Бывшие. Я до сих пор люблю тебя

Кофе горчит, гуща попадает на губы, и я морщусь.

Эти слова как насмешка.

— Тринадцать лет прошло, как мы развелись, а вы до сих пор не поймете, что не было будущего у нашего брака.

— Тогда не было, а сейчас есть, — давит на меня.

Чертово дежавю, от которого начинает дико болеть голова. Вдруг это реально вселенский заговор и они договорились с моими родителями? Такое вполне себе может быть.

— У меня другой мужчина, Ирма.

— Да знаю я, какой там у тебя мужчина, — отмахивается от моих слов. — Эмка рассказывала мне, что он бывает у тебя набегами. Я тебя понимаю, как женщина женщину. Тамила, для здоровья тоже надо. Но у тебя ведь с этим Владимиром несерьезно!

— Это неважно, Ирма. Наши отношения — это только наше дело.

Бывшая свекровь кладет руку поверх моей и спрашивает вкрадчиво:

— Скажи, ты любишь его?

— Нет. Но я не в том возрасте, чтобы искать любовь, — и тут же оправдываюсь: — Я ищу здоровые отношения с нормальным человеком, который уважает меня, ценит. У меня уже был один брак по любви. Не уверена, что хочу еще раз так же.

— Значит, все-таки была любовь, — она кивает довольно.

Выдергиваю руку и кладу ее на колено, под стол.

— Была — не была. Все быльем поросло, Ирма. И я прошу тебя, не ковыряйся в этом. Ну сколько можно?

Битый час я уговариваю свекровь не совать свой нос в мои дела и дела Германа, прошу оставить в покое Инессу. Когда выпроваживаю гостью, голова становится просто чугунной.

Но вместо того чтобы лечь спать и расслабиться, я отвечаю на звонок Титова, который звонит странно-поздно.

— Герман? — спрашиваю встревоженно.

— Мы с Эмилей попали в аварию. Она в больнице. Приезжай.

Глава 18. Я тоже не против

Тамила

Самолет приземляется в аэропорту Шарль-де-Голь, и я сразу попадаю в гущу человеческих тел.

Людей просто немерено. Все толкаются, суетятся, спешат.

На улице тоже вакханалия. Заваливаюсь в такси, устраиваю рядом с собой ручную кладь. На сборы времени не было, потому что после того, как позвонил Герман, я поспешила искать билеты, а ближайший рейс был через три часа.

Пока бывший муж покупал мне билет, я хаотично скидывала в сумку вещи первой необходимости.

— К больнице Сен-Жозефа, пожалуйста, — прошу по-английски.

С французским у меня все сложно, да и в панике я даже обычное «S'il vous plait» выговорить не смогла бы.

Дорогу до больницы запоминаю с трудом — в Париже я была лишь один раз и задержалась тут ненадолго, всего на три дня. В дороге телефон у меня сел, поэтому дозвониться до Германа нет возможности.

Когда такси останавливается, я выскакиваю из машины и бегу к ресепшен, где пытаюсь выяснить, где моя дочь и ее отец. В конце концов мне называют этаж и номер палаты.

Поднимаюсь на нужный этаж и залетаю в палату.

Она одноместная. На больничной койке лежит бледная Эми. Подхожу к ней, кладу руку на щеку.

— Доченька… — шепчу хрипло и уже готова разреветься.

Но не успеваю это сделать, потому что меня обхватывают за плечи и прижимают к себе.

Я без труда узнаю Германа. Разворачиваюсь в его объятиях и утыкаюсь носом ему в грудь.

— Все хорошо, врачи сказали, у нее легкое сотрясение, вкололи успокоительное, и теперь она спит, — отчитывается он быстро.

Поднимаю взгляд и смотрю на загорелое лицо Титова. У него рассечена бровь, и я невольно поднимаю руку и пальцами касаюсь виска.

Запоздало ловлю себя на этой вольности и хочу отдернуть руку, но Герман перехватывает ее и прижимает к своему лицу.

Эта близость ненормальна. Она невозможна между нами. Мы друг другу практически никто, но одновременно с тем внутри проносится куча мыслей, эмоций. И страх, боль, радость оттого, что все хорошо.

Герман на секунду прикрывает глаза, и я замечаю мешки, которые залегли у него под глазами. Устал. Не спал. Наверняка испугался за дочь.

— А ты как? — спрашиваю его и все-таки забираю свою руку.

Нам не стоит переходить границ, нужно оставить все так, как есть.

— Все в порядке, у меня никаких повреждений.

— А это? — указываю пальцем на рану.

— Мелочи, — отмахивается.

— Как это произошло?

Герман берет меня за руку и тянет к небольшому диванчику, который стоит тут же в палате. Сажает меня, сам садится напротив.

— Ехали мы по Парижу на арендованной тачке, и нам в зад прилетел автомобиль. У чувака отказали тормоза, — Герман пожимает плечами.

— Какой кошмар! — прикрываю рот рукой.

— Я был в панике, когда звонил тебе, — Герман устало трет шею. — Наверное, не стоило сразу тебя дергать, ведь, по сути, мы легко отделались, оба были пристегнуты. У Эмили легкое сотрясение. Ее оставили до завтрашнего вечера, если все будет в порядке, то отпустят уже завтра. Она, конечно, больше испугалась, но все обошлось.

Кладу руку ему на плечо:

— Ты правильно сделал, что позвонил. У меня на ближайшие дни нет никаких проектов, так что я лучше проведу время с дочерью.

— Сколько у тебя есть дней? — я вижу, как его глаза загораются. — У нас осталось пять дней отпуска. Проведешь это время с нами? У нас двухкомнатный номер, недалеко от центра — всем хватит места.

— Думаешь, это уместно?

— Думаю, это идеально. Эмиля будет рада видеть тебя.

— Ну хорошо, — сдаюсь. — Только при одном условии. Сейчас ты поедешь в гостиницу и ляжешь спать. На тебе лица нет.

— Брось, я в порядке, — отмахивается.

— Нет, не в порядке. И посмотри на этот диван. На нем едва хватает места одному, а вдвоем мы с тобой не поместимся.

Герман улыбается уголками губ:

— Помнишь крохотный диван в нашей квартире? Мы почти месяц спали на нем, пока ждали новую кровать. Почти каждую ночь ты забиралась и спала на мне, как кошка, — под конец голос Германа скатывается в хрип.

А у меня перед глазами совсем другое воспоминание: как мы спим в обнимку на неудобном диване в еще закрытом ресторане. Это было совсем недавно, не нужно далеко ходить.

— Помню, Герман, — опускаю взгляд на свои пальцы. — Я все помню.

— А говорила, что забыла, — звучит как укор.