Цареубийство в 1918 году
Шрифт:
А если не случайно это имя возникло на периферии следственных документов? Если его действительно видели в Перми и кто-то, зная специфические таланты Пашки Берзина, сочинил о нем эту легенду? Не там ли, в Перми, началась карьера профессионала тайных служб Советского Союза?
Глава 30
ЗУБЧАТОЕ КОЛЕСО: ЕКАТЕРИНБУРГСКИЕ КОМИССАРЫ
Первоначально этот фрагмент рукописи начинался с анализа текста писем на французском языке, полученных семьей в июне 1918 года. Доказывалось, что письма были чекистской провокацией: их отправители должны были похитить Романовых, после чего тех убили бы «при попытке к бегству», а рядом с жертвами нашли бы мертвые тела в офицерских мундирах с письмами от царя по-французски в карманах.
Доказательства были психологическими (с
Имелись филологические улики: настоящий офицер-монархист подписывался бы не «преданный Вам», а «преданный Вашему Величеству» (это приметил еще Дитерихс).
Наконец, доказательства, так сказать, по сути ситуации: план операции «Побег» составил несомненный идиот, если только кто-то отнесется к нему всерьез: «С Божией помощью и Вашим хладнокровием надеемся достичь цели, не рискуя ничем»; «Не беспокойтесь о 50 человеках, которые находятся в маленьком домике, напротив ваших окон»; «Никакая попытка не будет сделана без совершенной уверенности в результате».
Все эти рассуждения потеряли смысл после того, как Гелий Рябов опубликовал письма офицера в журнале «Родина».
«Внимание, читатель, – воскликнул он. – Эти документы… никогда и нигде не публиковались! Они плод блестяще (если это слово уместно здесь) спланированной и столь же блестяще выполненной оперативной комбинации».
Думаю, что плод действительно блестяще сделанной комбинации был бы уже в 1918-м опубликован. (И не в жалких фрагментах, дарованных тогда историком М. Покровским американскому журналисту Исааку Дон Левину.)
Но письма приходилось держать в сугубом архивном секрете Музея революции, иначе каждый интересующийся делом пришел бы к тому же выводу, что и Гелий Рябов: «Предположим: послано письмо и получен ответ, то и другое перехвачено, прочитано и передано по назначению. И тогда один офицер посылает следующее письмо… В этом случае в руках Совета могли остаться только копии переписки, сохранилась же вся переписка:четыре неразделенных листа, на которых написаны и письма офицера, и ответы Романовых, Это означает: письма офицера писал некто, знающий иностранный язык, и писал он их скорее всего под диктовку работников Уралсовета…Письма Романовым передавал солдат охраны… несомненный участник операции или комбинации. В данном случае это все равно.
Если же быть абсолютно точным – это провокация».
(Согласно сведениям, опубликованным писателем Э. Радзинским в журнале «Огонек», автором французского текста оказался комиссар снабжения Уралсовета, бывший французский студент Войков, а начисто переписывал их чекист Родзинский.)
Другой эпизод «комбинации». Свидетельница Агафонова, сестра разводящего Анатолия Якимова, показала: «Брат мне передавал … царский лакей нашел в занимаемых царской семьей комнатах две бомбы. Бомбы лежали где-то не то на шкафу, не то на буфете и были покрыты пылью. По приказанию Николая II эти бомбы были переданы коменданту». А вот бумага из семейного архива Юровских: «Около часу дня поступило заявление повара Харитонова о том, что что-то лежит в комнате, где раньше помещались граждане Седнев и Нагорный. По приходе моем туда оказалось, что на указанном Харитоновым шкафе лежат восемь заряженных бомб… о чем было сообщено коменданту Дома особого назначения т. Авдееву, а им, в свою очередь, председателю Областного совета т. Белобородову».
– Но ведь перед тем, как поселили в этом доме семейство, все осмотрели, проверили? – спросил Рябов сына Юровского
– Несомненно.
– Каким же образом?
– Думайте, – прерывает меня Александр Яковлевич Юровский.
Что тут ломать голову, слишком все ясно и очевидно… Не вовремя нашел Харитонов бомбы. Не вовремя. Нашел и оттянул на какой-то срок неизбежное. Так ведь просто все: очередная проверка, обход, обнаружены бомбы – и всем пулю в лоб в порядке самозащиты».
Чем хорош Гелий Рябов: пониманием психологии и терминологии
противника. И я, прочитав показания Агафоновой, понимал, что бомбы были подброшены чекистами. Если бы по невероятной небрежности кто-то пропустил их при обыске накануне вселения Романовых, то потом инженеру Ипатьеву свернули бы голову с беспечных плеч. Между тем, после цареубийства частный дом ему вполне корректно вернули… Но план замысла с бомбами выглядел для меня неопределенно, а Г. Рябову незачем ломать голову, «все ясно и отчетливо». Ясно-то и отчетливо выглядит лишь для тех, кто знал правила карательной службы изнутри, а вот написал о них снаружи.…Как предупреждалось, сейчас начнутся гипотезы.
Мне кажется, авторы первоначального плана убийства вдохновлялись историческим прецедентом (они были людьми, начитанными в европейской истории) – казнью шотландской королевы Марии Стюарт. Елизавета Английская, заточив опасную соперницу в тюрьму, не решалась прямо расправиться с ней. Но с Марией вступил в контролируемую секретной службой переписку дворянин-заговорщик Бабингтон. В его письмо «промежуточной инстанцией» был вписан вопрос о судьбе Елизаветы, и шотландка попалась на провокацию: распорядилась покончить с хозяйкой королевства. Что было потом ей инкриминировано и сочтено достаточным основанием для казни пленницы.
А если составители «писем офицера» тоже рассчитывали на кровожадные ответы и советы Романовых? Человеку ведь свойственно считать себя мерой вещей. Но царь и его дочь, писавшая ответы, безусловно настаивали на двух пунктах: «Это будет неблагородно с нашей стороны… оставить их (доктора и слуг. – М. X.) одних после того, как они последовали за нами в ссылку… хотя доктор Б. умоляет не думать о нем и других людях, чтобы не делать вашу задачу еще более трудной» – и второе: «У коменданта много помощников, они часто меняются и в последнее время стали весьма нервными… Мы не хотим, чтобы они из-за нас или вы ради нас страдали. Самое главное, ради Бога, не проливайте крови».
Такие письма не годились – ни екатеринбургским авторам, ни пермским плановикам. В программу стали вносить исправления.
Другое обстоятельство, заставившее отказаться от инсценированного побега, – это, думается, сопротивление задуманному в Москве плану убийства при попытке к бегству, сопротивление со стороны местных, екатеринбургских комиссаров.
Что мы о них знаем?
Как упоминалось, областью полусуверенно управляла пятерка президиума Исполкома: Белобородов, Голощекин, Дидковский, Сафаров и Толмачев.
«Сейчас нам непросто понять психологию этих людей, – пишет Г. Иоффе. – В большинстве своем это были еще молодые люди, уже прошедшие через царские ссылки и тюрьмы», Действительно, Белобородову и Сафарову было 27 лет, Толмачеву – 23.
35-летних Дидковского или, скажем, Авдеева даже наш современник, Н. Росс, называет «людьми уже немолодыми».
Как многие их сверстники, они щеголяли беспощадной решительностью, не догадываясь, чем она обернется в их собственной жизни… Посчастливилось лишь Толмачеву, его убили на войне через год. Белобородова в награду за Ипатьевский полуподвал сделают в 1919 году членом нового ЦК, он помчится на Дон осуществлять директиву о расказачивании, одну из самых страшных ленинско-свердловских инструкций террора. Когда посланный в тот же край другой член ЦК Григорий Сокольников (Бриллиант), воспользовавшись смертью Свердлова, добьется ее отмены, то и тогда, уже получивши новые распоряжения ЦК, Белобородов будет настаивать на «линии В.И.» – на расказачивании:
«Основное правило при расправе с контрреволюционерами: захваченных не судят, с ними производят массовую расправу».
Потом его полюбил Дзержинский и взял к себе замом. Когда «железный Феликс» оставил один из своих постов, наркома (министра) внутренних дел, то передал его Белобородову. Говорят, беспощадностью тот смущал даже привычных московских коллег. Во всяком случае, запомнилась мне его фамилия после чтения одной из речей тов.Сталина, где вождь партии издевался над жалобами на отсутствие внутрипартийной демократии со стороны «таких людей, как Белобородов, «демократизм» которого до сих пор в памяти у ростовских рабочих; Розенгольц, от «демократизма» которого непоздоровилось нашим водникам и железнодорожникам; Пятаков, от «демократизма» которого не кричал, а выл весь Донбасс».