Царь нигилистов 4
Шрифт:
Хозяину и гостю кланяются в пояс.
— Бывшие крестьяне? — спросил Саша, когда они переходили из корпуса в корпус, и появилась возможность быть услышанным.
— Да, — кивнул Гучков. — Рабочих рук не хватает в Москве, так что приходится выкупать целыми семьями.
— Отпускаете на свободу?
— После того, как отработают выкуп, — признался Гучков.
В семьи можно было поверить, ибо возраст рабочих начинался лет с десяти, если не младше. Не ткачей, конечно. Это для продвинутых. Так: корзины с пряжей и нитями принести и отнести.
На
Здесь больше женщин, тоже крестьянского вида: в сарафанах и платках. И девочек на подхвате.
— А сколько часов рабочий день? — спросил Саша.
— Смены по шесть часов, — отчитался Гучков.
— Всего шесть часов в день? — удивился Саша.
— Нет, шесть часов — это смена, — терпеливо объяснил хозяин. — В сутках две смены. Рабочий отрабатывает шесть часов, возвращается домой, занимается своим бытом, спит, а потом у него следующая смена.
— И сколько же он спит? — мрачно поинтересовался Саша.
— Три-четыре часа, — признался Гучков. — Но потом ещё, после следующей смены, всего восемь.
— То есть рабочий день — двенадцать часов, — вздохнул Саша.
— Вам кажется, что это много, Ваше Высочество? — спросил Гучков.
— Не то слово! — поморщился Саша.
— Ну, что вы! — возразил Ефим Федорович. — Это у нас двенадцать. А бывает и по четырнадцать. Да что! У некоторых до 18 доходит.
— Интересно, на каторге больше или меньше? — поинтересовался Саша.
— Ваше Императорское Высочество! Несколько лет назад фабрику осматривал Великий князь Константин Николаевич. Ему всё очень понравилось!
— Не удивлен, — хмыкнул Саша.
Значит, у Гучкова образцово-показательная фабрика, которую начальству показывают. С коротеньким рабочим днем в 12 часов и чистенькими цехами. Что же у остальных-то!
И дядя Костя ничего не заметил, потому что для него это нормально.
— Дети тоже работают по 12 часов? — предположил Саша.
— Да-а… но у них же работа лёгкая.
Саше так не показалось.
— А рабочие в городе живут? — спросил он.
— Нет, в основном здесь, при фабрике. Я вам покажу.
Они вышли на воздух, и Саша смог вдохнуть полной грудью.
— Пойдемте, сначала я покажу вам нашу больницу для рабочих, — предложил хозяин.
Понятно! Гучков уловил настроение гостя и решил показать соцпакет.
Больница была маленькая, на 15 коек, но видимо, и это было круто.
— У нас ещё есть училище на 140 мальчиков, — похвастался Гучков.
Училище оказалось двухэтажным деревянным бараком, которые ещё и в начале 21-го века можно найти в России, особенно в регионах. Классы были большие, а обстановка напоминала картину Маковского «В сельской школе»: никаких тебе парт, один большой деревянный стол с деревянными лавками. И дети разного возраста в одном классе.
— А для девочек школы нет? — спросил Саша.
— Построим! — пообещал
Гучков. — Кроме того, у нас есть бани для рабочих.Бани оказались небольшим, зато кирпичным строением. У входа по случаю субботы толпились рабочие, и из трубы шёл дым.
Хозяин изящно обвел вокруг и, не заходя внутрь, подвел к длинному зданию с застекленными стенами и крышей.
— А это оранжерея моего батюшки.
— Та самая?
— Да!
В нос ударил божественный апельсиновый запах. В темно-зеленой листве деревьев висели оранжевые плоды в обрамлении белых цветочков, что поразило Сашу до глубины души. Он думал, что растения цветут и плодоносят одновременно только в даосском раю.
Гучков нарвал штук пять покрупнее и поярче.
— Угощайтесь Ваше Высочество!
Саша вежливо взял один.
— Благодарю, — сказал он. — Остальное отправьте ко мне с лакеем.
Сочный апельсин легко чистился, разламывался на крупные дольки и даже не был по-тепличному безвкусен.
Они прошли через ажурную арку, увитую мелкими белыми розочками, и апельсиновая роща сменилась лимонной, а потом ананасными грядками, где золотые плоды сидели в розетках широкой и остроконечной, похожей на осоку травы.
Ефим Федорович выбрал ананас покрупнее и поспелее. Саша кивнул. И плод перекочевал к лакею.
А фабрикант выбрал ещё один, менее внушительный, для Гогеля.
Всё-таки в оранжереях всегда слишком жарко и душно, и Саша был рад снова оказаться под открытым небом.
Недалеко от выхода располагался солидных размеров особняк с портиком и колоннами.
— Мой дом, — сказал Гучков. — Могу ли надеяться видеть вас у меня на обеде?
— Можете, — кивнул Саша. — Прямо на работе живете…
Фабрикант скромно улыбнулся и показал рукой куда-то в заросли деревьев на берегу пруда:
— У меня и дача здесь. Можно потом откушать чаю на даче.
— Это все замечательно, — оценил Саша. — Но вы мне обещали помещения для рабочих показать. Было бы очень любопытно…
Глава 24
Они прошли мимо длинных складов с двускатными крышами и оказались перед деревянным бараком.
— Это казарма для рабочих, — пояснил Гучков.
Слово «казарма» Саше сразу не понравилось.
Они вошли внутрь, и Ефим Федорович открыл дверь в большую комнату метров в тридцать-пятьдесят.
Первое, что бросилось в глаза — печка с плитой, на которой женщины в сарафанах и лаптях готовили еду, которая пахла не то, чтобы совсем отвратительно, но посредственно. К вони похлебки примешивался запах пота и давно немытых ног.
Женщины оторвались от работы и поклонились в пояс хозяину и его спутникам.
На веревках, протянутых через всю комнату, сушилась одежда. Ни простыней, ни пододеяльников, ни наволочек — только портки, мужские и женские рубахи и нижние юбки.
— Ефим Фёдорович, а почему они на улице белье не сушат? — удивился Саша. — Сухо же.