Бывшие

— Да-да, мы, как она? — одновременно вскакиваем на ноги.

— Меня зовут Алла Михайловна, я — лечащий врач Ульяны Михайловны. Состояние удовлетворительное, все необходимые процедуры мы выполнили, теперь она спит. Предвосхищая ваш вопрос — нет, посетить её сейчас нельзя. Она очень слаба, у неё обезвоживание, истощение и воспаление лёгких. Неизвестно пока, что с психикой, после такого происшествия. Поэтому посещения будут разрешены только после того, как с ней побеседует наш психолог. Вы можете звонить администратору и узнавать о состоянии. Пока это всё, — спокойным тоном рассказывает врач, — Есть ко мне какие-то вопросы?

— Что-то нужно принести? Лекарства, продукты, может еще что-то.

— У нас не государственная клиника, сами понимаете. Пациентам предоставляются все условия для благоприятного быстрого выздоровления. Мы так же очень заботимся о их психологическом комфорте. На данном этапе — ничего не нужно. Лекарства у нас все в наличие, препараты последнего поколения, доказавшие свою эффективность. Кормят в нашей клинике прекрасно и полезно, по желанию пациента можем предоставить какие-то особые или экзотические продукты, если они не навредят лечению. Одежда для нахождения в клинике, гигиенические принадлежности, тапочки — всё есть. Если Ульяна Михайловна выразит желание о какой-то конкретной вещи, мы вам сообщим. А пока, будьте спокойны. Извините, если это всё, мне нужно вернуться в отделение.

Переглядываемся с Максом и киваем. Похоже, что мы оба слегка обалдели от предоставляемых здесь условий. Я знаком с амбулаторией это клиники, да и хороший знакомый здесь работает. Но со стационаром сталкиваюсь в первый раз. Очень интересно у них тут всё происходит.

— Ну что, я так понимаю, что можно разъезжаться по домам?

— Видимо да, к Уле всё равно не пустят. Нам надо завтра показаться в офисе, у нас не вычислены крысы из числа сотрудников, да и с тендером надо что-то решать, — говорит Макс, поглядывая на часы.

Не хочу уходить, не хочу вновь оставлять её одну. Но на данный момент, выбора нет. Поэтому со вздохом соглашаюсь с партнёром и выхожу на улицу.

Глава 45 Ульяна

Наше время

Прихожу в себя в незнакомом месте. Обвожу взглядом красивую, стильно оформленную светлую комнату. Только по писку стоящих рядом с моей кроватью приборов могу догадаться, что я в больнице. Причём в очень дорогой больнице. Снова закрываю глаза, выуживаю из гудящей головы обрывки воспоминаний: я, потерявшая всякую надежду в темной тюрьме, распахнувшаяся дверь, родной голос, потом жесткие носилки, гул знакомых и незнакомых голосов, обсуждающих моё состояние, горячая надежная рука, обнимающая мою ледяную ладонь, больничный коридор, по которому меня куда-то везут, уколы, капельница.

— Ульяна Михайловна, с возвращением, — в палату заходит незнакомая невысокая женщина с располагающим лицом и доброжелательной улыбкой, — Вы помните, что произошло? Вы в больнице.

Киваю, облизываю сухие губы. Пытаюсь вымолвить хоть слово, но только как рыба беззвучно открываю рот и хлопаю глазами.

— Ульяна Михайловна, вы не можете говорить? — озабоченно спрашивает женщина, приближаясь к моей кровати. На бейдже читаю, что это медсестра. Качаю головой, отвечая на её вопрос.

— Я сейчас приглашу вашего лечащего врача, — говорит медсестра, выходя из палаты.

Пытаюсь снова что-то сказать. Сильно болит горло. Воспоминания о днях заточения накатывают волнами. Закрываю глаза и беззвучные слёзы скатываются по щекам. Боже, мне удалось выжить. Не знаю как, но меня нашли и спасли. Еще бы пара дней и мой организм бы не выдержал, так плохо мне было.

— Ульяна Михайловна? — новый женский голос врывается в моё сознание, — Добрый день, я ваш лечащий врач Алла Михайловна.

Киваю. Молчу. Боюсь говорить. Вдруг всё это сон. Вдруг это агония погибающего мозга.

— Как вы себя чувствуете, можете что-то сказать?

Мотаю головой. Не хочу даже больше пробовать. Нет. Лучше не говорить.

— Тогда я буду задавать вопросы, вы будете кивать или качать головой, хорошо? — спрашивает врач, на которую я продолжаю смотреть.

Киваю.

— У вас что-то болит?

Кивок.

— Голова? — кивок, — Горло? — кивок, — Есть боли в области грудной клетки?

В ответ на этот вопрос начинаю надрывно кашлять, не могу остановиться, задыхаюсь, покрываюсь холодным потом. Врач пытается мне помочь перевернуться на живот, говоря, что так станет легче. И правда становится. Кашель затихает. Переворачиваюсь обратно.

— Ульяна Михайловна, у вас воспаление лёгких. Мы делаем всё необходимое, чтобы помочь вам выздороветь. Ответьте пожалуйста, вы не можете говорить из-за дискомфорта в горле или по каким-то другим причинам?

Неопределённо жму плечами. Потому что я не могу говорить из-за сорванного в том подвале голоса, а не хочу из-за того, что боюсь, что эта реальность растворится.

— Хорошо, я вас поняла. Вам сейчас что-нибудь нужно?

Хочу сказать, что мне нужно попить. Но не могу. Что-то не даёт мне даже прошептать заветные слова.

— Сейчас вам принесут тёплый морс и куриный бульон. Из-за обезвоживания и истощения, мы вводили вам с помощью капельниц препараты, восстанавливающие ваш организм. Но всё равно тяжелая пища вам пока не рекомендована, — строго и серьезно смотрит на меня. Кивок, я всё поняла, — После того, как вы поедите, рекомендую отдохнуть и поспать. Во сне организм восстанавливается быстрее.

Кивок. А что я могу еще ответить?

— Вечером я приглашу к вам психолога, — скептически выгибаю бровь, на секунду забыв о головной боли, — Нам необходимо оценить ваше психологическое состояние, чтобы скорректировать ваше лечение, если необходимо.

Киваю. Я уже устала от этого разговора. Хочу остаться одна. А еще лучше — вновь увидеть Дениса и поверить наконец, что это всё не сон.

— Вот и договорились, давайте я вас осмотрю, пока вам не принесли обед, — улыбается женщина, вставая со стула.

К вечеру, когда снова просыпаюсь, чувствую себя чуть легче. Всё-таки приходит психолог, но я по-прежнему не могу выдавить из себя ни слова. Разговор выходит странный. После её ухода снова обессилено засыпаю.

В таком графике проходит еще несколько дней, еда становится более разнообразной и обильной, кашель постепенно сходит на нет под воздействием лекарств, от которых мне уже больно сидеть, голова больше не болит. Только мучают кошмары, о которых я не могу никому рассказать. Потому что не говорю.

Замечаю, что меня не навещают. Пишу психологу вопрос в тетради, которую она приволокла на нашу вторую встречу, чтобы было удобнее со мной общаться. Она поясняет, что моё психологическое состояние вызывает опасения, поэтому посещения ограничены. Еле-еле добиваюсь того, чтобы ко мне пустили Макса. Иначе я точно с ума здесь сойду. К вечеру в палату вваливается муж, размахивая каким-то объемным пакетом.

— Ульянка, наконец-то меня пустили! — кидается ко мне и стискивает в объятьях, — Как ты? Мы переживаем.