Царевна-Лебедь с Золотой Горы

– И что за лихо навалилось? – спросила Мика

– Животами страдают…

– Заставьте всех пить только воду, вскипячённую в котлах… И где болезнь началась, в каких селениях, далеко ли от города?

– Первые… и он задумался, да стал постукивать посохом, вспоминая, – да, в селениях, ближе к степи, потом и у нас продолжилось.

– Травы больным надо приготовить, больше горячего пить. Шиповник да чертополох заваривайте, я привела с собой два тюка. Всё это печени недужного поможет, пережить болезнь. Если печень слабая, то умрет недужный, а так- выживет.

Вдруг девочка стала дёргать за рукав мать, и Мика наклонилась, что бы выслушать дочь. Ильда зашептала матери на ухо:

– Скир болен…

– Откуда знаешь? – ответила та.

– Вижу я… полоса чёрная.

– Станешь лечить?

Ильда кивнула, и села смирно рядом с матерью, сжав пальцы рук в замок. Мика вздохнула, опять взглянула на девочку.

– Скир, ты болен, – тихо сказала ведунья

Старейшина только усмехнулся в густую бороду, посмотрел и на Ранна, только тот не улыбался.

– Травы какие, что пить прикажешь? – спросил он.

– Всё по-другому будет, – одними губами улыбнулась Мика, – клянитесь, что не причините зла ни мне, ни дочери моей, – строго посмотрела она на каждого.

– Клянемся, – повторил и Ранн, и Скир и Альта поднесла кулак ко лбу.

– Смотри же, – говорила ведунья совсем тихо, – Ильда, давай, делай, что должно.

Трое взрослых оторопели, увидев, что маленькая девочка садится рядом со Скиром и кладет ладошки ему на лоб. Ранн и Альта не верили своим глазам, а Скир просто их закрыл. Было слышно, как в келье горит и чуть потрескивает фитиль масляной лампы на столе, и будто тени забегали по горнице. Они заметили, как лицо девочки побелело, она выдохнула воздух, и словно пиявка, насосавшаяся крови, отвалилась от старейшины, подхваченная Микой. Ильда спрятала лицо, ткнувшись носом в плечо мамы. Скир же встал, и не веря сам себе, провел пальцами по своей грудной клетке.

– Дышиться легко, – сказал старейшина, улыбаясь, – спасибо, девочка. Но всем этого видеть не надобно, – говорил он же уверенно. – что бы недужные, а тем вернее, и их близкие, не видели этого. Полотно вот возьмите. Альта, принеси! Вот за ним и излечивайте, что б соблазн у людей не возникал, что ото всего Ильда вылечит.

– Конечно, Скир, – важно начал Ранн, – с ними буду ходить, не дам в обиду девочку.

***

Так и началось излечение. Трое приходили в дом недужных, Ранн сразу зажигал благовония, обходил весь дом, изгоняя скверну. Мика проверяла болящих, вешала полотно, что бы здоровые не видели ничего, что творила там она, и хитрый волхв так умело напускал туману, не жалея сгоравших благовоний, так что никто и не обращал внимания на маленькую девочку, излечивающую всех, даже умирающих. Страждущие люди думали, что Могучая ведунья таскает с собой забавную, веснушчатую девчушку, что бы та набиралась знахарского умения, да может, и колдунье с далекого Гандвика не с кем оставить ребенка. Затем умелая волховица убирала ткань, загораживая ей девочку, а счастливые домочадцы видели излеченных близких людей. И Мика с Ильдой быстро исчезали, оставался Ранн, радушно принимавший благодарности исцелённых.

Но Мика более чем в два дома не ходила в один день, не желая, что бы дочь так уставала. Силы же девочки росли, и уже к концу недели она больше не слепла, лишь только сильно бледнела каждый раз, отдавая свои силы людям. Через месяц злая лихоманка стала ослабевать, и еще через месяц люди селения выздоровели.

Ранн и Скир не могли нарадоваться на заезжую ведунью. Никто им не мог помочь, или не захотел, а тут такое счастье. Жили же мать и дочь в гостевом доме волхва, Тяпа был все время привязан к своей будке, что бы не подрался с хозяйским псом, тоже сидевшим на привязи.

Волхв и старейшина сидели за столом, довольные да веселые…

– Ранн, что скажешь? Отпустим Мику с Ильдой? Всё они сделали, как сговорено было, – спросил Скир, задумчиво потирая пальцем столешницу, не поднимая глаз.

– Сам, наверное, уж всё решил… Дом ей поставлен, по обычаю, не в селении, – говорил волхв, – Старый дом умершей ведуньи, Краки, мы с тобой сожгли от греха. Так что всё сделано. Да и терем рядом, для недужных тоже есть.

– Ну, надо отблагодарить ведь… Да и одной как ей здесь? – вторил ему старейшина, – Надо бы какую старицу найти, что б по хозяйству помогала, да за дочерью следила.

– Корову надо дать, оленей пару, если волокуши или сани таскать придется, – добавил Ранн, – нефрит, меха, зерна, все что бы всё по обычаю.

– Пошли тогда к ней, а то может, уже узлы увязывает, в свой Гандвик собралась, – усмехался Скир, – я и посох ей сделал ладный.

***

Пройти до терема волхва было двадцать шагов ступить, так что скоро Ранн уже несильно стучал в дверь обиталища ведуньи.

– Кто здесь? – раздался звонкий голос Ильды.

– Ранн это, волхв, – назвался мужчина, – со Скиром пришли, старейшиной.

– Заходите, – ответила девочка, отпирая дверь, скрипевшую на ивовых петлях, – мама наверху, в горнице.

Поднялись они наверх, ступая по поскрипывающим ступеням лестницы. И верно, ведунья собирала корзины, стоящие на полу, и рядом на лавке стояли два тюка, и лари с откинутыми крышками, куда хозяйка укладывала добро.

– Привет тебе, хозяйка – поздоровался первым Скир, – мы тут с гостинцем тебе пришли, – продолжил он, ставя ларец на стол, и выкладывая подарки, – это нефрит, это вот, соболя тебе, – говорил он, потряхивая с десяток шкурок, раздувая красивый подшерсток, – тулупы овечьи тебе и дочери. И вот, самое главное, – сказал он, снимая рогожку с резного посоха, – тебе это, Свет Мика, и просим быть у нас в Оуме ведуньей. Оставайся здесь, к чему тебе в Гандвик возвращаться? Ни зимы, там ни лета. А здесь- и яблони растут, тепло летом, горное масло не разливается, очень у нас хорошо, – нахваливал родные места старейшина, – дом тебе поставили, ладный, с оконцами.

– Велика честь, Свет Ранн, и тебе Свет Скир благодарна, за доброту да за ласку. Коли зовёте, то и останусь, да дайте вперёд слово твёрдое что не погоните прочь по навету злому, да что никто Ильде плохого не пожелает. А если нет, то уйду в Гандвик, Близнецы в том свидетели. В Лукоморье колдунов жалуют.

Переглянулись Ранн со Скиром, пошептались недолго, да и ударили посохами в пол горницы, так, то лавки дрогнули:

– Быть по сему, – громко говорил волхв, – и о Ильде не дам весть на Алатырь, что б не отнимали у тебя дочь.

– Согласен я с Ранном, – утвердил Скир, – будет всё по уговоренному. Пойдём, покажем тебе ваш новый дом.

Запряг Ним, послушник волхва, оленей в волокуши, уложил всё добро ведуньи, а сыновья Скира повели корову в дом Мики. Следом пошла и ведунья с дочерью, а за ними бежал и их пёс. Дом стоял недалеко от Оума, в негустом лесу, пройти надо было где-то с две тысячи шагов. И вправду, дом красивый да ладный, рядом стоял малый терем, да три сарая, обнесенный высоким плетнем, с воротиной да крепкой калиткой. Мика с Ильдой обошли дом, и оконца, затянутые бычьим пузырём, двери войлоком изнутри обиты для тепла. В подклети и ледник был, да и припасы в ларях.

– Видишь, мама, как хорошо, – говорила девочка, обходя дом.

– Так то оно так.. – соглашалась ведунья, всё ожидая какого-то подвоха.

Вернулись в Оум, к его валам, поблагодарить Скира. Возле крепости, на завалинке у старого дома, сидела пожилая женщина, нянчившая куклу. Кукла была в войлочной куртке, расшитом платьице, да платочке, и как положено обычаем, без лица, а только вязаное полотно вместо него.

– Кто это? – спросила Мика, шедшую мимо нее женщину.

– Это, госпожа, – уважительно говорила прохожая, – несчастная Дигна, в поветрие умерли все, а последняя маленькая Асна. Вот Дигна и вошла в Царство богов за ней, не умирая, юродивой стала. Приносим ей еду, они ведь и не готовит пищу себе, только сидит здесь, и куклу нянчит, – сказала женщина, смахнув слезу, и пошла дальше.