекал. Не все отвечали ему взаимностью. Некоторыми руководили зависть и снобизм — но тогда они не совсем честные. Некоторые его раскусили. Но он и по их поводу не переживал.
Не говорите ему про мораль, ею чаще других прикрываются лентяи и мизантропы, чистоплюи, которых по ненадобности никогда не искушали. Один такой гордец жил с ним на одной лестничной площадке. «Вы хищник, вампир, Игорь!» А сам ведро мусорное просил вынести его хроменького сына.
Основательных конкурентов в мире ермаковской прессы той порой у Сосницына не предвиделось. В городе было несколько газет и три телеканала. И все они выживали за счет дотаций из бюджета и неосторожных рекламодателей. Без дотаций они не протянули бы неделю, потому лояльность и лояльность. Газеты были скучные, осторожные. Иногда, из ложного самолюбия они играли в объективность. Были и бульварно-желтые, у этих первоначально дела шли лучше, но и они протухли, заврались, надоели.
Сосницын за год захватил треть рынка — и они безропотно подвинулись, видя, что губернатор приемлет новый аттракцион. Платили в этих газетах скупенько, и талантливым журналистам не больше прочих (куда они денутся?), потому что в таких редакциях платят не за талант, а за близость к редактору. Особенно если редактор — женщина с посредственным профессиональным прошлым и терпит таланты по нужде, не вынося их по природе своей.
Все главные редакторы ермаковских газет являлись женщинами! И Сосницын понял, почему так получилось. Серый редактор — мужчина обязательно спился бы и разложился, серый редактор — женщина — стойкий оловянный солдатик, то, что надо. Они были разных лет, но не было среди них ни умниц, ни красавиц, они не отличались повышенной энергичностью, напротив, гасили любые искры чужого энтузиазма, и человеческого обаяния не было в них ни капли.
Все они успели обрасти капитальцем, получали миленькие деньги, набрались лукавства тертых и немножко захамели. Между
собой они изображали дружбу или приятельство, на посиделках в Сером доме садились рядом и угощали друг друга конфетками.В преданиях подчиненных они проходили как Бастинда, Квашонка, Хиросима, Хворост, Сельдь-под-шубой и Верунька-оторви. Что свидетельствует о том, что общечеловеческие ценности были им как будто чужды.
Сосницын платил больше и относился лучше, переманил заметные перья, выхватил и воспитал нескольких молокососов со студенческой скамьи. Те газеты были холодные и плоские — «Первая звезда» ощущалась горячей и объемной. Аналитика, скандалы, живая речь живых людей и их живые фотографии; отдел работы с читателями вулканизировал.
А заведенные Сосницыным документальные сериалы, например, о похождениях депутата Козлова, сменившего за семь лет двенадцать политических партий, браконьера и рукосуя? А занимательное краеведение — самое занимательное на свете?
Наиболее удачным проектом, переплюнувшим политические все триллеры, Сосницын считал эпопею о клонировании мамонта. Сюжет он придумал сам, а делали его втроем подчиненные. Правда жизни там, естественно, не ночевала, но по мере печатания эпопеи в шести номерах газеты ее тираж вырос вдвое!
Суть замысла была такова: ермаковские ученые три года назад нашли где-то на Севере сбереженный в вечной мерзлоте целый труп мамонта. Они убеждают губернатора открыть строго секретное финансирование опытов по клонированию мамонта. В глухой безлюдной тайге на северо-востоке области возводится тайная лаборатория. И вот мамонт уже клонирован. Строится уже питомник — и выводится первое мохнатое стадо. Едят мамонты все зеленое подряд.
В перспективе — тонны дешевой отличной шерсти, кожи и килотонны мяса. И драгоценная слоновая кость! И продажа живых особей на разведение в Канаду за сумасшедшие деньги!
В области еле дышит свиноводство, коров — кот наплакал. А тут — блестящее решение продовольственной проблемы и экспорт уникальных товаров!
Уже задуманы цеха и фабрики по их производству, и гигантский мамонтокомплекс. Подключается правительство, Президент. В идеале, в грядущем финале: регулируемое поголовье мамонтов в несколько десятков тысяч голов, областной бюджет трещит от денег. Губернатор получает Орден за заслуги перед Отечеством первой степени. В области учреждается праздник — День Мамонта. Дума увековечивает образ мамонта на гербе и флаге области.
Ермаковские генетики позвонили в редакцию через час после появления первого номера газеты в киосках. Сначала страшно ругались, потом хохотали, как безумные, и обещали отмалчиваться сколько смогут. Сосницын послал им ящик шампанского.
Губернатор лично позвонил в утро выхода второго номера. По тайге уже бродили четыре мамонта: Ваня (в честь Березовского), Петя, Маша и Наташа. Уже натолкнулся на невиданную кучу навоза заблудившийся охотник-абориген.
— Что это за хреновина, Игорь Петрович? — негодующе спросил Иван Игнатьевич. — Тебя полечить?
Сосницын спокойно, с юмором объяснил ему, что это шутка, фантастика, что она работает на имидж власти, что это развлекает бедно живущего читателя, который понимает, что это шутка.
(Читатель, кстати, не понимал. Когда Серый дом впал в истерику от звонков и запросов общественности, эпопею пришлось свернуть на первой тысяче голов и появлении браконьеров и битве с ними командированных на север охранников из СОБРа. Эти собровцы держали в тайне свое пребывание в тайге и писали домой письма якобы из Чечни. Этот ход выглядел кощунственным и добавил резонов к запрещению эпопеи.)