Ц 7

Вечер того же дня

Москва, улица Строителей

На улице стемнело. Чернота приникла к самым окнам, надышав завитки инея, искрившиеся в теплом свете люстры. Тихонько урчал холодильник, щелкала батарея, нагоняя волглый жар, а на плите скворчала картошечка, дожариваясь с лучком и колечками «Краковской». Даже прикрытая крышкой, тяжеленькая чугунная сковорода исходила наивкуснейшим духом.

А из ванной доносились журчанье и плеск — Наташа дорвалась до водных процедур. В воображении легко рисовалось розовое, налитое тело, пахнущее чистотой и юной свежестью. Юной… Хм. Вообще-то, Ивернева старше меня на два года, но раскрывать свой истинный возраст лучше не буду…

— Хорошо? — улыбнулась Рита. Она сидела напротив, в белом махровом халате, и расчесывала мокрые волосы.

— Хорошо… — согласился я, с мягкой улыбкой взглядывая на законную супругу… Нет, этот статус Ритке не идет. Супруга… От этого слова тянет чем-то бытовушным, «тёточным». Подружка — так вроде неправильно, но точней по смыслу. — Они у тебя скоро до плеч отрастут.

— Ага! — с удовольствием согласилась подружка. — Я раньше всегда стриглась, а теперь буду ходить лохматая!

— Ходи, — улыбнулся я.

Настроение мое качалось на отметке «ясно». Состояние предвкушения… А много ли надо начальнику Центрального штаба НТТМ? Тарелочку вкусного яства… Ну, да, полную тарелочку, желательно с добавкой…

Посидим, поболтаем — и спать… Хотя сон накроет не сразу. Вон как Риткины глазки блестят. Знаю я этот блеск… Если вовремя не отвести взгляд, в глубине девичьих зрачков завьется темное пламя, опаляя жгучей чернотой.

— Глупо как-то… — пробормотала Рита, ежась. — Постоянно твержу про себя: «Всё же хорошо, лучше не бывает! Ты самая счастливая на свете!» А все равно, какая-то глухая, невнятная тревога одолевает…

— Не обращай внимания, — прижмурился я. — Бывает. Неприятный эффект воздействия энергии мозга на подкорку…

Нашу высокоученую беседу прервал громкий щелчок — из ванной выплыла донельзя довольная Наташа. В длинном халате, в войлочных тапках, с тюрбаном из полотенца на голове… Хоть статую с нее ваяй — «Полное блаженство».

— О-ох! — простонала Ивернева. — Спасибо! Намылась! Напарилась! Хорошо так!

Мы с Ритой разом улыбнулись, а затем я выделился:

— Ну, давайте, накладывайте скорей! Проторите путь к моему сердцу!

— Слушаюсь и повинуюсь! — шутливо поклонилась суженая.

Наверное, и минуты не прошло, а кухня погрузилась в торжественную тишину, перебиваемую звяканьем вилок, дополненным сочным хрустом — тещины огурчики, да мамина капустка поглощались молодыми организмами, как межзвездная материя затягивается черными дырами.

— А чего ты нам не налил? — возмутилась Рита на пятой минуте трапезы. — Мы тебя ублажили? Ублажили. Теперь твоя очередь!

Я резво вскочил, бросаясь к буфету. Початая бутылка токайского призывно хлопнула пробкой — и выдержанный хунгарикум расплескался по бокалам.

— Ну, за знакомство!

* * *

После третьей девчонки «захорошели». Разрумянились, голоски зазвучали выше и звончей, а я поставил кипятиться чайник.

— У вас так хорошо, так славно… — завздыхала Наташка. — Прямо завидую…

— Мне? — с хулиганской улыбкой уточнила Гарина. — Или ему?

— Обоим! — рассмеялась Ивернева.

— А у тебя кто-то есть?

— Не-а… — посмурнела гостья.

— Ну, и сибиряки пошли! — вознегодовала хозяйка во хмелю. — Столько красоты не замечать!

— Килограмм пятьдесят, — поддакнул я.

— Да нет… — промямлила Наташа. — Парни тут ни причем, это всё моя вина. Я же ведьма…

Рита вскинулась было, но я утишил ее, сжав коленку, и вкрадчиво поинтересовался:

— А подробней?

— Ну-у… — без охоты затянула Ивернева. — Был такой Гриша. Без мата говорить не мог. Стал на танцах приставать, да с такими оборотами… Ну-у… И онемел. Месяц мычал только… — она вдруг резко выпрямилась, беспокойно заглядывая в глаза. — А вы… верите мне?

— Верим, верим! — часто закивала Рита.

Помолчав, сибирячка продолжила негромко:

— Другой… Толя его звали. Наглый был, распущенный… Полез к моей подружке, я его оттолкнула, а он меня ударил… И Толяна скрючило от боли. «Скорую» вызывали, морфин вкалывали… И всё! Кончилась моя личная жизнь…

Наташины глаза повлажнели, и я решил действовать. Взял ее безвольную руку, дал слабый посыл…

— Ах! — Девушка сильно вздрогнула. — К-как? Фу-у… Жар такой… По руке, по телу… Словно горячим душем окатили!

— Мишечка у меня ведьмак! — выразилась Рита со смешной гордостью. — Он и меня научил, и подруг. И тебя выучит!

— Вы серьезно? — пролепетала Ивернева.

— Ты зажимаешь в себе свои скрытые способности, Наташа, — серьезно заговорил я, — боишься их, но ведь всё зависит от человека. Скальпель в руках хирурга спасает жизнь, а попадись инструмент живодеру?

— Постажируешься еще и с нами, — ободряюще улыбнулась жена с другого фланга, — я тебя со Светланкой познакомлю, с Альбинкой…

— Горячо поддерживаю и одобряю, — встав, я снял с Иверневой «чалму», и коснулся ладонями влажных волос. — Не бойся. Ни меня, ни себя. Ты сама выставила мощный психоблок, он и мешает тебе жить, как все… Предохранитель от счастья… Сейчас сниму его, — разведя руки, я отшагнул.

— Так легко стало… — прошептала Наташа, опуская плечи и поводя головой. — Так спокойно и… радостно… — внезапно взвизгнув, она бросилась ко мне, тиская и целуя. — Спасибо! Спасибо тебе!

Не сразу вспомнив о Рите, Ивернева зарумянилась, робко опустила руки, но хозяйка проворчала, благодушно и важно:

— Да ладно, целуйтесь… Дозволяю!

Понедельник, 28 ноября. День

США, штат Нью-Йорк, Покантико-хиллз

— Поздравляю, шеф, — ухмыльнулся Чак Призрак Медведя, он же Мануэль Бака, — ты стоишь миллиард баксов!

Степан Вакарчук, он же Стивен Вакар, он же Брайен Уортхолл ощутил сладостное толкание в утробе, но лицемерно проворчал:

— А я-то тут причем? Просто тупо использовал Уолл-Стрит — и слушал подсказки с площади Дзержинского. Или где там Миха сейчас…