Царские забавы

— А может, божья кара? — неожиданно расхохоталась графиня, обнимая царя за шею.

Глава 6

— Ты, Афанасий, рожу-то не хмурь! — наставлял Иван Васильевич боярина Нагого. — Или, может, тебе царская служба не по нраву? Я тогда быстро тебе замену подыщу.

— По нраву, государь.

— Тогда повтори, что должен аглицкой королеве передать.

Откашлялся боярин и заговорил:

— Что ты, Иван Васильевич, согласен взять в жены ее племянницу. Обещаешь Англии военный союз и помощь против Испании и всякие многие льготы аглицким купцам.

— Верно, Афанасий, — согласился государь и испытующе воззрился на тестя. — А если они скажут, что я уже женат и браку не должно быть, что ты должен отвечать в этом случае?

В этот день боярину Нагому была оказана большая честь — государь пригласил его отведать ушицы из белорыбицы. За спиной у него стояли два стольника и подкладывали в блюда наваристые куски. Афанасий был рад, что не поскупился на полтину в прошлое воскресение и купил у прижимистого купца позолоченную ложку, и сейчас, не скрывая удовольствия, черпал ею уху. Наверняка государь уже обратил внимание на боярский черпак, и эта мысль согревала Нагого так же крепко, как и горячий навар.

Государь всегда предпочитал голову белорыбицы, ел смачно, забывая об окружающих, подолгу обсасывал жаберные дуги и выковыривал пальцем мозг, и у каждого, кто наблюдал это смакование, появлялся волчий аппетит.

Боярин не сомневался в том, что стольники уже успели отведать сытных кусков, а иначе не сумели бы удержаться и похватали бы белорыбицу прямо из огромного горшка.

Нагой облизал ложку и сунул ее за голенище — с ухой было покончено.

— Скажу, государь, так, как велено: наш царь сам волен распоряжаться своей судьбой. Кого хочет — казнит, кого хочет — милует. А Мария для брака не преграда, ежели потребуется, Иван Васильевич может ее в монастырь запереть.

— Верно, боярин, — вытер самодержец жирные руки о край скатерти. — А теперь ступай, пускай моего лекаря покличут, захворал я нынче что-то.

Тяжкий недуг Иван Васильевич ощутил месяц назад, на соколиной охоте, когда справлял малую нужду. Внизу живота так сильно кольнуло, что царь едва отдышался, а потом закапал густой и зловонный гной. С неделю назад болезнь усилилась, государь стал страдать от недержания и боли, а потом призвал к себе иноземного лекаря и поведал все без утайки о своей хвори.

Немец, нацепив на нос очки, долго осматривал больной орган, а потом, сославшись, что надо заглянуть в ученые книги, сказал, что на все вопросы ответит Ивану Васильевичу завтра.

В нынешний день государь дожидался приговора.

Лекарь вошел, держа под мышкой в кожаном переплете толстую книгу. Он прожил в Московском государстве пять лет и знал, что богатое царское жалованье может обернуться великой немилостью и всякое слово должно подкрепляться старинными учениями, к которым русский цезарь относился с наибольшим доверием. Два его предшественника сгинули только за то, что не могли вылечить любимого скакуна государя, третьему он повелел отрубить голову, когда узнал, что тот не в состоянии излечить его шута, убившегося спьяну во время пира. И книга, которую он держал в руках, была не только его знанием, но и спасением.

— Цезарь Иван, прежде чем начать разговор, я хотел бы спросить у тебя, давно ли ты обладал женщиной?

— А ты, однако, немчина, любопытный, — усмехнулся Иван Васильевич. — Следующим твоим вопросом будет, как я ею обладал?

— Цезарь Иван, это не праздное любопытство, мой вопрос связан с твоей болезнью.

— Вот как? — Иван Васильевич вспомнил сокровищницу, разбросанные на золотых кувшинах одежды итальянки и отвечал: — Несколько недель назад я совокупился с итальянской графиней.

— Нечто подобное я и предполагал, — печально развел руками лекарь. — Болезнь, о которой я говорю, пришла из Нового Света и называется неаполитанской, потому что ее привезли наемные моряки из Неаполя, служившие на испанском судне. Вернувшись домой, они заразили своих подруг, а те, в свою очередь, подарили болезнь другим обожателям и мужьям. Через десять лет болезнь стала повальной и шагнула во все государства. — Калина хорошо знал русский язык, и если бы не иноземный кафтан, его можно было бы принять за москвича. — Значительно позже она попала в Россию и вот сейчас поразила самое сердце русского государства — ее хозяина.

— Что это за болезнь? — глухо спросил Иван Васильевич.

— Цезарь Иван, эта болезнь поражает все внутренние органы: печень, почки, сердце. Человек начинает гнить заживо, и, когда болезнь размягчает череп, наступает смерть!

— Ты не ошибся, немец?

— Нет, русский цезарь, я бы хотел ошибиться, но, к сожалению, это правда. Хотя свое второе рождение эта болезнь получила с открытием Нового Света, но ее симптомы были описаны давно. Ее знали жрицы Древнего Рима, гетеры Греции, о ней было известно и в храмах Будды, где служили хорошенькие девушки, всегда готовые за серебряную мелочь угодить и усталому путнику, и знатному вельможе. Человечество помнит времена, когда эта черная болезнь поедала целые народы, оставляя после себя только пустынные города. В этих местах, как правило, уже никто не селился. Бывало так, что люди думали, будто эти места прокляты богом, бросали жилища и уходили в новые земли, и тогда болезнь, распространяясь еще более, поражала целые государства. Цезарь, я держу в руках книгу Ибн Сины, у нас в Европе он известен как врачеватель Авиценна. Он подробно рассказал об этой болезни и в одном из трактатов писал, что ею болели даже фараоны. Так что, цезарь Иван, ты не единственный из великих, кого поразила неаполитанская болезнь.

— Мне нет дела до фараонов, — сжал Иван Васильевич ладонь в кулак. — Я хочу знать лекарство от этой болезни.

— Лекарство от этой болезни — разные соединения ртути, ее течение можно замедлить, но вывести невозможно.

— Выходит, я обречен?

— К сожалению, так, цезарь Иван, — как можно ниже поклонился лекарь.

— Вот она, расплата за мою слабость к бабам. А ты смелый, немчина, мне бы такого доброго советчика, как ты, ранее повстречать. Какое жалованье ты получаешь, лекарь?

— Десять рублев в неделю.

— Хм, не обидел я тебя, великое жалованье. С сегодняшнего дня ты будешь получать в два раза больше, а еще получи вотчину в селе Воробьеве.

— Спасибо, цезарь, твоя милость не ведает границ.

— А теперь ступай, мне нужно остаться одному. И не забудь приготовить лекарство.

— Оно будет приготовлено к утру, — лекарь притворил за собой дверь.

Иван Васильевич расстегнул ворот и извлек из-за пазухи огромную, величиной с голубиное яйцо, бирюзу. Государь не увидел прежнего небесно-голубого цвета. Накрыла самодержца лихая туча, и темная тень, упав на камень, лишила его светлых красок, и он приобрел грязно-болотный цвет. От камня пахло землей и разложением, словно от старого погоста. «Неужели сбывается гадание Дуняши, неужно смерть от женщины придется принять?» — содрогнулся от давнего пророчества государь.

— Нет, у меня еще хватит сил для того, чтобы сокрушить любую хворь. Слишком обидно было бы умирать перед свадьбой с английской принцессой.

Сразу после утренней службы Иван Васильевич выпил заготовленное снадобье. Он почувствовал, как оно разожгло нутро, болезнь, оглушенная, притихла совсем. Уже через две недели государь почувствовал себя прежним и был готов поверить в то, что болезнь выпорхнет из него перепуганной птицей. Бирюза тоже посветлела и вновь обрела небесно-голубой цвет.