Царское дело

– Я спрашиваю не о докторе Бородулине, – понизил голос до зловещего шепота прокурор. – Я спрашиваю об Александре Каре.

– Александр Кара не главный свидетель, – постарался как можно тверже сказать Воловцов. И кажется, это у него получилось.

– А кто же он, по-вашему?

– Александр Кара – главный подозреваемый…

– Чушь! – Завадский отошел от Ивана Федоровича и принялся нервически расхаживать по кабинету. – Неужели вы, господин следователь по наиважнейшим делам, – последние два слова были наполнены даже не иронией, а злым сарказмом, – полагаете, что молодой человек в здравом уме и твердой памяти может вот так, ни за что ни про что, зарубить топором и любимую мать, и двух не менее любимых сестер?! Несусветная чушь и полнейший бред!

– Я так не думаю, – нахмурился Иван Воловцов, опять задетый этими «чушью» и «бредом». – Я полагаю, такое решение было принято им, когда вскрылась кража денег из сундучка в спальне Кара. Юлия Карловна рассказала об этом Марте и пообещала Александру все рассказать отцу, Алоизию Осиповичу. Александр испугался, а отца панически боялись все три брата, и убил мать и сестру колуном, который он заранее припас для подобного случая. А Ядвига, младшая сестра Кары, находилась в комнате Марты и явилась просто опасным свидетелем…

– Вы хотите сказать, что Кара готовился к убийству матери и сестер?! – остановился в недоумении Завадский. – Зная, что его воровство когда-нибудь, да вскроется? Да бред же это, полнейший бред!

– Я хочу сказать, господин прокурор, что бредят либо впавшие в горячку либо душевнобольные люди, – не выдержал Иван Федорович. – Я таковым не являюсь, и прошу подбирать выражения, соответствующие действительному положению дел.

– Что такое? – Завадский чуть не бегом снова подскочил к Воловцову: – Что вы сказали?!

– Вы хотите, чтобы я повторил? – уперся в него взглядом Иван Федорович. – Так вот, я повторяю: бредят…

– Неделя, – едва слышно произнес Завадский, раскаленный, по всей вероятности, добела и не способный уже ни кричать, ни стучать кулаком по столу или топать ногами. – Даю вам ровно неделю на все про все. Если за это время убийца не будет найден и доказательно обличен, с неопровержимыми уликами, причем с железными уликами, – вскинул он указательный палец, – я передам дело другому следователю и поставлю вопрос о вашем несоответствии занимаемой должности! Вы все поняли, господин следователь?

– Я все понял, господин прокурор, – спокойно ответил Воловцов.

– Свободны!

Воловцов развернулся и, стараясь держать спину прямо, вышел из кабинета. Уши и щеки его пылали…

Глава 11 Апатия как состояние души и тела, или Разрешение на посещение Елички получено

Хамовнический пиво-медоваренный завод, на котором Алоизий Осипович служил главным инженером (или, сообразуясь с названием завода, главным пивоваром), был основан и построен в своей обширной усадьбе купцом Власом Ярославцевым ровно сорок лет назад. Уже через пять лет пиво-медоваренный завод Ярославцева выпускал сто тысяч ведер «Богемского», «Черного» и «Пильзенского» пива в год, а через десять – двести пятьдесят тысяч ведер пива указанных сортов.

«Венское» пиво на заводе стали варить, когда его главным пивоваром стал Алоизий Осипович Кара. Его вместе с остальными чехами, мастерами в деле пивоварения, пригласил Герш Гершонович Эренбург, ставший директором завода еще в 1895 году. С появлением чехов Хамовнический пиво-медоваренный завод расширил производство и в выпуске пива перевалил за полмиллиона ведер ежегодно.

Стараниями Алоизия Осиповича Кары в девятьсот втором году на этикетках хамовнического пива появился императорский герб. Это был высший знак качества товара, выпускаемого заводом, поскольку герб означал, что завод приобрел статус поставщика Двора Его Императорского Величества.

Контракт, заключенный на пять лет между заводом, уже как акционерным обществом, и Алоизием Осиповичем, был продлен еще на пять лет, и тут в семье главного пивовара случилось несчастье. Здоровье его пошатнулось настолько (какое-то время он даже стал заговариваться), что было замечено господином Эренбургом. Директор, пользуясь своими немалыми связями, поднял на ноги всех лучших медиков Первопрестольной. Алоизия Осиповича поместили в клинику, обеспечили лучшими лекарствами, и через два месяца его психическое расстройство было сведено на нет. Однако взгляд его потух, движения стали замедленными, но главное, что более всего беспокоило Эренбурга, – это появившаяся апатия к пивоваренному делу, к планам завода, да и вообще к окружавшему его миру. Одним словом, внутри Алоизия Осиповича Кары надломился жизненный стержень. В таком вот апатичном ко всему состоянии и застал его судебный следователь Воловцов…

– Алоизий Осипович, я бы хотел задать вам несколько вопросов, вы разрешите? – начал судебный следователь, представившись главному пивовару завода и объяснив причину своего появления здесь.

– Задавайте… – безо всяких эмоций отреагировал Кара.

– Как вы узнали о несчастье, случившемся в вашей семье? – спросил Иван Федорович.

– Мне сообщили…

– И вы отправились домой?

Алоизий Осипович поднял взгляд на следователя.

– Конечно… А что я, по-вашему, должен был делать?

– Понимаю… В котором часу вы приехали домой? – спросил Воловцов.

– В одиннадцатом… – меланхолично ответил Алоизий Осипович, погружаясь в собственные думы.

– Прошу прощения, но я вынужден задать вам этот вопрос: что вы увидели?

– Я увидел полицейских, врачей, еще каких-то людей, незнакомых мне, сына… – Кара становилось трудно говорить, будто ему мешал ком в горле.

– Как бы вы описали его состояние?

– Кого? – не понял Кара.

– Вашего сына, – осторожно пояснил Иван Федорович.

– А как вы думаете? – Алоизий Осипович с недоумением посмотрел на судебного следователя, но Иван Федорович промолчал. – Александр находился в крайнем отчаянии. Когда я вошел, он бросился ко мне со словами: «Отец, если б я знал, кто это сделал, то разорвал бы его собственными руками…»

– А потом?

– А потом мне сделалось плохо, и меня отвели к доктору Бородулину на второй этаж, – ответил пивовар.

– Александр был с вами? – после недолгого молчания спросил судебный следователь.

– Да, какое-то время… Потом его позвали на допрос к начальнику сыскной полиции…

– Помимо совершенных убийств, у вас пропали деньги, так? – стараясь говорить как можно мягче, произнес Иван Федорович.

– Да, это так, – ответил Кара и как-то натужно вздохнул. – Господи, если б я мог предвидеть, я оставил бы в тот день все свои деньги на пороге, чтобы тот, кто убил жену и дочь, пришел бы, взял деньги и ушел восвояси. Ведь он приходил грабить, а не убивать, верно? – Он в упор взглянул на Воловцова, но тот опять промолчал… – И если бы в тот вечер дома никого не было, ничего бы и не случилось, верно? Он бы не убил мою жену и дочь и не покалечил бы Еличку, ведь так? – Алоизий Осипович отвернулся, опустил голову, и плечи его затряслись.