Царь Живых

Водитель откровенно ржал над бесплатным шоу и не менее откровенно намекал, что не стоит за таким и гоняться, есть получше, только глянь вокруг, да не туда глянь, налево глянь, глупая…

Потом посмотрел на стрелку спидометра – ржание обрезало.

Он кончил все одним ударом.

Удар был страшный, мужчины в его семье всегда отличались силой…

Темное ореховое дерево раскололось, ствол отлетел от ложи, ствольная коробка изогнулась дугой – именно она приняла удар о камень на себя. Осколки идеально отшлифованных, безумно дорогих линз прицела сиротливо поблескивали на траве. И, по большому счету, ничем не отличались теперь от бутылочных… Спусковой крючок уцелел под скобой, торчал вроде по-прежнему… но как-то сиротливо, не вызывая желания нажать.

Несколько секунд он стоял молча и неподвижно, как над телом павшего друга. Глаза были сухи.

…Искалеченные, искривленные останки никак не хотели ложиться в достойный Страдивари гроб. А гроб не хотел закрываться. Он ударил по крышке ногой, с трудом защелкнул один замок…

И пошел к “Хантер-хаузу”.

Еще не все закончено.

По счастью, деньги у Славика нашлись. Наташка, понятно, о такой мелочи на бегу не подумала.

Прикусивший язык водитель схватил мятую бумажку, странно на них посмотрел и с места газанул по пустынной улице. Славик пытался виновато улыбнуться – не получалось. Отпустило его резко, как и вчера. И точно как вчера осталось лишь тоскливое ощущение ушедшего знания.

Наверх, к родителям и раскуроченной двери, не хотелось. Но там остались фотографии Наи. Ее подруги Наи.

Старой школьной подруги.

Полгода назад подруга попросила Наташу срочно вставить ей выпавшую пломбу – вечером уезжала. А через месяц пришла снова – сказав, что гинеколога, косметолога и стоматолога надо иметь своего, персонального и личного. А качество Наташиной работы ее вполне устраивает…

Именно в тот день Наташа и заподозрила, что банально и просто сошла с ума.

Свихнулась.

Сбрендила.

Поехала крышей.

Спятила.

Тронулась умом.

Шизанулась.

и т.д. и т.п.

Но сейчас она подозревала гораздо более страшное.

Она в порядке.

С ума сошел окружающий мир.

В “Хантере” пусто. Никого.

Однако – вчера явно были. Интересно, интересно… И ни одной пустой бутылки, ну надо же… Впрочем, это не важно. Теперь – не важно.

Он грохнул футляр на стол, напротив места Прохора. Вместо заявления. Заявления о выходе из клуба. Прохор поймет. Прохор поймет все. Когда надо – Прохор понятливый.

Ваня подошел к большому деревянному шкафу. Взглянул на вторую сверху узкую деревянную панель, разделяющую полки – несекретные полки. Сейф. Его личный сейф – сейф мастера.

Открывать и смотреть не хотелось… И он дернул панель на себя – не набирая код и не отключая механизм самоликвидации… Внутри зашипело.

Смотрел с опасливым интересом – наблюдать вживую Действие заморского механизма не приходилось. Он был – для экстренных ситуаций, таких в “Хантере” пока не случалось. Теперь – случилась…

Не полыхнуло бы… Сплошное вокруг дерево.

Не полыхнуло. Сработало как надо – хотя было рассчитано на уничтожение дискет да бумажек.

Внутри что-то лопалось со звоном, и что-то шипело с потрескиванием, и что-то просто шипело, и через непредставимо малую щелку пробился-таки резкий спиртовой запах… Все длилось ровно десять минут – он засек время – и кончилось. Не полыхнуло – только аромат нагревшегося дерева напоминал о русской бане – о бане, в которой к великому горю собравшихся вдребезги разбилась трехлитровка со спиртом…

Вот и все. Нет коллекции мастера. Да и мастера – больше нет. Правда, остался другой…

Он резко, чтобы не передумать, рванул вторую панель. Тоже сейф. Сейф Прохора. И вышел на крыльцо, не слушая змеиного шипения.

Солнце уже поднялось над окружающими “Хантер” деревьями – осветило и ослепило. Он не стал жмуриться и прикрываться ладонью. Глаза у него никогда не слезились – не часто, но такое бывает. Что-то со слезными железами. Не умел Ваня плакать.

Он представил лицо Прохора, открывающего сейф – и улыбнулся. Потом на секунду пожалел, что вдребезги разнес карабин “Везерби”. Но лишь на секунду. А затем снова улыбнулся. Он нажил врага, страшного врага – и сам знал это.

Но!

У него не осталось ничего.

Не осталось оружия.

Не осталось как бы любви.

Не осталось дела, страшного и кровавого – но нужного. Он считал – нужного.

Ничего.

Теперь что-то появилось…

Хотя бы Прохор…

Ваня улыбался.

Он не знал, что все кончилось и началось вновь. Что Путь его страшен и долог, но – он только что миновал развилку и впереди его ждет все. Оружие. Дело. И Любовь.

Глава 13

Нехорошее число – тринадцать. Хотя, как сказал один преуспевший в арифметике товарищ, – сакральное. Но – нехорошее.

Я*, конечно, не суеверен.

Но рисковать не хочу.

* Примечание соавтора: Мне не то чтобы просто надоело убирать лезущую с солдафонской настойчивостью на страницы повествования личность подполковника ****ва, хотя и этот факт имеет место… Но главная причина, по которой я решил предоставить слово этому самозваному “наставнику кадетов”, – желание дать понятие об уровне образования и интеллекта людей в погонах, которым до сих пор еще доверено в нашей стране столь многое – от ядерного оружия до права воздействовать всеми способами в течение двух лет на души молодежи… В принципе особых сомнений этот уровень и так ни у кого не вызывает. Известно, как способствует мышлению изучение Уставов и хождение строем. Но иногда самый действенный прием Дискуссии – дать оппоненту высказаться до конца и полностью. Без комментариев. И – большинство услышавших его сделают правильные выводы. Итак – слово подполковнику ****ву.

В главе с подобным номером так и гляди – случится, что-то страшное. Мрачное. Жестокое. Кошмарное. Чудовищное.

Убьют кого-нибудь; или обворуют; или нанесут телесные повреждения разной степени тяжести; или, не дай Бог всем нам (нимфоманки не в счет), – изнасилуют или принудят к действиям сексуального характера; или вовлекут несовершеннолетних в преступную деятельность; или воспрепятствуют осуществлению избирательных прав; или причинят имущественный ущерб путем обмана и злоупотребления доверием; а то еще и необоснованно откажут в приеме на работу или необоснованно уволят с работы беременную женщину или женщину с ребенком до трех лет – и это не говоря о таком рвущем сердце и леденящем кровь кошмаре, как злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей…

Но это все семечки, не больно-то и страшно. Но в тринадцатой главе может произойти и действительно ужасное. Нет, не так.

Вот как: ДЕЙСТВИ-И-И-И-ТЕЛЬНО УЖА-А-А-А-СНОЕ!!!! (это, по задумке, надо провыть замогильным голосом).

То, что лишит вас покоя днем, и аппетита за обедом, и аппетита за ужином, и аппетита за завтраком, и аппе… (ах, у вас трехразовое питание? ладно, проехали), и сна в постели, и потенции в постели, и контроля над мочеиспусканием в постели (что, что? на полу спите? ну жизнь у вас, однако – ни поесть, ни поспать толком…), и… тьфу на вас, даже с мысли сбили… – короче, произойдет то, что лишит вас всего и даст взамен новое и гнусное: внеплановое отключение горячей воды и внеплановый визит тещи; подложенную свинью (вам) и неподложенный вовремя памперс (вами); брак без секса (у вас) и секс без брака (у вашей дочери); сон разума, рождающий чудовищ, и сон ужасов с Чубайсом в главной роли – мое дыхание рвется на длинной фразе, но я хочу закончить (кстати, никто не напомнит, с чего я там начал?)… проклятый склероз…