Царский угодник. Распутин

Впоследствии Распутин узнал, что он увлёкся любимой женщиной генерала и тот решил проучить «старца». После этого Распутин стал не на шутку бояться людей в генеральской форме и до конца дней своих не сумел одолеть эту робость.

Вскоре Распутин оказался в царской семье, робея, боясь дышать, поскольку рядом находились царь — невзрачного сложения подтянутый человек с добродушно-спокойным выражением лица — и статная синеглазая царица, осмотрел наследника — обычного, как ему показалось, мальчишку, непоседливого, не знающего ещё, какое место ему будет уготовано в Российской империи, спросил тихо, покашливая в кулак:

— Скажи, маленький, а вот сейчас, в эту минуту, тебя что-нибудь беспокоит?

— Голова немного болит, — ответил мальчишка, — а так ничего.

— С головой... с головной хворью мы живо справимся. — Распутин распростёр над теменем мальчишки свои ладони, через три минуты поинтересовался: — Ну как?

— Тепло. — Мальчишка не выдержал, поёжился, потом засмеялся, будто от щекотки.

— А голова как? Болит?

— Вроде бы нет.

— Вроде бы... — недовольно проговорил Распутин, — вроде... Она вообще не должна болеть. А ты должен ощущать лёгкость.

— Я чувствую себя легко, — сказал наследник.

Распутин громко втянул в себя воздух, так же с шумом выдохнул.

— Ну вот, всё в порядке. — Сделал несколько завершающих пассов над головой наследника.

— Теперь не болит... Совсем не болит. Спасибо, — вежливо произнёс наследник.

— Одним «спасибо» не отделаешься, — сказал Распутин и засмеялся, потом оборвал смех, притиснул к губам ладонь — сказал вроде бы не то. Проговорил солидно: — Так будет всегда.

Царь осторожно подошёл к нему:

— Скажите, что это за болезнь?

— Кровь, — неопределённо ответил Распутин. — Всё дело в крови.

— Вылечить можно?

Распутин глянул на царя, прикинул что-то про себя, в следующую секунду сделался ниже ростом и уже в плечах — понимал, что над царём возвышаться нельзя.

— Эта болезнь не лечится, — сказал он. — Но пока я жив — всё будет в порядке.

Фраза была простой и точной, Распутин определил ею своё место в царской семье, делал её зависимой от собственной персоны.

С этой фразы и началось восхождение Распутина.

— Но Милица Николаевна заверила меня, что вы умеете избавлять людей от гемофилии. Травами, — вяло произнёс царь и умолк. Печально, будто ребёнок, которого обманули, глянул на Распутина, повторил тихо, больше для самого себя, чем для собеседника: — Травами.

Распутин отвёл глаза в сторону.

— В данном разе — нет, не смогу, в данном разе — случай особый, очень трудный. — Он поднял руки, провёл ими над головой. — Я вот ладонями, кожей чувствую, всё чувствую — и боль, и места, где застаивается кровь, а зацепить не могу. Всё очень глубоко находится, вот, — Распутин быстро глянул на царя, оробел и снова отвёл глаза в сторону. — Травами здесь не обойдёмся.

— А чем обойдёмся?

— Каждый раз, когда с Алексеем будет что-то происходить, будете вызывать меня во дворец. Только я способен ему помочь, больше никто.

— Никто?

— Вы же сами видели — врач здесь был... И что он сделал? Чем помог?

— Да-а. — Царь вздохнул, достал из кармана серебряный рубль, украшенный собственным профилем, и, как медаль, приложил к груди Распутина, проговорил прежним тихим голосом: — Рубль выглядит как награда. Вручаю за заслуги перед моей семьёй, перед престолом. — Николай говорил серьёзно, слова произносил хоть и тихо, но чётко, будто выступал с речью перед годичным собранием какого-нибудь почтенного академического общества, голубые глаза его были спокойны. — Пока держите это, а подойдёт пора — настоящую медаль получите.

Он сунул рубль в руки Распутину, тот не замедлил склониться перед царём:

— Благодарствую покорно!

Про себя же подумал: «Ну и жмот! Редкостный жмот! За здоровье собственного отпрыска отвалил только рубль... Что мне рублём этим — зубы чистить? Рубль — не сотня! За такие дела положено «катеньками» расплачиваться. А медалька? Да на хрена мне медалька твоя! Обычное железо, из которого делают гвозди... В заду ею только ковыряться!»

Распутин ещё раз поклонился перед царём:

— Благодарствую!

Когда он на поезде возвращался в Питер, то достал из кармана рубль, преподнесённый царём, всмотрелся в чеканный профиль, недоумённо приподнял плечи:

— Не пойму, он это или не он?

Огляделся. Народа в поезде было немного. Напротив Распутина на скамейке сидел сивый дедок купеческого вида, с лукавым быстрым взглядом и толстой медной цепью на животе. Цепь была тщательно надраена мелом, блестела как золотая. Это Распутину понравилось: молодец мужик, самоварное золото за настоящий металл выдаёт, — позвал деда:

— Мужик, а мужик!

Дедок скосил на него один хитрый круглый глаз, второй глаз с любопытством следил за тем, что оставалось за пределами окна, за стёклами вагона, — глаза у него разъезжались в разные стороны, словно бы вообще не имели друг к другу никакого отношения.

— Ну!

— Скажи, ты царя видел?

— Живьём?

— Живьём.

— Было дело.

— Это он? Или не он? — Распутин показал разноглазому дедку подаренный рубль.

— Дай-ка посмотрю. — Дедок протянул к Распутину маленькую цепкую лапу с широко расставленными пальцами.

Распутин с опаской отдал ему рубль: а вдруг не возвратит?

Так оно и оказалось. Дедок внимательно осмотрел рубль, взял его на зуб, постучал челюстями металл, потом важно звякнул медной цепью.

— Это он!

— А не похож ведь!

— Ещё как похож! — Дедок ловко подкинул рубль в руке, и тот неожиданно исчез прямо в воздухе — даже в ладонь не опустился, растворился, пока летел.

Рот у Распутина открылся сам по себе: первый раз он сталкивался с таким неприкрытым грабежом.

— А этот самый... — пробормотал он хрипло, облизал сухим языком губы.

— Что этот самый? Или кто?

— Рубль... Рубль где?

— Какой рубль?

— Ну, рубль был...

— А был ли рубль? — дедок наклонился к Распутину, дохнул на него чесноком. — Ты смотри, любезный, не то я ведь сейчас жандарма позову. Тут, в поезде, есть два жандарма, в синем вагоне сидят, охраняют покой честных людей.

Синими вагонами в ту пору звали вагоны первого класса.

— Ы-ык! — испуганно икнул Распутин.