Царская экспертиза

— Что — о — о?! — синхронно выдохнули Резнельд и Максименко. Аристарх как будто бы даже всхлипнул, или это только показалось Шумилову?

— Да — да, представьте себе. Я всегда бью негодяев по самому больному месту. У вас самое больное место — кошелёк. Так что теперь у вас этих денег нет. Не далее как вчера я встречался с господином Плеве и его превосходительство принял решение распорядиться о приостановке всех операций со счётом. Сегодня утром чиновник для особых поручений господин Блок имел встречу с председателем правления банка и довёл ему под роспись данное решение.

Резнельд неожиданно повернулся к Александре Егоровне и прорычал:

— Это всё ты, ты, дурища! Я тебе говорил не иметь дела с Шумиловым! Я тебя заклинал не верить ему! А ты всё вертела перед ним задом, все думала, что умнее всех! Как же — сладкая да сдобная, одни титьки чего стоят, а главное — миллионщица! Думала, что любого купишь с потрохами!

— Заткнись! — в голос заорала Александра Максименко, даже не пытаясь сдержать себя. — Я не хочу ничего слышать! Всё началось с тебя, тщедушный, рахитичный уродец! Если бы ты не влез со своим мышьяком и не взялся за дело сам, когда я тебя просила предоставить всё мне…

— Никакого мышьяка не было, дура! Я уже устал повторять, мышьяка не было вовсе! Я никого не травил, хватит возводить на меня напраслину! Лучше разберись со своей не в меру деловой мамашей!

— Причём тут маменька? Её вообще не было в Ростове, когда умер Николай. А вот ты был! Это тебе мышьяк покоя не давал! Это у тебя руки чесались!

— Я повторяю, дурища, я не травил мышьяком твоего дурачка — мужа! Не прикасался я к твоему мышьяку! — Резнельд с досады даже ногами по полу затопал.

— Как же тогда его нашли две экспертизы?! Ты даже в эту минуту мне лжешь! Ты ничего не можешь сделать толком, как положено мужчине! Ты не можешь довести до конца начатое…

Шумилов захлопал в ладоши. Мгновенно возникший скандал развеселил его даже больше, чем нелепый выход Резнельда с пистолетом в руке.

— Александра Егоровна, я полагаю, что Аристарх действительно не травил вашего покойного мужа мышьяком, — вмешался в перепалку любовников Шумилов. — Вы совершенно напрасно на него наговариваете. Этот трусливый человечишко никогда не возьмёт на себя ответственность ни в одном серьёзном деле, у Аристарха не тот темперамент. Он из тех людей, кто всю работу предоставляют женщине. Мышьяк содержался в том самом яде, который вы, Александра Егоровна, получили от Блокулы. Да — да, не смотрите на меня так. Яд, который вы использовали против своего мужа, был двухкомпонентным, помимо трупного токсина, там была и весьма значительная доля мышьяка. Так что во всём вы можете винить только саму себя.

Шумилов прошёл к выходу, но остановился в дверях и добавил:

— Возвращайтесь в Ростов, Александра Егоровна. Вас ждёт суд и неизбежная конфискация имущества, так что обдумайте линию защиты. Аристарх бросит вас в самое ближайшее время, как только убедится, что вы действительно потеряли все деньги и имущество. Без них вы ему не нужны. А ваши ростовские друзья будут вам вслед показывать пальцем и плеваться. Но вы, Александра Егоровна, строго людей не судите: во всём случившемся вы виноваты сами. Счастья я вам не желаю — уж увольте! — и признаюсь, что расстаюсь с вами безо всякого сожаления. Прощайте!

И беспрепятственно вышел.

Эпилог

Лето 1890 года выдалось в Санкт — Петербурге жарким и влажным. По ночам шли дожди, а к полудню гранит набережных и брусчатка мостовых уже дышали жаром, столь несвойственным северному городу. Можно было подумать, что столица России перенеслась с прохладных берегов Невы куда — то в среднеазиатскую пустыню. Все, кто мог уехать из Питера, поспешили это сделать. Кто уехать не смог — тот скрежетал зубами и делал вид, что рад обрушившемуся на город пеклу.

В середине июня Антонин Максименко прислал Шумилову письмо, в котором сообщил, что намеревается в ближайшие дни посетить Санкт — Петербург. И действительно, двадцатого числа он предстал собственной персоной на пороге квартиры госпожи Раухвельд, у которой Алексей Иванович Шумилов снимал две комнаты и столовался уже много лет. Антонин за прошедший год сильно изменился, превратившись из скромного учителя провинциальной гимназии чуть ли не в настоящего лондонского денди в светлом костюме и инкрустированной серебром костяной тростью в руках.

Шумилов, увидя старого знакомого, только руками развёл:

— Антонин Фёдорович, да вы ли это?

Они обнялись по — настоящему сердечно и Антонин с улыбкой ответил:

— Пришёл звать вас в ресторан. Где у вас самый хороший ресторан, едемте…

Шумилов отказался ехать в ресторан, поскольку имел на этот день другие планы, но пригласил Антонина в свой кабинет для разговора. Там, выпив за встречу символическую рюмку коньяку и закусив лимоном, они чинно расселись в креслах напротив друг друга.

— Антонин Фёдорович, глядя на вас радуется глаз. Как ваши дела, как вообще течёт жизнь в Ростове? — полюбопытствовал Шумилов.

— В моей жизни произошли кой — какие перемены. Причём, в лучшую сторону, — ответил Максименко. — Родители вам ничего не писали?

— Что вы! Из меня такой переписчик с родителями… Хорошо, если раз в три месяца три строки напишу. Мне хватает эпистолярных потуг на работе. Родители меня тоже не особенно жалуют, во всяком случае, романов в письмах не шлют.

— Благодаря вам я сделался обладателем дома в Ростове. Того самого, который отстроил брат и в котором жила Александра со своей мамашей.

— Поздравляю. Но случилось это вовсе не благодаря мне, — возразил Алексей Иванович. — Это было имущество брата, и вы по праву должны были им владеть.

— Мне удалось добиться активизации расследования после того, как я заявил о том, что вместе с ещё одним лицом — вами, то есть — стал свидетелем признания Блокулы в том, что он готовил яд для Александры. Весьма сильно нашу прокурорскую власть простимулировало то обстоятельство, что мною был подан иск о препятствовании мне вступлению в право наследования. Когда же по линии Департамента полиции пришло известие об аресте огромного счёта Александры в «Учётно — ссудном банке», то прокурор окружного суда впал прямо — таки в обвинительный экстаз.

— До чего же порой люди способны меняться! — заметил Шумилов. — И главное, своё мнение они меняют без тени смущения.

— Именно так! Тот самый прокурор, что прямо — таки на дыбы вставал, защищая Александру, мгновенно сориентировался в обстановке и повёл совершенно иную линию. Уже в сентябре восемьдесят девятого суд рассмотрел мой иск, связанный с наследованием, и постановил отдать мне ростовский дом. Далее, суд решил полностью отдать мне весь миллионный счёт Александры в «Учётно — ссудном банке»…