Царь Алексей Михайлович

Идея Третьего Рима была сформулирована еще в первой половине XVI века иноком Филофеем Псковским (ок. 1465–1542): «Первый Рим пал от нечестия, второй (Константинополь) — от засилья агарянского (мусульманского), Третий Рим — Москва, а четвертому — не бывать». Через сто лет, в эпоху Алексея Михайловича данное историософское построение русского богослова-интеллектуала приобретало форму исторической реальности.

Идеологему Филофея развил и «поставил на русскую почву» выдающийся пастырь и проповедник Преподобный Иосиф Волоцкий (Санин, 1440–1515). В своем трактате «Просветитель», составленном на грани XV–XVI веков, Преподобный выразил русский взгляд на русское христианское мироустроение. Он писал: с тех пор как «солнце Евангелия осияло нашу землю, и гром апостольский огласил нас; воздвиглось множество Божиих церквей и монастырей, явилось множество святителей и преподобных, чудотворцев и схимников, и как в древности Русская земля всех превзошла своим нечестием, так и сейчас, словно на золотых крыльях взлетев на небеса, она всех превзошла благочестием» [173] .

173

Преподобный Иосиф Волоцкий. Просветитель. Иосифо-Волоцкий ставропигиальный мужской монастырь. 2006. С. 28.

Миропредставления Филофея-Иосифа были чрезвычайно распространены к середине XVII века, они являлись краеугольным камнем всех построений русской мысли, служили идеологической основой так называемой старорусской партии, считавшей, что негоже русским идти в безропотное послушание к грекам, за свои отступничества и капитуляции перед «латынами», «папежниками», наказанным потерей собственной державы, так как лишились милости Всевышнего. По словам исследователя, после падения Царь-града в 1453 году «на греков многие начали смотреть как на отступников от настоящего благочестия. Мнения эти так прочно укоренились в русском духовенстве, что всякая иная точка зрения считалась отступлением от Православия, чуть ли не ересью. Таких взглядов держался поначалу и Никон» [174] .

174

Протоиерей Лев Лебедев. Указ. соч. С. 77.

Уже в Москве Никон довольно быстро переменил свои представления и не только примкнул, но и возглавил придворную, условно называемую, «грекофильскую партию». Свое новое мировоззренческое «кредо» он выразил ясно, без прикрас: «Я русский, сын русского, но мои убеждения и моя вера греческая» [175] . В безоглядном грекофильстве его потом и укоряли противники, в первую очередь Иоанн Неронов, напоминавший, что раньше Никон не признавал благочестия греков, а теперь «иноземцев хвалит» и называет греков «благоверными и благочестивыми родителями» [176] .

175

Там же. С. 220.

176

Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и Царь Алексей Михайлович. Сергиев-Посад, 1909. С. 63.

Единое мировое Православное Царство должно было принять под свою длань всех людей, все народы, исповедующие правоверие, как когда-то и было в Империи Константина Великого, во Втором Риме, преемницей которого и стал Третий Рим. В новых условиях неимоверно вырастала роль Русского Царя, на которого смотрели как на водителя, защитника, охранителя устоев православного мироустроения. Россия должна была стать не только по факту своей особости и по духу своей веропреданности, но и «по обряду», «по букве», водительницей православного мира.

Грекофильство постепенно находило себе все больше сторонников в обществе, а в самом правительстве оно становится искренним и целеустремленным. Царь Алексей Михайлович с ранних пор имел одну желанную мысль: привести Русскую Церковь в полное единение с Греческой. Геополитические воззрения Царя Алексея, его взгляд на себя как на наследника мировых правителей Царь-града, наместника Бога на земле, защитника всего Православия, его мечта освободить христиан от турок и стать Царем в Константинополе заставляли стремиться к тождеству русского и греческого церковного обряда.

На Православном Востоке постоянно поддерживали подобные намерения в Москве, видя в далеком северном Царстве возможного избавителя от притеснений мусульман. Все четыре великих Православных Патриархата — Константинопольский, Антиохийский, Александрийский и Иерусалимский были подчинены власти султанов, поставивших их в полную административную, юридическую и финансовую зависимость. Положение порой складывалось нетерпимое. Православные не только воспринимались людьми «второго сорта»; их преследовали, грабили и тысячами убивали и по султанским приказам, и просто толпами мусульманских фанатиков. Никакая православная душа не могла молча взирать и спокойно мириться с подобными проявлениями антихристианского и античеловеческого варварства.

На Руси всегда сочувствовали «братьям во Христе» на Востоке. Подобные чувства сострадания рождали желание оказать помощь, в первую очередь материальную, которая различными путями столетиями поступала и патриархатам и отдельным обителям. Поток русского вспомоществования невероятно возрос к середине XVII века, когда Русь-Россия заметно укрепилась.

Надо прямо сказать, что среди греческого священства, доминировавшего в Восточных Патриархатах, всегда находились люди, которые желали поставить Московских Царей в зависимость от себя, сделать их поднадзорными, чтобы извлекать не только моральные, но и материальные выгоды. Отсюда возникало стремление утвердить в православной среде представления, что русские, сделавшие свою Церковь автокефальной, т. е. независимой и самостоятельной, пошли дорогой «искажения истинного Православия». Всегда находились греческие церковные иерархи, да и просто монахи, желавшие стать наставниками, менторами русских, как то было до падения Царь-града в 1453 году, когда Церковь на Руси являлась верной «дщерью» Царь-града. Подобные поползновения греческого клира всегда встречали на русской почве противодействие, часто скрытое, а порой и явное.

Наиболее полно и завершенно русские представления выразил один из блестящих русских «книжников», старец иеромонах Арсений (Суханов, 1600–1668) — строитель Богоявленского монастыря в Кремле, принадлежащего Троице-Сергиевому монастырю. Позже он — келарь Троицкого монастыря и один из главных «справщиков» книг при Патриархе Никоне. С 1661 года руководил работой Московского Печатного двора.

Выдающейся заслугой Арсения являлось то, что по поручению Патриарха Иосифа и Алексея Михайловича, для изучения церковных обычаев, он в 1649–1650 годах посетил важные центры Православия на Востоке: Афон, Константинополь, острова Родос и Хиос, побывал в Иерусалиме и в Египте. В 1654 году Патриарх Никон посылает Суханова на Афон для приобретения греческих рукописей, необходимых для начавшегося исправления богослужебных книг. Он с блеском выполнил это поручение, привезя на Русь бесценное собрание древних греческих рукописей (более 700), которые невероятно обогатили сокровищницу Московской Патриархии.

Арсений стал одним из самых блестящих русских «книжников» середины XVII века. Через сто лет Арсений нес тот же «свет правды христианской земли», которую в XVI веке огласил монах Филофей Псковский. В 1650 году Арсений вступил в спор («прения») с греческими богословами, которые прибыли на Русь в составе делегации Иерусалимского Патриарха Паисия.

Греки вели себя в Москве чрезвычайно заносчиво, критикуя многие порядки и установления и в Церкви, и в богослужении. Они брали на себя роль «судей», что оскорбляло русское православное чувство. Русские готовы были слушать братские наставления, но не желали преклоняться перед греками, не хотели видеть в них начальников-наставников. Они принимали славу и честь старой «Грецкой земли», но не желали делить с греками их историческое бесчестие.

Московиты прекрасно были осведомлены о тех ужасных историях, которые происходили в четырех Восточных Патриархатах: взятки, продаж должностей, казнокрадство, предательство, заискивание перед нечестивыми и перед католическими раскольниками и даже убийства, все эти антихристианские деяния настолько там распространились, что стали чуть не делом обыденным. Бесценное Богомудрие греков осталось в прошлом, там, где правили благочестивые Цари и великие Патриархи — это наследие русские готовы были перенимать и перенимали с неизменным душевным трепетом. Теперь же ситуация совершенно иная.

В 1650 году в «валашском» местечке Тырговиште, где находился Паисий на обратном пути из Москвы в Иерусалим, произошло примечательное событие. Там Арсений вступил в полемику с учеными греками, а затем привез в Москву подробный отчет о «прениях», так называемый Статейный список.

Арсений в совершенстве владел греческим языком, был прекрасно богословски образован. Его речи «в прениях о вере», всего таковых было четыре, — настоящий богословско-историософский трактат. Митрополит Макарий в своей «Истории» написал, что «эти прения, записанные Арсением, представляют одно из самых ярких свидетельств о тогдашнем религиозном настроении умов в нашем Отечестве». Потому уместно здесь привести обширные выдержки [177] .

177

Подробно вся эта история и содержание «речей» приведены у Митрополита Макария в его «Истории Русской Церкви». Т. 6. С. 352–360.