Бывший

Душа разрывается от жуткого предчувствия, сердце сжимается, пропуская удары.

"Скорее, скорее. Милый только не уезжай, я все объясню. Господи какая нелепость. Какой бред. Андрееей, подожди. Пожалуйста, ну хоть минутку, хоть секунду".

Сунула деньги частнику и выскочила на улицу. Холодная вода хлестнула по босым ступням. Помчалась в зал ожидания. Оглядывается. Лихорадочно ищет. На платформу…Бежать за ним, стирая ноги в кровь. Что ее жизнь стоит без него? Они же ним единое целое. С полуслова всегда понимали друг друга. С полувзгляда.

Но Андрея нигде нет, только равнодушные злые лица с осуждением смотрят на заплаканную и измазанную девчонку, которая бегает взад и вперед по вокзалу, словно безумная. Ее голос охрип и сорвался. Села на асфальт, закрыла лицо руками. Скулит, как брошенный щенок у обочины. Ледяной холод замораживает каждую клеточку тела, подбираясь все выше и выше, чтобы заморозить душу. Умертвить. Ведь она знала куда он мог уехать…Знала, что он способен навсегда.

– Девушка, предъявите документы.

Подняла глаза. Опять осуждение и злость. Осмотрелась – сумочки нет, украли.

– Пройдемте в участок.

Равнодушные руки подняли с асфальта. Покачнулась и упала в холодную тьму безумия.

Очнулась от ослепительного света и резкого запаха.

– Эй, девушка, хорош валяться. Вон скорая приехала, руки отнимаются таскать вас всех. Понапиваются, обколятся. Наркоманы проклятые, а мне еще до утра дежурить. Доктор, забирайте ее, а то окочурится прямо тут. Мне еще трупа не хватало на смене.

Ника увидела лица в белых масках. Острая игла впилась в вену. В глаза посветили фонариком, подняли – понесли. Услышала голос за спиной.

– Она не наркоманка. Возможно шок, но наркотой тут и не пахнет.

– Господи, а шок-то от чего?

– От холода, она босая и промокла до нитки.

В машине скорой помощи ее заботливо прикрыли одеялом. Кто-то осторожно убрал слипшиеся волосы с лица.

– Тебя как зовут, найденыш? Кому позвонить?

" Не кому" – Подумала и закрыла глаза, глотая слезы.

Пожилой доктор в очках с толстой оправой, задумчиво почесал подбородок и что-то написал в толстом журнале, затем обернулся к медсестре.

– Тут бронхитом попахивает, то ли уже больная была, то ли застудилась сильно. Антибиотики пока не давай – нельзя ей. Дадим в крайнем случае. Проследи чтобы хорошо ела и отдохнула. Утром расспросим – она в состоянии сильного стресса. Напрасно дежурный назвал ее бездомной. Девушка ухоженная, одежда снизу чистая, ногти после маникюра. Видно неприятности у нее. Да, красавица? Кто обидел?

Ника отвернулась, разговаривать не хотела. Да и что сказать этому доброму доктору, что ее бросил муж? Заподозрил в измене и просто уехал. Слова не дал сказать. Оправдаться не дал.

"Он меня бросил?" – Сердце дернулось и зашлось в приступе боли и отчаянья. Не заметила, как слезы опять покатились по щекам.

– Ну, плакать совсем не надо. Тебе это сейчас не нужно. Ребеночку навредишь.

Обернулась, подскочила на постели. Немой вопрос застыл в глазах.

– Ты ляг, не надо так нервничать. Беременность совсем с маленьким сроком. Всего два месяца. Небось, даже и не знала?

Ника легла обратно на каталку и зажмурилась:

"Это сон. Кошмар. Я проснусь и все будет по– прежнему. Андрей, забери меня отсюда. Мне так страшно. Так холодно. Где же ты?"

***

– Совсем с ума сошла, Вероника? Быстро на аборт. Даже не думай дважды. У нас денег на еду нет, а она рожать надумала. Я вот тут у Тамары Сергеевны заняла. Отдадим потом, она женщина добрая, подождет сколько нужно. Марш в консультацию, там у меня врач знакомый – почистит и забудешь, как дурной сон.

Ника застонала и покачала головой.

– Не могу. А вдруг он вернется?

Мать со злостью посмотрела на исхудавшую, заплаканную дочь.

– Вернется? Держи карман пошире. Я всегда знала, что все эти заграницы до добра не доведут. Нашел он себе там кого-то.

– Нет, мама! Это недоразумение. Я знаю, он приедет. Андрей не мог меня бросить.

– Сколько ждать будешь? А время идет, срок увеличивается. Скоро за тебя ни один врач не возьмется. Марш в больницу. Не смей со мной пререкаться. Молодая – нарожаешь еще.

***

Завернулась в плед, поежилась на холодном стуле. Белые коридоры, белые халаты и равнодушные лица. Перед глазами операционная – пахнет смертью. Детской смертью. А грудь сжимают тиски дикого ужаса.

– Серебрякова врач на УЗИ зовет. Потом со мной пойдешь. Ты уже заплатила?

Ника молча кивнула и плотнее закуталась в халатик, слыша, как стучат зубы то ли о холода, то ли от лютого ужаса.

– Идем.

Пошла за медсестрой, каждый шаг в груди оставляет зияющие раны пустоты.

– Ну, ты даешь, Серебрякова. Повозимся мы с тобой. Лидусь, ты посмотри – тут их двое.

Ника присмотрелась к серому экрану, но так ничего и не увидела кроме двух странных точек, больше похожих на улиток.

– Да ты проверь, может один мертвый.

Снова на живот намазали липкий гель, придавили белым, холодным датчиком. Ника скривилась от боли.

– Да, ладно тебе, все равно чиститься будешь. Не кривись, через пару часов забудешь об этом и побежишь на танцы. Увеличь звук.

В этот момент все в душе у Ники перевернулась, она услышала ни с чем несравнимый звук, переворачивающий душу наизнанку.

Тук…Тук…Тук…Тук… Маленькие сердечки бьются в унисон. Сердечки ее деток.

– Ты смотри – оба живы. Срок – девять недель. Зародыши здоровые.

Ника подскочила на кушетке, опустила ноги на пол.

– Так ложись, мы еще не закончили. Ты куда собралась, Серебрякова?

Ника посмотрела на врачиху обезумевшим взглядом и закричала.

– Уберите руки! Я не буду аборт делать! Это убийство! Преступление, понимаете?!

Женщина нахмурилась.

– Успокойся, истеричка! Что значит, не будешь?! Ты уже заплатила, денег мы не возвращаем. УЗИ, осмотры и все такое. Не дури, Серебрякова.

Ника уже натягивала халатик и куталась в плед.

– К черту ваши деньги! Это мои дети! Мои! Они живые! У них сердечки бьются!

Вылетела из кабинета, побежала по пустым коридорам, прижимая руки к животу и плача от счастья. Присела на скамейку в парке и посмотрела на небо.