Царство Прелюбодеев

Владимир с наслаждением опустил руку в бурлящую водную стихию. В этот момент произошло нечто странное: свет на мгновение потух, воцарилась полная, зловещая темнота. Он никогда не видел такой угольной темноты. Откуда-то из-под земли послышался сильный гул, уши заложило, стало страшно и одновременно тревожно. Спина моментально взмокла, ноги подкосились, и он упал на колени рядом с фонтаном. Вслед за темнотой на мгновение вспыхнул свет и вновь погас. Теперь вспышки света перемежались с полным мраком – словно кто-то баловался с огнем: то зажигал, то гасил яркие свечи. И среди этого неприятного мельтешения взгляд Владимира упал на воду в фонтане. Она перестала течь и играть. Она застыла, словно густой глицерин или липовый мед. Не плавали и золотые рыбки – неживыми яркими, лохматыми сгустками они застыли в этой странной, неподвижной субстанции. В коротких промежутках света он разглядел и то, что брызги падающей воды тоже застыли в пространстве и не падают вниз, а висят воздухе, словно гирлянды холодных алмазов. Свободная рука осторожно коснулась цепочки неподвижных капель – те с шумом осыпались на землю, как горох с обеденного стола. Владимир с восторгом и страхом таращился на стеклянную россыпь твердых капель, которые лежали у его ног горкой чистокровных бриллиантов. Свет все также мелькал. Владимир перевел взгляд на воду в фонтане – она оставалась статичной. Более того – вода загустела еще сильнее и даже слегка подрагивала, словно крутой холодец. Владимир пошевелил пальцами – они двигались с большим трудом. Он напрягся и с силой рванул руку из диковинной густоты. И как только рука, преодолевая огромное сопротивление тугих желеобразных пластов, выскочила наружу – тут же прекратились игры света и тьмы. Не успел он моргнуть, как все встало на свои места: вода снова стала текучей, искристой и прозрачной; рыбки заиграли красными плавниками; брызги воды приобрели свойства свободного падения; а под ногами Владимира образовалась небольшая лужица – россыпь твердых водных камней вновь стала жидкой.

«Что это? Дьявольские козни или игры со временем? Может, в этот момент произошло то, о чем говорила Полин? Наверное, Виктор захотел позабавиться с прерогативой Хроноса: то останавливал время, то запускал вновь. Однако каков проказник! Да уж, удовольствие не из приятных», – рассуждал Владимир.

Он направился к дому. Широкие мраморные ступени портика вели к массивной двери. Потемневшая бронзовая ручка, отлитая в виде когтистой лапы невиданного животного, шоколадный палисандр полотна – дверь также поражала своей необыкновенной роскошью. Два огромных капских [24] каменных льва – застывшие стражники сидели возле двери. Владимир немного замешкался на входе, постоял пару минут в нерешительности, и наконец набравшись смелости, громко постучал.

24

Капский лев – ныне вымерший подвид гигантского длинногривого льва. Для самцов капских львов была характерна длинная черная грива, распространявшаяся за плечи и, покрывавшая, в том числе и живот.

Дверь почти мгновенно распахнулась. На пороге оказалась молодая белокурая девушка в скромном темно синем платье с белым воротничком и манжетами. Кокетливый передник, надетый поверх платья, выдавал в ней горничную или прислугу. Она приветливо улыбнулась.

– Добрый день, господин Махнев. Милости просим. Мадам предупредила меня о вашем визите.

– Да? – удивленно протянул Владимир и шагнул за порог. Позади он услышал звериный рык, скрежет когтей и странное глухое постукивание. В нос ударил резкий запах крови, запах дикого леса и запах опасности. Владимир быстро обернулся и остолбенел от ужаса: каменные львы внезапно ожили! Повернув кудлатые, черные головы вслед Владимиру, они злобно и раскатисто рычали; желтые холодные глаза смотрели с вызовом; толстые, длинные хвосты упруго постукивали о мраморный пол. Львы готовились к прыжку. Белокурая горничная испуганно захлопнула дверь перед носом двух чудовищ. Когтистая лапа стукнула по закрытой палисандровой двери, раздался злобный рык, а после все стихло.

«Ничего себе шуточки! Они же могли прыгнуть на спину и разорвать меня в клочья, – рассуждал Владимир со страхом. Он едва перевел дух. – Зачем эта старуха держит таких охранников? Чего ей охранять? Свою невинность?»

– Месье Махнев, пройдите, пожалуйста, в комнату для гостей. Мадам Лагранж просила вас немного подождать, – смущенно, но вместе с тем очаровательно пролепетала блондинка и сделала книксен. Владимиру удалось разглядеть ее чуть лучше. Под тканью скромного платья уместилась высокая, пышная грудь, ниже шла тонкая талия. Девушка была довольно высокого роста. Белокурые локоны спускались на покатые плечи. Светлый тон ровной кожи, голубые глаза, крупный чувственный рот. «Однако! Как хороша чертовка. Вот бы с кем я с удовольствием сошелся поближе. А то… подсунули старуху. А тут такие горничные ходят аппетитные». Блондинка, словно прочитав его мысли, чуть задержалась на пороге. Голубые глаза смотрели смело и с вызовом. После она изящно развернулась и вышла из комнаты, крутые бедра вильнули на прощание и скрылись за тяжелой бархатной портьерой.

Владимир огляделся. Его оставили в довольно большой комнате. Под ногами переливался начищенный до блеска, мозаичный паркет. На стенах висели роскошные гобелены, лакированные бордюры с искусственными фруктами и цветами шли вдоль огромных тканых полотен. Сюжет этих гобеленов сводился к изображению французских и итальянских пейзажей. Отблеск свечей в массивных бронзовых канделябрах выдавал щедрое присутствие золотых нитей в ткани рукотворных картин. Листья, трава, игры света в струящейся воде, облака в небе – во всех изображениях блистало натуральное золото. Мебели было мало: два массивных шкафа с потемневшими бронзовыми накладками, письменный секретер, несколько юфтевых банкеток и пара роскошных стульев, стоящих вдоль стен. Бархатные темно-вишневые портьеры украшали высокие окна. Такие же портьеры висели и на входе, куда удалилась горничная.

Прошло около пятнадцати минут – старуха так и не появилась. «Ей тяжело ходить – поэтому, ее так долго нет. Как только носят ноги эту несчастную Полин? Она вот-вот развалится от старости. Может, не стоило ее беспокоить? Надо было передать парасоль горничной и пойти домой. Пожалуй, я так и сделаю. Правда, есть одно «но»… Кто отгонит голодных хищников от двери? Похоже, я вляпался, куда не следует. Здесь на каждом углу подвох. Ну, разве может лев загрызть меня в аду? Теоретически – я давно умер. А практически – мне страшно. Черт знает что!»

Он хотел отправиться на поиски горничной, но взгляд задержался на тяжелой портьере у входа. Из-за портьеры показалась холеная и изящная женская ручка, обнаженная до локтя. Длинный пальчик с острым розовым ноготком согнулся полумесяцем и поманил Владимира к себе. Он пошел на этот странный зов. Раздался лукавый женский смех – похожий на звон серебряных колокольчиков. Потом смех пропал, испарилась и хозяйка прелестной ручки. Он вышел за порог комнаты, перед ним простирался длинный коридор. По обеим сторонам тянулись высокие дубовые двери. Часть из них была – закрыта, часть – распахнута. Слышалась музыка и дамский смех. В дверных проемах трепетал разноцветный шелк – это легкий сквозняк гулял по коридору и комнатам. Владимиру казалось, что помимо голосов он слышит чей-то лукавый и назойливый шепот. Он заглянул в первую распахнутую дверь.

Его взору открылся огромный зал. Убранство этого зала было еще более роскошно, чем в той комнате, где он пребывал недавно. Всюду блистали жирандоли [25] , отражаясь в блестящем мозаичном паркете, старинные портреты неизвестных господ в массивных бронзовых рамах украшали стены, обтянутые голубым шелком. Возле высоких окон с позолоченными, витыми решетками, примостилась пара темно-синих роскошных диванов, типа канапе [26] ,три мягкие банкетки и несколько стульев с высокими спинками. В углу располагался изразцовый камин, блики огня танцевали на черной, лакированной поверхности старого фламандского клавесина. Но главным было другое. За клавесином сидел строгий пожилой мужчина в мантии и светлом парике. Он играл инструментальную сюиту, напоминающую своими аккордами торжественную павану [27] «Belle qui tiens ma vie» [28] . На пюпитре покоились открытые ноты, длинная, тонкая указка лежала рядом. Это был учитель танцев. Недалеко от него стояли ученицы, их было семь или восемь… Но какие! Это были – юные, прехорошенькие девушки, почти девочки в нарядных платьях и белых, припудренных паричках. На свежих щечках играл розовый румянец, большие, распахнутые глаза блестели от бликов каминного огня. А может, девушек так вдохновляла музыка. Музыка и впрямь была необыкновенной. Учитель, прикрыв усталые глаза, медленно перебирал пальцами по клавишам – девушки, затаив дыхание, слушали. Потом он перестал играть и сказал им что-то по-французски, Владимир не расслышал, что именно. Но девушки встрепенулись, встали парами и принялись разучивать сложные танцевальные па. Учитель ходил меж ними, строгий взор следил за правильной осанкой учениц. Старые руки учителя то и дело поправляли тоненькие ручки своих подопечных, указка постукивала по узким, изящным спинкам. Шел урок танцев. Владимир долго стоял, не в силах оторвать взгляда от столь юных и грациозных созданий. Хорошо, что его никто не заметил. Он постоял еще немного и покинул эту комнату.

25

Жирандоль – большой фигурный подсвечник для нескольких свеч. Произошло от Французского "girandole", Итальянского "girandola", что в переводе означает – сноп водных струй, ракет, канделябр.

26

Канапе – предмет мебели, подобный софе и дивану, обитый материей. При его изготовлении используется древесина грецкого ореха, вишни, красного дерева. От французского «canap'e».

27

Павана – торжественный медленный танец, распространённый в Европе в 16–17 вв., музыка к этому танцу.

28

«Belle, qui tiens ma vie» (франц.) – Belle, кто хочет моей жизни. Известная павана.

В другой комнате он обнаружил несколько танцевальных пар довольно зрелых дам и кавалеров. Они танцевали менуэт. Невидимый оркестр играл красивую мелодию. Все дамы и кавалеры были одеты в изысканные шелковые с гипюром костюмы, которые носили при Версальском дворе, их головы покрывали напудренные парики, в шляпах пружинисто пестрели разноцветные эгреты [29] . Так роскошно и куртуазно могли выглядеть лишь вельможи самого короля. Движения танцующих отличались необыкновенной слаженностью, плавными линиями и жеманной манерностью. Дамы изящно делали плие, кавалеры снимали шляпы, производя ими в воздухе замысловатые пируэты. Затем танцующие церемонно кланялись друг другу – их лица выражали особую торжественность. Дамы проходили вперед и в бок, шурша мощными шелковыми юбками. Сие пышное действо напоминало королевский балет или спектакль.

29

Эгрета – это торчащее вверх перо или какое-либо другое украшение, прикрепляемое к женскому головному убору или прическе.

Этот зал блистал еще сильнее двух предыдущих. На мраморных постаментах возвышались фарфоровые вазы, полные охапками белых и пурпурных роз. Розы источали дурманящий аромат. Возле дверей, словно неподвижные истуканы, стояли чернокожие слуги. Другие лакеи находились в глубине зала, на их руках покоились подносы с фужерами и бутылками темного вина. Сбоку от танцующих красовался овальный перламутровый стол, уставленный воздушными пирожными, вазами с фруктами и тарелками с яркими закусками – то были оранжевые креветки и омары в гирляндах кремовых и фисташковых розеток.

«Что это? Бал? Кто эти люди? Это гости мадам Лагранж? Но где же она сама?» – рассеянно рассуждал Владимир, глядя на пеструю вереницу жеманных господ.

Он покинул и эту комнату. Странным было то, что на него никто не обращал внимания, будто он стал невидимкой.

Другая открытая комната была чуть меньше. Она скорее напоминала учебный класс. За ученическим столом сидели двое юношей, лет семнадцати или восемнадцати, и записывали что-то в тетради. Напротив, на небольшом возвышении, находился стол учителя. На нем расположились голландский глобус, старинный микроскоп, потемневшие от времени, толстые книги в кожаных переплетах, стеклянные колбы с неизвестным содержимым, валялось множество заточенных гусиных перьев. Раскорячив короткие когтистые лапки и приоткрыв узкую зубастую пасть, сбоку от стола, на специальном постаменте, стояло чучело довольно крупного, желтобрюхого, нильского крокодила.