Царь Горы, Или Тайна Кира Великого

Такими мыслями я хотел было поделиться с царем, однако, услышав про последний выбор, которым Кир хотел одарить Креза, сразу выбросил из головы, как мусор из дома, все коварные замыслы. Царь Кир желал честной игры.

— Мне уже нечего сказать,— признался я,— Видят боги, царь, что твое великодушие — самая благоприятная жертва и самый лучший оракул.

— И ты, эллин, тоже успел научиться мидийскому крас­норечию,— усмехнулся Кир.

Через три месяца Крез получил из Дельф удивительное предсказание, которое гласило:

«Если царь Лидии начнет войну с царем на востоке, то сокрушит великое царство».

Спустя еще три месяца царь Лидии Крез двинулся на Каппадокию, подвластную Мидии, перешел реку Галис и стал разорять земли, города и селения сирийцев.

Даже прямодушному Губару была очевидна двусмыс­ленность предсказания. О каком царстве речь?

Выходило, что сам Крез не считал свое царство «великим». Тогда я впервые подумал, что человек, слишком на­деющийся на чужие оракулы, невольно принижает свое собственное достоинство.

Так или иначе, Крезу был дан выбор, и он его сделал. Война началась.

Теперь Гистасп, Губару и Гарпаг выглядели куда бо­лее озабоченными, чем на том совете: Крез двигался во главе прекрасно обученного и грозно вооруженного войска, а вооружение персидской армии еще оставляло желать лучшего. Кир же, напротив, очень оживился и стал казаться вполне счастливым и беззаботным пра­вителем, будто бы уже одержал победу над сильным противником.

— Крез напоминает мне моего деда Астиага,— сказал он как-то.— Не заметил подвоха и сразу двинулся вперед. Смутить и напугать его будет куда легче, чем вепря. Но тем же способом с ним не управиться, это верно.

Раз уж Крез выбрал себе путь, то я осмелился-таки предложить Киру свои «кошачьи услуги», заодно намек­нув и о Скамандре. Кир отверг мои замыслы, однако отправил вестников в города эллинской Ионии, побуждая их отпасть от Креза. Милет первый ответил многослов­ным отказом; за ним в ту же флейту стали дуть Эфес и Галикарнас.

— Ты оказался прав, Кратон,— сказал Кир.— Теперь уже нельзя медлить. Лидийцы нам хоть немного известны. Твоих рассказов мне не хватит, чтобы знать наверняка, каковы на поле боя спартанцы. Если они еще большие гордецы, чем жители твоего Милета, то от них можно ждать всякого. А малому союзному войску легче добраться до Сард, чем большому.

Вскоре пришла радостная весть. Гарпаг, будучи по про­исхождению наполовину арменом, сумел убедить повели­теля армен Тиграна скорее поддержать Кира своим войском. Гарпаг писал Тиграну, что, если в самой Мидии мидяне вернутся к власти, арменов ждут худшие времена. В ме­сячный срок Тигран выставил хорошо вооруженное один­надцатитысячное войско. Особенно хороши были арменские лучники.

Примерно в тех же словах обратился Кир через глаша­таев ко всем племенам своей новой державы, более всего пугая мидян лидийцами.

— Кара! — назвал он всех, в том числе и своих бывших врагов,— Много лет назад наши славные предки доблестно сражались с лидийцами у реки Галис. Богам было угодно прекратить эту вражду. Боги затмили тьмой солнце и тем знамением принудили народы к миру. Ныне лидийцы вновь попрали пределы, установленные богами. Это означает, что они лишились разума и теперь одержимы желанием обра­тить нас в рабов. Они не остановятся, пока мы сами не поставим предел их притязаниям и не накажем за вероломство. Кара! Я, Кир, царь Ахеменид, веду народ исполнить волю великого Митры, дабы сохранить мой народ свободным.

Итак, собрав у стен Эктабана свои войска числом около двадцати пяти тысяч, Кир двинулся на запад. Неподалеку от Ниневии к нему присоединилось и вой­ско армен. Таким образом, в пределы Каппадокии вошло тридцать шесть тысяч. Конницы было всего около семи тысяч. Крез же перешел Галис с двадцатью четырьмя тысячами, а всадников у него было не менее двенадцати тысяч.

Кир продвигался быстро, и, как стало известно впо­следствии, Крез был очень удивлен, когда восточную сто­рону света, на расстоянии пятнадцати стадиев от его стана, вдруг заполонили повозки, шатры и палатки неприятеля, а ночью на широком пространстве засверкали костры.

Кир проявлял великодушие до тех пор, пока его можно было проявлять, не роняя своего достоинства. Он послал Крезу письмо с учтивой просьбой убраться с чужой земли. Окруженный эллинскими писцами, Крез ответил не толь­ко высокомерно, но и высокопарно. Царь персов пре­зирал высокопарность и потому сразу начал готовиться к битве.

С особым вниманием Кир прислушивался к советам Гарпага. Раньше царь с малым числом верных соратников устраивал в своих горах стремительные охоты. Теперь ему приходилось управлять большим, разнородным и не слишком поворотливым войском. Мне кажется, он тяготился таким большим числом «охотников», тяготился тем, что не имеет никакой возможности вполне доверять всем и положиться на каждого из воинов в отдельности, тем бо­лее — на мидян или парфян. Он привык к охотничьей так­тике, которую в военном деле можно назвать «вылазками». Неохватные одним взглядом просторы, запруженные вой­сками, вызывали у него тревогу. В те два последних вечера перед битвой он подолгу стоял у входа в свой новый, цар­ский, шатер и задумчиво смотрел в сторону поля будущей битвы. Помню, с таким же видом некогда проводил он ночные стражи на втором ярусе своего дворца в Пасаргадах, когда внизу, на плоскогорье, мерцали бесчисленные, как звезды, костры чужого войска.

у Креза были только лидийцы. У Кира же — персы, мидяне, армены, парфяне. С разноплеменным войском всегда больше хлопот. Если в сражении одно из племен дрогнет, то другие заражаются паникой гораздо легче, чем стойкие воины одноплеменного войска, товарищи которых оказались сломленными на другом фланге. Иног­да более стойкие ряды даже сильнее воодушевляются, дабы показать пример доблести своим дрогнувшим со­племенникам.

Короче говоря, лидийцев было значительно меньше чис­лом, но зато они имели в своем войске большее единство, а к этому в придачу — более сильную конницу. Кир же, понаблюдав за своим войском, чувствовал, что за мидян и парфян он не может полностью ручаться.

В стане лидийского царя, однако, тоже не было заметно особого воодушевления. Крез хотел отнять Каппадокию, но всерьез воевать не хотел. Киру эта война также была ни к чему. Выходило, что решающая битва никому не нужна, но неизбежна.

И вот день битвы настал.

Кир, как и раньше, поставил своих персов в середину. Мидянам же определил место рядом с персами, с левой стороны, а потому на всякий случай укрепил левый фланг большим числом арменских воинов и стрелков. Таким образом, персам полагалось показать свою доблесть ми­дянам, а самим мидянам — не опозориться навеки в гла­вах персов. Правый фланг также прикрывали армены. Парфянских всадников Кир оставил позади, в запасе: на случай прорыва или обходного маневра лидийской кон­ницы.

Итак, против Креза было выставлено целиком пешее войско. Кир не сомневался, что персы при первом ударе Устоят, но при этом он возлагал большие надежды на арменских стрелков.

Войска стали строиться друг против друга на рассвете. Не успело солнце показаться над дальней грядою гор, как в рядах лидийцев началось мельтешение. Их войско дви­нулось навстречу быстрым шагом, а кони сразу перешли на рысь. Лидийцы торопились начать схватку до того, как солнце начнет слепить им глаза. Вскоре до нас донеслись звуки их боевых рогов.