Царьград. Гексалогия
Шрифт:
– Зорбу… – прошептал Лешка. – А не вздумает ли он ее… как старика?
– Может, – повернув голову, кивнул Никон. – Этот – может. Даже если девчонка ему и не очень мешает – так просто так, на всякий случай. Правда, при нас достать ее будет для него затруднительно. И я бы даже сказал – весьма! О, о, взгляните-ка на вошедшего!
Лешка перевел взгляд на задрапированный плотными парчовыми шторами вход, откуда только что появился новый гость – тучный, обрюзгший толстяк с жирным, похожим на свиной рыло, лицом типичного российского чиновника-казнокрада. Тяжелая,
– Протокуратор ремонтных работ Елизарий Мокс, – прошептал Никон. – Странно, что он сегодня явился один, без помощника… Есть такой Герасим Барлак, обычно они вместе ходят.
– Герасим Барлак?! – Лешка вздрогнул.
– Ну да – прямой заместитель Елизария. Тоже, между нами говоря, вор, но вор опытный, хитрый… к тому ж батюшка у него… не буду даже говорить – кто.
В узкой, вытянутой в длину зале уместилось уж человек сорок посетителей, люди поважнее – в центре, на застеленных ворсистыми коврами ложах, остальные – поскромнее, вдоль стен. Масляные лампы и свечи горели лишь в центре залы, края ее были погружены в полутьму. Негромко звучала музыка – цитра, барабан, бубен, флейта и лютня, – неслышно шныряли с золотыми подносами слуги.
К Елизарию Моксу, едва тот явился, тут же подскочили два красивых мальчика с ярко накрашенными губами. Поцеловав по очереди обоих, чиновник одарил их браслетами и чудесным ожерельем крупного жемчуга.
– Думаете, это ожерелье? – тихо усмехнулся Никон. – Нет… Это Влахернский дворец, по документам – давно уже отремонтированный. На самом-то деле там одни развалины. А эти браслеты – это дороги у ворот Святого Романа. По бумагам – красивые и гладкие, на самом же деле – одни ямы.
– А этот… Герасим Барлак, он что, тоже мальчиков любит? – полюбопытствовал Лешка.
Никон отрицательно качнул головой:
– Нет. Герасим, похоже, вообще никого не любит. Только себя… Ага, вот наконец и хозяин.
У дальней стены залы, рядом с музыкантами, возник попечитель приюта «Олинф» Скидар Камилос – респектабельный господин в белом далматике и длинном кафтане темно-голубого бархата. Красивое лицо его светилось радушием, в глазах отражалось зеленоватое пламя светильников.
– Друзья! – подняв вверх правую руку, произнес он звучным, хорошо поставленным баритоном. – Даже звезды, даже само небо не знают, как я рад вновь видеть вас у себя. Ешьте, пейте, веселитесь! И пусть этот вечер будет для вас таким же прекрасным, как те, что уже были и еще, я надеюсь, будут! А сейчас… – Господин Камилос хитро прищурился. – Для вас поет и танцует долгожданная красавица Зорба!
– Зорба! Зорба! – захлопав в ладоши, закричали собравшиеся. – А ну, спляши нам, дева!
Зарокотал барабан, сначала тихо, а потом – все громче и громче…
– Ну, блин, – посмотрев на барабанщика, Лешка уважительно тряхнул головой. – Не хуже «Арии».
Грохот нарастал до такого предела, что уже заглушил все голоса – видимо, в зале была очень хорошая акустика.
Бил, бил, бил… И стих! Резко, словно ухнул в глубокую пропасть.Дребезжаще звякнули струны цитры…
И тяжелая парчовая штора упала на пол…
И появилась Зорба.
Затянутая в белое покрывало, она казалась мраморной древней статуей. Позади танцовщицы замаячили двое полуобнаженных юношей с острыми саблями.
Все затихли.
Звякнул бубен.
Юноши припали к полу, поползли, извиваясь, словно змеи… А Зорба, словно не видя их, кружилась под томный перебор лютни, собирая цветы, выставленные в золотых вазах. А парни приподнялись… Тревожно забил барабан… Взмахнули саблями, прыгнули… Опа! И накинули шелковые веревки на рванувшуюся под музыку девушку… И повели… Бил барабан!
И под этот рокот с несчастной пленницы под довольный рев зрителей сорвали одежду. Всю, до самого последнего лоскутка. А потом стали пить вино под звон цитры и рокотание барабана… И уснули, картинно свалившись под ноги обнаженной танцовщице.
А та с мольбой протянула руки к зрителям:
Когда ж вином упились все разбойники,
Пируя до заката и до сумерек
И радуясь добыче, им доставшейся…
Зорба провела себя руками по бедрам и закружила меж «спящих». Тихо заиграла флейта. Остановившись, танцовщица нагнулась, приподняла за волосы голову одного «разбойника»… затем – другого… Хмыкнула, с насмешкой взглянув на публику:
Ведь варвары привыкли напиваться всласть,
Любезны кутежи им и распущенность,
И особливо, коль легко удастся им
Добра награбить вдоволь у чужих людей!
И вновь зазвучали все инструменты, все громче и громче, и девушка взмахнула подобранной с ковра саблей, якобы отрубая «разбойникам» головы, и даже брызнула «кровь» – красное тягучее вино.
Наклонившись, танцовщица подобрала вторую саблю, закружилась в победном танце – и всепобеждающе громко играла музыка, а зрители орали…
– А сабли-то настоящие, – опытным взглядом отметил Лешка. – Боевые.
Поклонившись, утомленная танцем девушка скрылась за неприметной, ненадолго распахнувшейся дверцей.
Кто-то, кажется, Иоанн, прошептал:
– Ну, где же Никифор?
– Явится, – успокоил Никон. – Всенепременно явится – у Зорбы это еще не последний танец. Нанята на всю ночь.
– Правда, главное действующее лицо там будет уже не она, а эти. – Иоанн с презрением кивнул на размалеванных юношей. – Просто большинству собравшихся несколько чужды девичьи прелести… я бы так сказал.
– Ну, не большинству, – с усмешкой поправил Никон. – Но – наиболее важным.
А важные как раз восторженно взвыли – на этот раз танцевали юноши.
– Что-то она долго, – тихо промолвил Лешка. – Схожу, посмотрю…
– Я с тобой!
– Нет, Иоанн. А вдруг явится Никифор? Да я недолго… Эй, любезный, – Лешка поймал за рукав проходившего мимо слугу. – Запамятовал, где тут уборная…
– Под лестницей, господин. Идемте, я покажу.