Бывших не бывает
Шрифт:
– Клянусь, дука! И простите меня, братья! – ипаспист смотрел на нас так, будто очнулся от кошмарного сна.
– Прощаем, – ответил за всех Леон.
– Аркадий, скажи что-нибудь повеселее. – Константин протянул мех последнему из ипаспистов.
– Круг замкнулся. – Аркадий с улыбкой взвесил на руке бурдюк. – Я смотрю, дука, вина изрядно убыло с того момента, как я отдал тебе этот мех. Не гневайся, светлейший, ты сам сказал, что сегодня здесь только солдаты, а солдаты любят вино!
– Ну это я по себе знаю! – рассмеялся Вурц. – Давай дальше!
– Тогда я хочу выпить за то, что мы любим в жизни: за это вино, за солнце, за ветер, за друзей, за всё! Не знаю, сколько нам
После Аркадия пили уже без здравиц. Просто каждый молча делал глоток и передавал мех товарищу. Слова больше не требовались. Все уже обнажили перед товарищами свою душу, сказали, что хотели. Сейчас мы остались наедине с собой и в то же время вместе. Для того, чтобы говорить, не всегда нужны слова. У любого мужчины хватает приятелей, с которыми хорошо поболтать и распить кувшин вина, но очень мало, а то и вовсе нет друзей, с которыми можно помолчать. На эти короткие мгновения все мы: солдаты и командиры, патрикии и простолюдины, старики и юноши, стали такими друзьями. Общая судьба сблизила нас.
Мех опустел. Жизнь снова вступала в свои права. Предстояло сделать ещё уйму дел. О чём Вурц не замедлил нам напомнить:
– Спасибо, что не отказались выпить со мной, друзья, но пора вытащить палец из жопы! [7] Аркадий, твой конь выглядит лучше всего, дуй галопом к нашим и передай приказ – выборным от всех сотен собраться у позиции «Жаворонков». Я хочу, чтобы войско знало, как за дёшево нас пытаются купить.
7
Вытащить палец из жопы – греческая идиома, обозначающая «заняться делом».
Закончив раздавать распоряжения, дука развернул коня и бросил через плечо:
– Остальные сопровождают меня к позиции «Жаворонков». Макарий, держись поближе. – И дука пришпорил своего жеребца.
Шпор у меня не было, и я изо всех сил ударил своего жеребца пятками по бокам. Вороной красавец возмущённо всхрапнул и рванулся вслед за белым конём светлейшего. Хоть хилиарху и положен конь, кавалерист из меня неважный, но на то, чтобы догнать дуку и встать с ним стремя к стремени, моего умения хватило. Знаменосец, буксинщик и Леон держались в пяти шагах позади нас.
– Макарий, вместе со скиритами я пришлю «чеснок» и «сороконожки» [8] . Проследи, чтобы они не забыли как следует отметить места, где они их выставят, чтобы наша кавалерия, контратакуя, не вляпалась в это дерьмо.
– Слушаюсь!
– И позаботься о знамёнах. Они не должны достаться туркам!
– Позабочусь, дука!
– И ещё, постарайся остаться в живых. Если дело будет совсем плохо, сдавайся. Базилевс выкупит тебя за любые деньги. Я позабочусь об этом.
8
«Чеснок» и «сороконожки» – мины Cредних веков. Чеснок представляет собой колючку, состоящую из четырёх шипов, скреплённых так, что в любом положении хотя бы один шип направлен вверх. Сороконожка – крючки на слабо натянутой верёвке, закреплённой к вбитым в землю колышкам.
– Спасибо, Варда, но нет. Вся моя жизнь теперь – «Жаворонки», я разделю их судьбу.
– Идиот! Неужели ты не понимаешь, что нужен империи?! Твоя жизнь не принадлежит тебе!
– Понимаю, дука, но я принял решение. Я спасусь или погибну только вместе с «Жаворонками».
– Тогда я приказываю тебе выжить!
– Вряд ли меня сильно расстроит повешение на оглоблях, если я не выполню твой приказ, – усмехнулся я.
– Упрямый осёл, тогда соверши чудо!
– Слушаюсь, светлейший!
Мы остановились возле расположения «Жаворонков». Начальник обоза Серапион Старый Хомяк явно не стал дожидаться приказа дуки. Лагерная прислуга и обозники, нагруженные сверх всякой меры, сновали везде. Кто-то раздавал оруженосцам огромную охапку запасных копий, кто-то шёл, шатаясь под весом груды бурдюков с вином и водой, кто-то пёр на спине циклопическую корзину с едой. Пехоту заправляли водой, едой и снаряжением.
Сидя на своих местах, солдаты подкрепляли силы. Немудрящая пища: ячменные лепёшки, сыр, лук и каменно-твёрдая вяленая козлятина. Только вот тому, кто весь день держал строй, она дороже любых явств с палатийских пиров, а главное, впервые за этот день все могли пить вволю. Вода и дешёвое кислое вино – кому что досталось.
Не сравнимое ни с чем острое наслаждение – протолкнуть в иссохшее, запёкшееся горло первый глоток, почувствовать, как он катится вниз, как разливается по брюху, а потом пить, пить, пить до тех пор, пока тебя не прошибёт первый за много часов пот. На смену жажде приходит зверский голод, и ты, как бродячая собака, жрёшь всё, что попало на зубы: колкие от половы ячменные лепёшки становятся слаще медового пирога, вяленая козлятина, по сравнению с которой подошва калиг кажется мягкой, тает во рту, а вонючий овечий сыр превращается в амброзию. Ты весь отдаёшься набиванию брюха до тех пор, пока в нём не стихнет недовольное урчание, а место зияющей пустоты займёт ласковое тепло. Вот тут остановись, солдат! Обожраться нельзя, сумей призвать своё нутро к порядку. Вспомни, как тебя зелёным ещё новобранцем за попытку съесть лишнего до изнеможения гоняли по кругу древками копий ветераны. Они не жалели еды, как ты тогда думал по соплячьей своей глупости, они спасали твою никчёмную ещё жизнь, не давая тебе отяжелеть и опьянеть от жратвы, потерять скорость реакции… Набив брюхо, можно и подремать, привалившись к копью. Цени эти краткие мгновения сна, солдат! На войне всегда приходится спать, когда можешь, а не когда хочешь. Быть может, тебе повезёт, и краткий чуткий сон унесёт тебя со смертного поля домой. Спи, пока приказ командира или властный зов мочевого пузыря не вырвет тебя из ласковых объятий сновидений…
Вот и «Жаворонки» отозвались на этот зов. Поодиночке, спросив дозволения оставить ряды, выбегали они на ничейную землю и отдавали дань природе. Кто шёл степенно, кто бежал скачками, а декарх Пётр по прозвищу Ослиный Член, как всегда, попытался стяжать славу мима:
– Дозволь оставить ряды, лохаг?! – рявкнул он, как на императорском смотре.
– Валяй, только не утони там, – приоткрыл один глаз Павсаний.
– Благодарю лохага! – Ослиный Член, вытянувшись во весь свой огромный рост, замаршировал в сторону варваров. Отойдя шагов на десять от строя, он встал по стойке смирно, чётко выполнил поворот направо, отсалютовал мечом дуке и всем, кто его окружал. Вурц, ухмыляясь, вернул салют. Он явно ждал продолжения. Пётр был известен всему войску своей страстью к непристойным шуткам. Именно благодаря своему чувству юмора Ослиный Член уже пятнадцать лет ходил в декархах, впрочем, жаловаться ему не стоило, иные попадали на виселицу и за меньшее.
Дука и все остальные не обманулись в своих ожиданиях. Самозваный мим правой рукой вновь выбросил меч в приветствии, а левой одновременно с этим извлёк из штанов свою оглоблю.
В рядах «Жаворонков» уже мало кто спал. Все, затаив дыхание, следили за развитием спектакля. Свита дуки, сам Вурц и выборные от войска тоже замерли в ожидании зрелища. А я в который уже раз хотел прибить этого паразита!
Так и стоя с мечом и собственным мужским достоинством наголо, Ослиный Член обратился с речью к своему, покоящемуся в левой руке приятелю:
– Приветствую тебя, дружище! Ты не представляешь, как я рад, что мы до сих пор вместе! Мы многое пережили, часто рисковали собой, но ты, приятель, храбрее меня! Ты куда чаще моего врывался в крепостные ворота! Слава тебе, храбрейший! Надеюсь, завтра вечером мы всё ещё будем вместе! Жаль, что мне нечем сейчас тебя побаловать, так насладись хоть этим, – и Ослиный Член под громкий хохот собравшихся принялся мочиться.
Закончив, он убрал своё хозяйство, вновь отсалютовал Вурцу и промаршировал на своё место. Проходя мимо кентарха своей сотни, этот засранец не приминул демонстративно отклячить задницу, по которой тут же и получил.