Царица Проклятых

Как ангел с незримым мечом двинулся я на извилистую тропу. И наконец все они пали на колени в ожидании смерти. Они принимали ее с отвратительной пассивностью!

Внезапно я почувствовал, что она обнимает меня, хотя ее нигде поблизости не было. В голове раздался ее голос:

«Прекрасная работа, мой принц».

Я не мог остановиться. Невидимая сила стала частью моего тела, я не мог удерживать ее, как если бы я открыл рот, чтобы вдохнуть воздух, и если не вдохну, то умру. Но она заставила меня сдержаться. По телу распространилось спокойствие, как будто мне в вены вкололи наркотик. Наконец я остановился, сила ушла внутрь, где и осталась.

Я медленно обернулся. Я бросил взгляд на чистые снежные вершины, на идеально черное небо, на длинную цепочку темных тел, усеивавших всю дорогу, начиная от ворот храма. Женщины жались друг к другу, всхлипывали, не веря своим глазам, или же издавали тихие стоны ужаса. Такого запаха смерти я никогда еще не ощущал. Я посмотрел на частицы плоти и запекшейся крови, приставшие к одежде. Но мои руки! Мои руки были чисты и сияли белизной.

«О Господи, я этого не делал! Это не я. Не я. Мои руки чисты!»

О нет, это я! И кто я есть, если натворил такое, если мне это нравилось, нравилось до умопомрачения, нравилось, как мужчинам всегда нравилась война и ее абсолютная свобода морали…

Казалось, наступила тишина.

Если женщины и продолжали плакать, то я их не слышал. Как не слышал и ветра. Я опустился на колени рядом с последним убитым мною мужчиной, опустил руку в лужу крови у его рта и размазал эту кровь по ладоням и по лицу.

Никогда за двести лет не убивал я, не пробуя вкуса крови, не отнимая ее вместе с жизнью. И это было чудовищно. Но за эти несколько жутких минут я убил гораздо больше, чем за все прошедшие годы. И сделал это с той же легкостью, с какой мыслил или дышал! О, этого никогда не искупить! Никогда не оправдать!

Я смотрел на снег сквозь окровавленные пальцы, плакал и ненавидел себя за это. Постепенно я осознал, что в женщинах произошла какая-то перемена. Вокруг что-то происходило, как будто холодный воздух согрелся и ветер оставил крутой склон в покое.

Потом перемена достигла и меня, подавив боль и даже замедлив биение сердца.

Плач действительно прекратился. Женщины в самом деле двигались по двое и трое, ступая по тропе как в трансе, перешагивая через трупы. Казалось, играет приятная музыка, земля покрывается ковром из разноцветных весенних цветов, а воздух благоухает.

Но ведь на самом деле ничего этого нет! В облаке приглушенных красок мимо меня шли женщины в шелках, лохмотьях и темных плащах. Я встряхнулся. Где моя способность соображать? Нет времени предаваться иллюзиям. Эта сила и эти трупы – отнюдь не сон, и я не мог, не имел права отдаться этому всепоглощающему чувству благополучия и покоя.

– Акаша! – прошептал я.

И, подняв глаза – не то чтобы мне этого хотелось, но пришлось, – я увидел ее на отдаленном утесе; женщины, от мала до велика, двигались к ней; некоторые так ослабли от голода и холода, что остальным приходилось тащить их по замерзшей земле.

Все стихло.

Не произнося ни слова, она заговорила с теми, кто собрался перед ней. Наверное, она обратилась к ним на их языке или же на таком наречии, которое стояло выше любого земного языка. Не знаю.

Как в тумане, я видел, что она простерла к ним руки. По белым плечам струились черные волосы, беззвучный ветер едва шевелил складки ее простого длинного платья. Я осознал, что в жизни не видел ничего прекраснее, и ее красота заключалась не просто в сумме физических достоинств, но в абсолютном спокойствии, которое я прочувствовал до глубины души. Когда она заговорила, на меня снизошла блаженная эйфория.

«Не бойтесь, – говорила она. – Кровавое царствование вашего бога окончено, теперь пора вернуться к истине».

Верующие запели негромкий гимн. Некоторые бились лбами о землю. Казалось, ей это нравится, во всяком случае она не возражала.

«Теперь вы должны вернуться в свои деревни, – продолжала она. – Вы должны рассказать всем, кто знал о существовании кровавого бога, что бог умер. Его уничтожила Царица Небесная. Царица уничтожит каждого мужчину, который не перестанет в него верить. Благодаря Царице Небесной на земле воцарятся мир и покой. Мужчин, угнетавших вас, ждет смерть, но вы должны дождаться моего знака».

Она умокла, и опять послышались гимны. Царица Небесная, Богиня, Добрая Мать – старое молебствие, пропетое на тысяче языков, обрело новую форму.

Я встряхнулся. Заставил себя встряхнуться. Необходимо сбросить эти чары! Это просто трюк, проделанный с помощью той же силы, которой я совершал убийства, – нечто, поддающееся определению и измерению; но ее облик и гимны действовали на меня как наркотик. Мягкое, обволакивающее чувство: все хорошо; все так, как должно быть; все мы в безопасности.

Откуда-то из залитых солнцем уголков моей памяти всплыл день – обычный день, – когда в мае месяце в нашей деревне среди благоухающих клумб мы короновали статую Девы Марии и пели прекрасные гимны. О, как же было красиво, когда к покрытой покрывалом голове Святой Девы подносили венок из белых лилий! В ту ночь я шел домой, распевая эти гимны. В старом молитвеннике я нашел изображение Девы Марии, которое околдовало меня и переполнило мою душу религиозным рвением… Совсем как сейчас…

А откуда-то из более потаенных глубин, куда солнце никогда не проникало, вырвалось осознание того, что если я поверю в нее и в ее слова, то эта неописуемая сцена, эта бойня, которую я устроил среди слабых и беспомощных смертных, будет каким-то образом искуплена.

«Ты будешь убивать во имя меня и ради того, что начато мною, и я дарую тебе величайшую свободу: я скажу, что убить твоего смертного брата – правое дело».

– Идите, – громко сказала она. – Оставьте этот храм навсегда. Оставьте мертвых на милость снегов и ветров. Говорите со своим народом. Грядет новая эра, и те мужчины, кто прославлял смерть и убийство, получат свою награду; и вы обретете эру покоя. Я вернусь к вам. Я наставлю вас на путь истинный. А тем временем верьте в меня и в то, чему стали свидетелями. И скажите остальным, что они тоже могут уверовать. Пусть мужчины придут и узрят, что их ожидает. Ждите моего знака.

Единой массой ринулись они выполнять ее приказ; они побежали вниз по горной тропе к тем паломникам, кому удалось избежать резни; пронзительные, исступленные вопли наполнили снежную пустоту.

По долине пронесся ветер; из храма на вершине горы донесся новый глухой удар колокола. Ветер рвал с трупов скудные одежды. Пошел снег, сначала слабый, мягкий, затем – густой; он покрывал коричневые ноги, руки и лица, лица с открытыми глазами.

Развеялась атмосфера благополучия, и все отвратительные аспекты случившегося опять обрели очертания; никуда от них было не деться. Женщины, видение… Трупы в снегу! Неоспоримые свидетельства разрушительной и губительной силы.