Царский угодник. Распутин

Они договорились. Договорились убить Распутина.

План Феликса был прост: заманить Распутина к нему во дворец, там, в подвале, где Феликс в эти дни затеял ремонт, отравить, тело завернуть в ковёр и вывезти из Питера.

— Куда конкретно? — спросил Пуришкевич. — Просторы под Питером большие.

— Полагаю, надо на Неву. Спустить труп в воду — и дело с концом.

— Можно вывезти в лес и сжечь.

— Дыма будет много, гари. Да потом, нам с этим делом быстро не справиться. Стукачи засекут, донесут... Нет, Владимир Митрофанович, лес и огонь — дело ненадёжное.

— Можно просто засунуть где-нибудь под снег, прикопать. До весны проваляется, а когда вытает из-под снега, когда найдут — это будет уже не Распутин. Сгнивший человек, на человека не похожий.

— Собаки разроют на второй же день...

— Ну и голова у вас, князь, — укоризненно произнёс Пуришкевич, — вы всё подвергаете сомнению.

— Вы тоже, Владимир Митрофанович, вы — точно такой же человек. Ни дать ни взять — древний философ-скептик.

— Да-да, — подтвердил Пуришкевич, — не позже чем вчера я читал сочинения господина Пиррона [51] .

51

...сочинения господина Пиррона... — Пиррон из Элиды (4 в. — нач. 3 в. до н. э.) — древнегреческий философ, основатель скептической школы. Участвовал в походе Александра Македонского, общался с индийскими мудрецами. Сам не написал ни строчки и все свои взгляды излагал в беседах с учениками.

— «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку»... Я в Пажеском корпусе перед занятиями тоже иногда почитываю господина Пиррона. Есть много других способов спрятать труп, но река для такого жулика, как Распутин, поверьте, самое подходящее место. Вода — не его стихия, из любой другой стихии он выпутается, вывернется, выплывет, останется живым. А из воды — нет, вода — его враг.

— Я не раз думал о том, а не кокнуть ли его в тёмном переулке — нож в пузо, лёгкое движение вверх — и кишки, разматываясь, вываливаются на дорогу.

— Бесполезно, Владимир Митрофанович. Феония Гусева уже выпускала из него кишки. И что из этого вышло?

— Вышел пшик. Распутин действительно не человек, а сатана. Теперь скажите, князь, как вы заманите к себе Распутина?

— Я бываю у него дома, он мне доверяет, иногда даже зовёт маленьким. — Юсупов не выдержал, усмехнулся.

Сложения он был очень изящного, дамского, движения — отточенные, грациозные. Пуришкевич слышал от кого-то, что князь Юсупов до женитьбы на ближайшей родственнице царя великой княгине Ирине Александровне иногда баловался мальчиками, изображая из себя этакого Оскара Уайльда [52] , но, женившись, остепенился. Недавно у него родился ребёнок. Мальчик или девочка, Пуришкевич не знал.

52

...изображая из себя этакого... — Уайльд Оскар Фингал О’Фраерти (1854 — 1900) — англо-ирландский поэт и драматург, проповедовал эстетский аморализм. В 1895 — 1897 гг. сидел в тюрьме «за безнравственность», проще говоря, за соблазнение на гомосексуальный путь видных аристократических отпрысков.

Он неопределённо приподнял плечи, сделал вопросительный жест и ничего не сказал — ждал, что скажет гость.

— Этой мрази приглянулась моя жена, Ирина Александровна, — продолжил Юсупов, — и он давно уже делает гнусные намёки, чтобы я познакомил его с Ириной. Ну что ж, я познакомлю. — Юсупов мстительно улыбнулся. — Распутин как на верёвочке привязанный побежит знакомиться с моей женой...

Пуришкевич сочувственно посмотрел на него:

— Понимаю, как это неприятно.

— Мразь, а не человек, — не выдержав, выругался Юсупов.

— Сочувствую, сочувствую, — глухо пробормотал Пуришкевич, — но простите, князь, вы уверены, что он побежит прямо к вам во дворец?

— Абсолютно уверен.

— И ничто не испугает его?

— Вряд ли.

— И в себе вы уверены, Феликс Феликсович? — Пуришкевич холодным, всё засекающим взглядом оглядел Юсупова, снял пенсне и, поморщившись будто от боли, протёр пальцами глаза.

— Уверен, Владимир Митрофанович, — тихо и жёстко проговорил Юсупов, — иначе бы я к вам не пришёл.

— Двоих нас для такой операции мало. — Пуришкевич, словно бы не заметив тона Юсупова, снова водрузил пенсне на нос. — Нам ещё нужны люди. Как минимум — пара компаньонов.

— Полагаете, что вдвоём не справимся?

— Нет. Распутин — бес сильный. Хитрый, живучий, изворотливый, как Змей Горыныч, — Пуришкевич на минуту задумался, побарабанил пальцами по столу. — Помощники нужны обязательно. У меня есть два человека на примете.

— Кто?

— Близкие люди, не подведут.

— У меня тоже есть такие люди, — молвил князь, поддаваясь порыву, вспомнил о списке, который недавно составлял. Пуришкевич в этом списке шёл вторым.

Пуришкевич обладал свойством заводить людей, под его влияние попадали даже очень сильные натуры.

— Много?

— Как минимум... как минимум — один.

— И это немало, — одобрительно отозвался Пуришкевич. Улыбнулся.

У Пуришкевича в санитарном поезде работал доктор Станислав Лазоверт — спокойный, со скупыми расчётливыми движениями человек, превосходный врач и солдат, специалист, обладавший золотыми руками, он мог пришить ратнику оторванный нос, и тот прирастал так, что не было видно даже следов, из осколков, из мелкого крошева и обломков собирал целые кости и восстанавливал человеку ногу или руку, умел сращивать оборванные внутренности и оживлять остановившееся сердце. За храбрость на фронте Лазоверт был награждён двумя Георгиевскими крестами.

У Лазоверта было ещё одно достоинство — он умел великолепно водить автомобиль.

Имелся на примете ещё один исполнитель — поручик Сухотин, только что получивший звание капитана. Сухотин недавно прибыл с фронта, не боялся ни леших, ни чертей, ни Распутиных, ни Романовых, на фронте он был тяжело ранен, но это никак не отразилось на его боевых качествах — Сухотин спокойно относился к крови. Что к своей, что к чужой — одинаково.

— А кто у вас? — осторожно спросил Пуришкевич у Юсупова.

Юсупов поднял на депутата глаза.

— Ну... кто сторонник?

— Великий князь Дмитрий Павлович.

Пуришкевич не выдержал, ахнул изумлённо:

— Мама моя!

Великий князь Дмитрий Павлович [53] был двоюродным братом Николая Второго. Более того, царь, который на двадцать три года был старше Дмитрия Павловича, считался его опекуном, следил за тем, чтобы Митя (царь звал его так) не попадал в плохие компании, не глупил по молодости, не увлекался цыганками и не пил плохого вина...

53

Дмитрий Павлович (1891 — 1942) — флигель-адъютант царя, затем штаб-ротмистр.

В детстве и Митя, и его родная сестра Маша — царь считался и её опекуном — были приличными оторвами, ничем не отличались от своих невенценосных сверстников, дрались с уличными мальчишками, катались на задках у московских лихачей (Дмитрий Павлович и Мария Павловна воспитывались после смерти матери, греческой королевы, в Москве), на колёсах трамваев, воровали яблоки и вели образ жизни не самый лучший, исходя из понятия высшего света, но по истечении лет выправились и превратились в красивых молодых людей.