Царь царей

Меня даже посетила крамольная мысль. Может, вся эта свобода выбора — ненужная фигня. Гораздо проще управлять людьми, тогда они более продуктивны. Правда, я тут же отогнал ее от себя. Начинаю думать, как матерый рубежник, оправдывая свое право сильного любыми аргументами. Надо говорить себе честно — иногда я делаю плохие вещи. И признаю это. Именно подобным я и отличаюсь от остальных засранцев с рубцами. Пока.

Ресторан «Пастернак» находился через три квартала. И был назван не из-за нобелевского лауреата по литературе, а в честь овоща. Ну, у которого корни напоминают белую морковь, а вершки похожи на петрушку. Нет, это не я такой умный ботаник, просто пастернак был нарисован на стене за стойкой ресепшена.

Встретила нас фифа с надутыми губами и высокомерным взглядом. Та самая, которая получает сорок тысяч, но смотрит на тебя, как на коричневую субстанцию. Лично нас с Костяном обдало волной презрения. И что самое интересное, у меня даже не появилось желания придавить ее хистом.

Ради чего? Ума это обслуживающему персоналу явно не прибавит. Если она считает, что не нужно делать приветливое лицо — ее же проблемы. В таком случае итог заведения, где она работала, хотя бы предсказуем. Что было на этом месте до «Пастернака»? Не менее модный «Лемонграсс». А прежде «Баклажан». Мне даже кажется, что хозяин был один и тот же. И ведь наверняка он думал, что дело именно в названии и концепции, а не в персонале. Ну что ж, многие любят не просто наступать несколько раз на грабли, а тщательно топтаться на садовом инструменте. Что там говорить — сам такой. С другой стороны, именно моя любовь помогать там, где это совсем не требуется, не вызывала конфликтов с хистом.

Нас проводили за крохотный столик, хотя свободных посадочных мест было предостаточно. Время ранее, в заведении всего три небольших компании — молодые пацаны даже младше нас, но одетые слишком модно для Выборга, пара мужиков в стороне, явно из деловых, и стайка девиц, соревнующихся друг с другом размером бюста. Мне доверие внушали только мужики, которые были из «серьезных», и, скорее всего, решали какие-то дела. Один из них чем-то даже напомнил Рыкалова.

— Добрый день, меня зовут Кирилл, сегодня я буду вас обслуживать, — без всякого энтузиазма подошел к нам чуть ли не подросток.

— Чай черный, — сказал я.

— Еще что-нибудь? — поморщился тот. — У нас сегодня наш фирменный буйабес.

Теперь скривился я. Нет, мы, конечно, и находимся вроде как у моря, но какой буйабес? Тем более фирменный.

— Чай.

Официант хотел сказать еще что-то, но я придавил его хистом. Что за день сегодня такой, все чужане хотят несчастного ведуна довести до белого каления. Или, может, просто у меня с нервишками какая-то беда? Вдруг надо попросту попить пустырника и все такое? Гриша бы предложил более проверенный дедовский способ, среди ингредиентов которого значилось слово, начинающееся на ВОД и заканчивающееся на КА.

— А чего он ушел? — очнулась Ольга. — Я хотя бы панна-котту заказала. Она здесь бомбическая.

— Это которая за восемьсот пятьдесят рублей? — мрачно листал меню Костян. — Еще бы ей быть не бомбической. И часто ты здесь бываешь?

— Изредка, — уклончиво ответила девушка.

Судя по выражению лица Костяна, к нему пришла мысль, посещающая многих миллионеров. Чтобы быть богатым, нужно не до фига зарабатывать, а мало тратить.

— Так, Коротковы, хватит собачиться, будут вам и десерты и все остальное, я заплачу. Но потом. Ольга, дай руку.

— Моть, ты мне предложение собрался делать? Я как бы не свободна.

— Что это еще за как бы? — возмутился Костян.

— Ну, это такая фигура речи.

— И эти люди получали золотые медали.

Вообще, друг был даже более раздражителен, чем обычно. И я догадывался, в чем причина. Говорят, если у мужика долго нет секса, тот начинает лезть на стену. Открою секрет, если от представителя сильного пола постоянно требовать соития, это тоже не приводит к душевному спокойствию.

Без лишних слов я взял руку Ольги и нахмурился. Ее хист был слишком большим для чужанки. И довольно необычным. Темное нечто сплелось множеством невидимых нитей с родным промыслом. Вот тебе и ответ, откуда у Коротковой вдруг появилось повышенное либидо. А мне казалось, что я полностью убил нечисть.

— Что-то не так? — нахмурилась жена Костяна.

— Ну, как бы тебе сказать. Ты вроде как немного лярва.

Глава 2

— Моть, я, конечно, все понимаю, но вообще-то это моя жена, — почти искренне возмутился Костян.

Правда, не дождавшись от нас нужной реакции, он все же решил пораскинуть мозгами. И в этом нелегком деле достиг определенного успеха, потому что спустя пару секунд стал удивленно хлопать глазами. Долго же до него доходило. Ольга вот сразу все поняла, ей даже объяснять не понадобилось.

— Короче, расскажу, как я это вижу. Лярву я вроде выкорчевал, но, видимо, не полностью. Часть ее хиста осталась в тебе и начала влиять на поведение. Именно отсюда повышенная сексуальная активность и сильная привязанность к мужу. Нет, и у нормальных жен такое есть, но у лярв все возводится в абсолют. Они как психопатки с биполяркой.

Правда, Короткова из всего сказанного услышала только одно. Именно это она и выдала мужу с железными нотками в голосе:

— Ты рассказывал Матвею о наших отношениях?

Костян сейчас многое отдал бы, чтобы стать лешим. К примеру, чтобы провалиться сквозь землю или просто зайти за дерево и пропасть. Но кесарю кесарево, а слесарю слесарево.

— Посмотри на него, — вступился я за друга. — От Костика же скоро только глаза останутся. Я не большой специалист в медицине, но на лицо истощение организма.

— Если бы что-то было не так, Костик бы мне сказал, — чуть ли не скрипнула зубами Ольга. — Ведь так?

Коротков, который сейчас готовился на роль партизана времен Великой Отечественной и окончательно вошел в амплуа, не ответил. Разве что отвел глаза в сторону. В мою.

— Для мужчины сказать, что он не хочет близости с любимой женщиной, примерно то же самое, что признаться в собственной импотенции, гомосексуализме и плохом вкусе, — приоткрыл я тайну сущего. — Одновременно.

— Что за чушь?! — возмутилась Короткова.

— Меня это все тоже невероятно бесит, но добро пожаловать в наш мужской мир.

— Котик, но в последнее время нас друг для друга действительно стало слишком много, — наконец нашел нужные слова Костян.

Я же говорю, он может кому угодно на уши присесть. Костян в этом был большой мастер. Вон какие слова красивые подобрал. Вместо «я уже не вывожу» — «нас стало слишком много друг для друга». Почти поэт.

— Ну можно же сесть и нормально поговорить, — фыркнула Ольга.

— Ох, если бы все было так просто, — ответил я. — Но проблема не только в этом. Ты не можешь сказать себе, что теперь все будет по-другому.

— Это еще с чего? Я вообще-то взрослый человек!

— Дело не во взрослости, а в хисте. Он у тебя теперь спаянный, один часть другого. И ты можешь убеждать себя в чем угодно, но скрытые желания все равно останутся.

— И чего делать?

— Сс… сухари сушить, — лаконично заметила Лихо.