Царичина

Итогом эпической битвы стали груды трупов и богатые трофеи. Даже с учетом доставшихся нам телег, двуколок и лошадей (которых, к сожалению, было не так уж и много), пришлось оставить известное количество ружей, пистолей, холодного оружия и наименее ценное из награбленного добра. Все дико устали, не было сил даже разговаривать, только хозяйственный старшина Тодоров сокрушался, что собрали так мало трофеев. Впрочем, он сам ухитрился прихватить длинное, украшенное серебром и перламутром, кремневое ружье восточного типа, такого же рода пистолет, турецкую саблю и длинный кинжал из дамасской стали.

Оставив в прикрытии у одного из поворотов горной дороги майора Николова с очередным взрывоопасным «сюрпризом», капитана Георгиева с ПКМ, да трех снайперов, мы двинулись к нашему лагерю. Первушин отправил туда гонцов с приказом подогнать пароконные повозки для доставки того добра, что не уместилось на трофейном «транспорте».

Управились мы лишь к вечеру, люди валились с ног от усталости, а потому было принято решение плотно поужинать и заночевать все на той же поляне. Первушин назначил усиленные дозоры, а наши подрывники-умельцы расставили сигналки и растяжки на подступах к лагерю. И, как выяснилось впоследствии, правильно сделали. Из допроса пленных выяснилось, что башибузуки принадлежали к разным бандам, объединившимся в одну, под началом Османа Аги из Кырджали, раньше в шайке было полторы тысячи башибузуков, но в одном из сел им оказали сильное сопротивление, убив и ранив более сотни разбойников. То село, конечно, сожгли, а его жителей перебили. Ограбив еще пару селений, османские бандиты решили двигаться на юго-восток, пройдя недалеко от Софии, ибо там, как им сообщали их шпионы, было чем поживиться, а турецкие власти смотрели на эти безобразия сквозь пальцы. Но тут разбойники напоролись на нас. Более ничего существенного нам выяснить не удалось, незадачливых языков накормили, под конвоем отвели оправиться, крепко связали и разместили в середине бивака.

Проснулся я от взрыва гранаты, свиста сигнальной ракеты и стрельбы. В ночной перестрелке мне поучаствовать не удалось, но в прочесывание местности ваш покорный слуга включился, оставив Колю у фургона — сторожить наши вещи и трофеи. Конечно, я полностью доверял и людям Первушина, и нашим четникам, но мало ли кто по ночам шляется и порядочным людям спать не дает? Да и пленные бармалеи не давали покоя. А охранять было что: еще прикрывая поворот, я успел обыскать труп валявшегося рядом башибузука и затрофеить увесистый кожаный кошель, кинжал и пару кремневых пистолей, а Первушин милостиво разрешил взять саблю и кинжал того самого вожака с пером павлина на чалме, который так удачно попал мне на мушку. Оружие оказалось непростым: рукоятки и ножны были богато украшены серебром, булатные лезвия превосходно заточены и имели клеймо «бегущий волк». За такое оружие в моем мире можно было бы выручить очень приличные деньги. Набравшись наглости, я снял с тюрбана этого самонадеянного павлина золотую брошь-заколку с крупным изумрудом, а с пальцев — два золотых перстня: один с таким же камнем, но поменьше размером, а другой — масонский. Я даже подумал: «У них тут что, мода такая — каждый главарь бандитов масонский перстень носит?». Все прочие ценности и оружие (ружье и целых четыре пистоля) отправились в казну Тайного революционного комитета. Да, вот что значит удачный выстрел!

Между тем, прочесав местность и попутно сняв оставшиеся растяжки, мы обнаружили пять трупов и трех раненых, двух из которых пришлось добить, а другому оказать медицинскую помощь. Именно от него мы и узнали, что башибузуки хотя и бежали с поля боя, но далеко не ушли, а выслали соглядатаев, наблюдавших за нами с безопасного, по их мнению, расстояния. Двух из них «сняли» наши снайперы и разбойники отошли еще дальше, решив не искушать судьбу, однако любопытство и злость на неведомых наглецов, так жестоко их разгромивших, не давали им покоя, а потому их вожак — Осман Ага — отправил восьмерых лучших лазутчиков проследить за нами, а если повезет, то и привести пленного. Ну что ж, как гласит народная пословица: Пошли за шерстью, а вернулись стриженными. Дальше пленный сообщил уже известные нам сведения о первоначальной численности шайки, рассказал о том самом злополучном селе, которое оказало им сопротивление, об их дальнейших «подвигах» и, наконец, о столкновении с нами. По словам башибузука, в результате боя банда понесла очень большие потери, был убит даже один из вожаков — судя по описанию, тот самый, которого я подстрелил в самом начале. К тому же, узкая горная дорога оказалась завалена обломками скалы, предусмотрительно и профессионально взорванной нашими саперами, а ни расчищать ее, ни карабкаться по довольно крутым склонам бандитам не хотелось, поэтому Осман Ага решил сначала узнать, кто мы такие и можно ли с нами рассчитаться за разгром его шайки, а потом отправиться либо на юг, либо на север — смотря по обстоятельствам. В общем, ситуация складывалась патовая: ни башибузуки могли нас одолеть, ни мы их. Но надо было решать, как действовать дальше, поэтому Первушин собрал импровизированный военный совет, состоявший из него самого, майора Николова, капитана Георгиева (старший лейтенант Йорданов и лейтенант Игнатов находились в секрете), вашего покорного слуги, Вылчана и его побратима — воеводы Панайота Илиева. Чисто теоретически, мы могли бы дать бой остаткам шайки разбойников — неподалеку от нашего бивака, на плоской вершине невысокой горы, находились руины какого-то монастыря, где, как сказал воевода Илиев, даже колодец имелся, но у нашего храброго отряда боеприпасы подходили к концу (трофеи не в счет), а проверять, что быстрее кончится — у нас патроны и гранаты или у Османа Аги бандиты как-то не хотелось.

— Итак, товарищи офицеры и господа воеводы, — подвел итог Первушин — как командир отряда приказываю сворачивать лагерь и выдвигаться в сторону Софии. — он повторил то же самое по-болгарски и порывисто встал, давая тем самым понять, что наш военный совет окончен и пора действовать, а затем подошел ко мне и, отведя меня в сторону, сделал выговор «за своевольное и недопустимое поведение» моего подчиненного. Дело в том, что Колю, воспользовавшись нашим отсутствием, зарезал пленных башибузуков, отомстив таким образом ненавистным османам. И мне теперь предстояло доходчиво объяснить своему телохранителю, что без приказа старшего по званию делать подобное, даже по отношению к врагам, совершенно недопустимо, разумеется, за исключением чрезвычайных ситуаций. Конечно, ни мне, ни моему верному телохранителю такое внушение не понравилось, но приказ есть приказ, а дисциплина должна быть на высоте. Впрочем, я тут же похвалил Колю за его действия в бою и подарил один из трофейных пистолей (деньги он все равно бы не принял).

Мы выступили еще в темноте и старались двигаться как можно быстрее и тише. Нас прикрывали Христо, Румен и Борис под команой лейтенанта Игатова.

Спустя несколько часов изнурительного марша, когда люди уже едва держались в седлах от усталости, Первушин скомандовал: «Привал!». Но толком отдохнуть нам не удалось — товарищ подполковник погнал отряд дальше. Только после полудня мы остановились на дневку в уютной долинке, с протекавшим по ее дну чистейшим, но жутко холодным ручейком. Даже поспать удалось. Там же к нам присоединился и наш арьергард, доложивший, что башибузуки и не думают нас преследовать, наоборот — они довольно поспешно ушли. А в сумерках, уже не спеша, мы двинулись дальше.

Недалеко от Софии воевода Панайот с четырьмя четниками (один все-таки нарвался на пулю башибузука) попрощались с нами, договорившись о способах связи, и отправились своим путем. Нескольких коней, часть пороховниц с порохом, свинцовых пуль, денег и оружия мы честно и благородно передали четникам Илиева: ребята предупредили нас о разбойниках, их воевода показал удачное место для засады, воевали они плечом к плечу с нами, помогли в сборе трофеев, к тому же, принесли присягу и стали членами Тайного революционного комитета.

Будущую столицу (а, может быть, вовсе не столицу?) свободной Болгарии мы объехали стороной — хоть и дольше, да безопаснее. На очередной привал мы остановились близ какого-то маленького села или, скорее, выселков. Тут ко мне подошел Борис и сообщил, что «господин подполковник» очень желает со мной побеседовать. Делать нечего — пришлось идти.

— Здравия желаю, тащ командир! — я устало откозырял Владимиру — Борис сказал, что ты со мной поговорить хотел?

— Хотел. Давай-ка отойдем. — Первушин указал взглядом на росшее неподалеку дерево.

— Устал? — участливо спросил Владимир, когда мы расположились на сидушках под голыми ветвями дерева.

— Очень. — честно признался я, недоумевая, отчего мой друг стал так интересоваться моим состоянием.

— Ничего, вернемся — отдохнем. Что скажешь о ребятах: сдали они экзамен?

— Сдали.

— А теперь оцени по пятибалльной шкале. — и товарищ подполковник, прищурившись, посмотрел на меня.

— Думаю, пятерку ставить еще рано, но на четверку с плюсом точно справились. — ответил я, недоумевая, почему Владимир свет Николаевич задает мне такие вопросы.

— Я тоже так считаю. Вот люди воеводы Илиева действовали не совсем грамотно, поэтому одного человека и потеряли. — и, помолчав немного, продолжил — Ты, наверное, думаешь, зачем я тебя об этом спрашиваю?

— Угадал.

— Видишь ли, в чем дело: переходник опять забарахлил и есть вероятность, что тебе придется временно принять на себя командование нашей четой и часть организационной работы в ТРК. Мы, конечно, тут без дела не сидели и постарались все организовать так, чтобы в крайнем случае местные повстанцы и без нас справились, даже некоторое количество нового оружия завезли, но сам понимаешь — пускать такой процесс на самотек никак нельзя.

— По-ни-маю. — грустно протянул я, представляя себе, какой объем работы и какая ответственность готовы свалиться на мои отнюдь не богатырские плечи.

— Отставить уныние, майор! — хлопнул меня по плечу Владимир — Я уверен, что наши научники все исправят — удалось же в прошлый раз. Да и в позапрошлый тоже. Так что готовься.

— Отдохнуть-то хоть можно?

— Даже нужно. Но недолго.

— Сколько примерно?

— Недели тебе хватит, по здешнему времени?

— Хм, неделя — это…