Царевна, спецназ и царский указ
Шрифт:
— Ясно, — колдун хмуро кивнул: надо так надо. — Если сейчас вылечу, к утру до столицы доберусь.
— А царевна когда проснется? — будто невзначай спросил Савелий.
Ратмир бросил короткий взгляд на девушку на ложе, как раз перевернувшуюся на другой бок, что-то пробормотал себе под нос и очертил рукой в воздухе какой-то знак.
— Нескоро. Пусть… выспится.
В эту ночь правительница Наина Гавриловна не спала. Она металась из угла в угол, открывала какие-то книги, перебирала свитки и с рычанием отбрасывала их. Растрепанная, с покрасневшими глазами, меньше всего она сейчас походила на великолепную властительницу, которую привыкли видеть подданные, при которой слуги боялись вздохнуть
— Ну что, что я должна была сделать?! — всхлипнула она в очередной раз, упав на лавку у письменного стола и уронив лицо в ладони. — Куда она могла податься? И куда дойти?!.
В светелке, кроме нее, не было ни одной живой души. И тем не менее, собеседник у правительницы был — или собеседница?
Ручное зеркальце в золоченой раме привычно стояло на ее столе у стены, прислоненное к стопке книг. И отражение смотрело на совсем не по-царски ревущую правительницу сочувственно.
— Она по-прежнему нигде не отражается. Я ее не вижу, — немного виновато произнесло оно.
— Хоть бы жива была, — горько и безнадежно пробормотала правительница. — Что, связывать ее надо было? Или вовсе запереть? Или…
— Может, поговорить надо было попробовать? — негромко спросило зеркало.
— Нет, ну слов же она не понимает! Дурища! — в сердцах воскликнула Наина, и тут же снова шмыгнула носом. — Все одно, это же я, я виновата! Я старше, я должна была…
— Я могу попробовать поискать ближайшее к ней зеркало, — вдруг прервало ее отражение. — Это может быть неточно и непонятно, но…
— Так чего ты медлишь! — Наина Гавриловна вскинулась, ее глаза вспыхнули безумным огнем. — Живо! Показывай!
— Я ищу, — слегка обиженно возразило зеркало. — Тебя бы еще, может, смогла на всяком расстоянии быстро почуять, а… о, нашла! Жива, точно жива! Вот, тут локтей сто до нее, кажется, а от нас — далече, не скажу точно… четче не получается, и звука не будет, незнакомые все…
Изображение в зеркале сменилось — теперь вместо собственного отражения Наина видела незнакомую комнату. Картинка и впрямь была слегка размытой, но в целом позволяла понять, что происходит. По ту сторону стекла был… мужчина. Темноволосый и какой-то до нереальности красивый — или, может, так казалось в искаженном отражении? Мужчина смотрел в зеркало пристально, неотрывно, ибо был очень занят: он брился. А еще этот красавчик был… обнажен. По крайней мере, по пояс — ниже Наина его, к счастью, не видела.
— Эт-то еще что… — оторопело пробормотала правительница вдруг севшим голосом.
К красавцу в зеркале приблизился второй — такой же голый по пояс, такой же бритый, но с рыжеватыми волосами. А потом мимо прошел еще один — белобрысый, для разнообразия бородатый, весь бугрящийся мышцами…
— К-куда она… попала?! Что это за… — Наина поняла, что ей не хватает воздуха, и приготовилась впервые в жизни упасть в обморок.
Отвлекло ее хлопанье крыльев у окна. Наина с вспыхнувшей — в который раз! — надеждой резко обернулась. Но это оказался не голубь — прямо на ее подоконнике сидел крупный сокол с черными крыльями. Окинув ее внимательным взглядом и клекотнув, крылатый хищник сорвался с места и улетел — почему-то спорхнув вниз, а не вверх.
Поддавшись невольному порыву, Наина подбежала к окну — но птицы уже не увидела. Только хлопнули ворота, да мелькнул край красного плаща. Лишь перышко с грифельно-черными полосками, оставшееся на подоконнике, свидетельствовало, что сокол ей не привиделся. Правительница в задумчивости взяла перышко и покрутила в руках.
…А спустя какую-то минуту в светелку, едва постучав и не дожидаясь
позволения, ворвался верный писарь Гришка, тоже не спавший эту ночь — а ну как госпоже что понадобится? Ну как весточка долгожданная придет?— Простите, государыня, вы велели с вестями в любое время без промедления!
— Ну! — Наина нетерпеливо вскочила.
— Богатырь к вам прибыл от лесной заставы, из особого отряда спецназначения. Говорит, вести у него верные об Алевтине Игнатьевне.
— Живо вели в малый зал просить!
Больше всего хотелось в тот же миг опрометью кинуться следом за писцом, помчаться к этому богатырю, схватить его за грудки и лично вытрясти, что он там знает.
Но правительница Наина слишком хорошо помнила, кто она и что ей надлежит. И знала точно, что завоевать уважение — порой годы нужны, а вот потерять его — и мига хватит. Один взгляд — и ты или гордая всесильная властительница, точно знающая, что делает, или зареванная девчонка, не помнящая себя. Одно дело верный Гришка, видавший уже и не такое и преданный ей до самозабвения — не зря смышленого сироту пригрела. И совсем другое — богатырь особого отряда.
В отношениях с военными она и без того не первый год по тонкому льду ходила: чуть покажешь слабину, непременно воеводы начнут роптать, что не дело бабе одной на троне сидеть, нужен стране сильный царь поскорее… Войско — опора престола, и опора эта должна крепко и без сомнений за спиной властителя стоять. Так ее царь Игнат учил.
А потому вышла она из светелки лишь несколько минут спустя — и на ее лице никто не нашел бы ни единого следа бессонной ночи и пролитых слез. Огненные волосы ее были уложены волосок к волоску венцом вокруг головы, а на платье бы и самый придирчивый взгляд не нашел складочки. Шла быстро, но без суетливости и лишней спешки — гордая правительница с неизменно прямой спиной, высоко поднятой головой и расправленными плечами.
Как полагается, богатырь преклонил колено и встретил ее с почтительно опущенной головой.
— Моя государыня.
— Встань, — Наина коротко сухо кивнула. — Обойдемся без лишних церемоний. Мне передали, что у тебя есть вести о царевне.
— Все так, моя госпожа.
— Верные ли?
— Вернее не бывает, — богатырь едва заметно усмехнулся краешком рта, однако тотчас вернул лицу каменное выражение. — Однако, не сочтите за дерзость, я хотел бы сообщить о них… без лишних ушей, — голос богатыря понизился.
Наина заколебалась. Она принимала вестника в малом зале, в присутствии одной лишь личной стражи да верного Гришки — все мыслимые и немыслимые церемонии и протоколы были уже нарушены… ну так и дело было необычным и не публичным.
— Ты прав, богатырь. Дело это… семейное.
Знаком она отослала Гришку и велела охране отойти. Стражники рассредоточились у стен и выходов. Большего, не нарушая приличий, сделать было нельзя.
За свою безопасность Наина не опасалась: на плече богатыря, как и положено, виднелась форменная пряжка. Такие застегивали при присяге на плащах воевод, членов личной царской стражи… и богатырей специального назначения. Это был особый знак отличия, означавший, в числе прочего, что присягу воин давал не простую, а магическую, и нарушить ее не смог бы, даже если б захотел.
— Что ж, — Наина слегка кивнула, — теперь ты можешь говорить без утайки. Где царевна Алевтина Игнатьевна?
— С царевной все в порядке, ничего дурного с ней не случилось, — медленно произнес воин, неотрывна глядя в глаза правительницы.
— Не тяни, богатырь! — Наина сдвинула брови. — Где она?
— Прежде всего, — в отличие от собеседницы, слегка повысившей голос, богатырь, напротив, стал говорить тише и медленнее, словно подбирая слова, — я бы хотел задать вам вопрос…
— Ты — мне? — брови правительницы поползли вверх, однако, сделав над собой усилие, она сумела удержать себя в руках, лишь лицо ее стало еще чуть надменнее. — Ты забываешься, богатырь!