Цап-царап, моя радость

Он никогда не представлял себе Лину сидящей за компьютером, а тут вдруг увидел воочию. Девушка устроилась за кухонным столом. Перед ней стоял явно маломощный подержанный ноутбук, справа от него пакетик с семечками, а рядом – вазочка с тремя белыми гвоздичками, подаренными Артемом дня три-четыре назад. «Так вот почему она не уносит мои цветочки домой, – догадался молодой человек. – Любуется ими здесь. Что ж, весьма приятно».

Увидев Артема, Лина вскочила, словно ее застали на месте преступления, и забормотала:

– Вы только ничего не подумайте плохого… Это я только в свободное время… – От испуга и растерянности она снова перешла на «вы».

– Господи, да брось, не оправдывайся! – всплеснул руками Артем. – Делов-то! – И спросил: – Это ты задания для своих курсов делаешь?

Она закивала:

– Да, для них…

– А что именно?

Лину почему-то так смутил вопрос, что она отвела взгляд в сторону и еле слышно прошептала:

– Вам будет неинтересно, честное слово. – Затем, несколько раз ударив по клавишам, поспешно опустила крышку ноутбука. – Я сейчас все уберу.

– Да я не настаиваю, – усмехнувшись, возразил Артем и подумал: «Ну прямо радистка Кэт, которую папаша Мюллер застал с работающим радиопередатчиком за своим письменным столом… А впрочем, интересно было бы посмотреть, чему учат провинциальных девушек на этих самых курсах».

Пять минут спустя пакет с семечками исчез неизвестно куда, словно растворился в воздухе, вазочка с гвоздичками перекочевала на подоконник, за занавеску, а ноутбук – в портфель, что отлеживал бока на стуле в прихожей. Проделав все это, Лина застыла перед усевшимся на стул Артемом с видом примерной ученицы.

– Да садись ты, – предложил он. – И перестань называть меня на «вы». Мы же договорились, помнишь?

– Помню, – ответила Лина и послушно села напротив.

Простой вопрос, что предстояло задать, неожиданно показался молодому человеку необыкновенно трудным. Все дело было в интонации. С одной обращаются к приходящей домработнице, предлагая той поработать еще месяц. С другой – к девушке, которая с наступлением сумерек превращается в сказочно прекрасную незнакомку и оказывается в твоей постели.

Артем положил руки на стол, разгладил салфетку, сплетенную из волокна какого-то тропического растения, и вдруг сказал, как рубанул ребром ладони воздух:

– Как ты относишься к тому, чтобы пробыть здесь еще месяц?

Казалось, она не сразу поняла сути предложения. А когда до нее дошло, просияла его любимой улыбкой, с ямочками на щеках:

– Ой, да я с радостью, Артем!

У него отлегло от сердца. Вот в каком, оказывается, напряжении он ждал ответа на свой немудреный вопрос. Впрочем, в последнее время Артем все больше удивлялся, глядя на себя со стороны, точнее, изнутри, и не узнавая. Хорошо хоть для посторонних он оставался, похоже, прежним – удачливым, обаятельным, легким в общении Артемом Прохоровым…

– Значит, все остается как было, без изменений, да? – зачем-то уточнил он.

А может, неосознанно Артем имел в виду то, что находилось за пределами ее обязанностей, очерченных договором, и чего он очень боялся лишиться, хотя и не отдавал себе в этом отчета?..

– Конечно. Как же иначе? – искренне удивилась Лина.

Он облегченно перевел дыхание и, меняя тему, поинтересовался:

– А как насчет ужина? Или я спрашиваю слишком рано?

Здесь Лина чувствовала себя в своей стихии.

– Уже все готово. Могу хоть сейчас на стол накрывать.

– Так чего ты ждешь?

Еще на целый месяц жизнь Артема обрела конкретные очертания. «А там видно будет, – решил он позже вечером, когда свет во всей квартире был уже погашен и все бытовые проблемы отошли на второй… нет, куда дальше, на десятый план. – Действительно, не хлебом единым жив человек».

Возле кровати лежал сорванный в порыве страсти розовый пеньюар, и в призрачном лунном свете он казался охапкой цветов, пионов или гвоздик, брошенных на травянисто-зеленый ковер…

Глава 8

«Я просто маньяк-расчленитель какой-то, – мысленно рассуждала Эвангелина. – Беру все, что под руку попадется: вымышленные и реальные события, внешность знакомых и незнакомых людей, их характеры, одежду, виденные воочию или на картинках в модных журналах интерьеры, пейзажи – и расчленяю на крохотные кусочки, а потом составляю из них своих персонажей и жизненные коллизии, в которые те попадают».

Но сейчас, как назло, «пазл» не желал складываться, и на экране компьютера вот уже сорок минут не прибавилось ни строчки.

– Черт, ну как же мне рассорить героев главы эдак на две, чтобы потом помирить аккурат к тому времени, когда я собиралась послать их на Багамы, – раздраженно пробормотала Эва. – А может, лучше в российскую глубинку, на Алтай к примеру? А что, это мысль: вверх по склонам на местных лошадках, вниз по бурунам и водоворотам на рафте…

Идея была завлекательная, но герои пока мирно почивали в объятиях друг друга после бурно проведенной ночи. «И проспят так незнамо сколько, пока меня не озарит», – вздохнула Эва.

Можно было, конечно, вставить кусок воспоминаний героини о событиях, участницей которых та была в предыдущем романе. Однако подобным образом нагонять объем или затыкать смысловые дыры в тексте Эвангелине Ковальской казалось непрофессиональным. Писательница она или нет, в конце-то концов? На этот вопрос хотелось ответить утвердительно, и прежде всего ради самоуважения. А раз так, то приходилось напрягать извилины, будоражить воображение, пить кофе, чтобы взбодриться, и грызть семечки, чтобы привести нервы в порядок…

Неожиданно в голове стала смутно вырисовываться сценка, закрученная вокруг смятого клочка бумаги, выпавшего из кармана джинсов героя накануне вечером.

– Ага, на него-то и упадет взгляд героини, едва она продерет свои голубые глазки. А далее, как говорится, по тексту… – И Эва, перевернув ноутбук, легонько потрясла его, чтобы выпали шелушинки от семечек, застрявшие между клавишами. Сейчас промедление для нее не было, конечно, подобно смерти, но грозило потерей творческого настроя и как результат – нескольких страниц текста.