Царевич [The Prince]

— Что–то случилось?

— Нет. Ничего. Посиди со мной в тенечке, отдохни.

— Отец велел мне пахать…

— Я не буду долго тебя отрывать от работы, сынок.

Он привязал вола и пошел за ней. Она вела его к тому самому дереву, под которым он недавно сидел с отцом и дядьями и слушал разговоры про царей и про войну.

Ахиноамь опустилась на колени, достала свежий хлеб, вино, сушеные финики, изюм.

Брови Ионафана поползли вверх. Наверняка мать хочет подсластить какие–то горькие слова, что окончательно испортят ему настроение. Он приготовился защищаться.

Она взглянула на него. — Ты все еще расстраиваешься, что тебя не пустили с отцом.

— Времена беспокойные, мама, а с ним только один слуга. Этого мало. Что если они наткнутся на филистимлян?

— Отец ищет ослиц, а не драки.

Ох уж эти женщины! Им не понять!

— Драки не надо искать — она сама тебя найдет.

Мать вздохнула. — Ты любишь отца, Ионафан. С сердцем у тебя все в порядке — я знаю. Но тебе пора научиться думать головой, сынок. Я видела, как ты смотрел вслед отцу и Иехиилу. Они что, пошли к отряду филистимлян? Обвинять их в пропаже? Пытаться отбить свое добро? — она сложила руки на коленях. — Тебя послушать, так ты бы настоял, чтобы сперва пойти в Геву. Это что означало бы: защитить отца — или подвергнуть его опасности?

— Но ослицы, может быть, там.

— Если ягненок потерялся, это еще не значит, что он в самой пасти у льва. Иехиил попытается найти ослиц по следам. Будем надеяться, что филистимляне тут не при чем. А если это их рук дело, тут уж ничего не остается — только смириться.

Ионафан, расстроенный, потер лицо рукой.

— Филистимляне забирают все, что к ним только попадет в руки.

— Я сюда пришла не из–за ослов и не из–за филистимлян. Уж Бог–то знает, где эти ослицы. И если есть на то Его воля, твой отец, с Божьей помощью, их найдет. Мой сын значит для меня куда больше, чем какая–то скотина. — Она встала и сжала его руку в своей. — Я пришла сказать, что горжусь тобой, Ионафан. Ты очень храбрый. Но тебе надо быть осторожнее.

Она нагнулась накрыть хлеб тряпицей. — Если народ Израиля будет и дальше стоять на своем, скоро у нас появится царь — как у всех остальных народов. А что сделает царь? Заберет у нас сыновей в войско или заставит бегать перед колесницами. Сестры твои в один прекрасный день окажутся кухарками или будут печь хлеб, или составлять масти при дворе где–нибудь во владениях Иуды — ведь колено Иудино считает, что править достойны только они, а уж никак не вениамитяне. А царь будет отнимать у нас лучший урожай, лучший скот — для своей челяди. Он наложит руку на все, что у нас есть. Так сказал пророк Самуил твоему деду и всем остальным, кто ходил в Раму просить царя. А Самуил говорит правду. Достаточно оглядеться вокруг…

— Мама, мы отданы на милость филистимлян. Что же нам, сидеть, сложа руки, и ничего не делать?

— Мой отец, Ахимаац, был замечательный человек. Он говорил, что нужно уповать на Бога. Господь — наш царь.

— Бог оставил нас.

— У людей, которые так говорят, нет веры, а без веры у нас нет надежды, — мать огорченно всплеснула руками. — Да, я всего лишь женщина. Что я могу знать? — Она подняла голову, черные глаза заблестели. — Но вот что я точно знаю — ты мой сын. Ты внук Ахимааца. Послушай его, не меня. Если человек хочет идти за Богом, ему нужно равняться на Божьих людей. Самуил — пророк, помазанник Божий. Он возвещает слово от Бога. Будь внимателен к тому, что он говорит.

— Я не был в Раме. — Откуда ей знать в таких подробностях, что там говорили?

— Жаль, что не был. Услышал бы сам слова из уст пророка, а не то, что подслушала твоя мать, — она вздохнула. — Я пришла сказать, что многое может измениться, и очень скоро. Будешь работать на поле — молись. Спрашивай у Господа, чего Он от тебя хочет.

А чего может хотеть от него Господь? Сражаться! Очистить землю от идолопоклонников!

Мать изучала его лицо. Глаза ее потемнели, на них навернулись слезы. Она медленно покачала головой, поднялась и пошла прочь.

* * *

Прошел день, потом другой, а отец с Иехиилом все не возвращались. Мать молчала.

За столом у Киса собрались мужчины: жаловались сначала на Филистимлян, потом на негодных сыновей Самуила, недавно поставленных судьями над Израилем. Ионафан сидел с младшими братьями — Мелхисуа, Аминадавом и Иевосфеем — и молча ел, тревожась об отце.

Авенир, двоюродный брат Саула, отрезал кусок жареной козлятины.

— Самуил был недоволен, что мы пришли к нему в Раму. Когда мы попросили дать нам царя, он воспринял это как личное оскорбление.

Кис макнул кусок хлеба в чечевичную похлебку. — Ему уже осталось недолго, а нам нужен кто–то, кто будет нами править, когда он отойдет в путь всякой плоти. Таких, как Самуил, больше нет в Израиле.

— Это точно! Но сыновья его — никчемные людишки.

— Когда они судят народ в Вирсавии, то берут взятки, совсем как язычники!

Дядя Ионафана потянулся за гроздью винограда. — В прошлом они сослужили нам кое–какую службу.

Кис невесело усмехнулся.

— Только потому, что мы заплатили им больше, чем те, кто судился с нами! Иоилю и Авии нельзя доверять. Они люди жадные и всегда вынесут решение в пользу того, кто лучше сумеет им угодить.

— А запросы у них меняются день ото дня.

— И как только у такого человека, как Самуил, могли вырасти такие сыновья?

— Кис, братец, ты ведь убедил Самуила? Он сказал, что у нас будет царь.

Кис налил вина. — Вопрос в том, когда? И кто это будет? Иудеянин? Судя по пророчеству Иакова, должно быть так.

— В колене Иудином нет достойных править нами!

— А почему не ты, Кис? Ты богат.

Братья и сыновья Киса, все страстные ревнители колена Вениаминова, поспешили поддержать эту идею.

— Ты вождь в Израиле.

— Самый достойный из всех колен.

— Ты влиятельный человек.

— Другие колена могут возмущаться, но всякому ясно, что их старейшины всегда принимают решения с оглядкой на наш дом.

В темных глазах Киса загорелся огонек.

— Знаю, что они смотрят на нас. Но я уже старик. Нужен человек помоложе, посильнее, видный, способный произвести такое впечатление, что все колена пойдут за ним.

Ионафан наклонился вперед, ловя каждое слово. Нет человека выше и внушительнее с виду, чем его отец, Саул.

— Двенадцать колен должны объединиться. Нам нужен царь, как у всех народов, воитель, который будет сражаться за нас.

Ионафан вспомнил, что рассказывала мать об Ахимааце. Ахимааца убили филистимляне, и своих воспоминаний у Ионафана осталось о нем немного — пожалуй, только то, что он был совсем не такой, как Кис. Кис был злой. Шумный. Постоянно лелеял какие–то воинственные замыслы. Ахимаац учил Ионафана словам: «Уповай на Господа и могущество силы Его». Кис считал по другому: на Бога надейся, а сам не плошай. Бог, мол, помогает тем, кто помогает себе сам. И Кис был главой людей, собравшихся в этой комнате. Все они полагали, что Бог предоставил их самим себе, а, значит, чтобы устоять перед филистимлянами, необходимо перенять опыт остальных народов, народов, у которых могущественные цари и большие армии. Некоторые даже допускали мысль, что филистимские боги сильнее Бога Авраама, Исаака и Иакова. Как иначе объяснить, что филистимляне так жестоко угнетают их?