Царство страха

– Входи, – разрешил сиплый голос.

Сторож свалки Архип Петрович Поляков (он же некоронованный местный король) в одиночестве сидел за дощатым столом, потреблял водку из граненого стакана и закусывал селедкой из большой консервной банки. Рядом на столе лежал самодельный нож с обмотанной изолентой рукоятью. Ничего похожего на вилку поблизости не наблюдалось.

– А-а, это ты, – узнал меня Поляков, сделал крупный глоток и, запустив пальцы в рассол, извлек оттуда рыбку пожирнее. – Присоединяйся! – король указал глазами на полупустую бутылку «Истока». – Совсем не пить нельзя. Ребята неправильно поймут. Стакан возьми на полке. – Петрович оторвал у селедки голову, быстро очистил тушку от костей, сунул оставшееся в рот и смачно зачавкал. А я с тяжелым вздохом потянулся к бутылке. Пить мне категорически не хотелось, но ничего не поделаешь. Сторож полностью прав. Нельзя выделяться из общей массы! Нет, не подумайте, что я в одночасье деградировал и стремительно скатился на дно общества. Моя нынешняя ипостась являлась обычной работой под прикрытием и обуславливалась...

Впрочем, расскажу все по порядку, начиная с трагической гибели нашего водителя. Тогда спешно разбуженный Альбертыч занялся обследованием трупа и номера, а мы с Сибирцевым приступили к опросу потенциальных свидетелей – дежурных, ночных горничных, сторожа и т. д. В результате выяснилось следующее: Рубцова зарезали во сне одним точным, сильным ударом в сердце и лишь потом располосовали горло. Вероятно, жути ради и с целью получения «чернил» для составления известной читателю надписи. Кроме нее, убийца не оставил никаких следов, а найденные в номере отпечатки принадлежали наверняка не ему. Тем не менее все «пальчики» отправили на дактилоскопическую экспертизу, а фотоснимок угрозы – на графологическую. Дверь убийца открыл при помощи дамской шпильки. Вот, собственно, все. Ни откуда он взялся, ни куда подевался, понять так и не удалось. «Свидетели» в один голос твердили: «Ничего не видели, ничего не слышали», причем в глазах у них застыл животный ужас, перемешанный с отчаянной решимостью насмерть запуганного человека, дескать: «Ни словечка не скажу!.. Хоть на пожизненное отправляйте!» (Впоследствии при общении с другими жителями города мы постоянно наталкивались на точно такую же реакцию. «Царство страха»! – в сердцах окрестил Сарафанов Костя Сибирцев.) Поутру мы поручили местным эфэсбэшникам тщательно проверить постояльцев и персонал гостиницы на предмет причастности к содеянному. Занятие явно бесперспективное, но не фига им без дела слоняться. А сами разделились. Я отправился к полковнику Хвостову, майор Сибирцев – к и.о. начальника ОВД Бирюкову, а Ильин, покончив с судмедэкспертными обязанностями, занялся розыском маньяка. Как именно он собирался ловить выродка, Альбертыч объяснить не удосужился. Поздно вечером мы вновь собрались у меня в номере и поделились собранной информацией. Душевно побеседовав с и.о., Костя узнал интересную вещь. Оказывается, в апреле – мае нынешнего года в городе произошла серия жестоких убийств. Всего пятнадцать эпизодов. Жертвами становились мужчины в возрасте от тридцати до пятидесяти лет из пресловутого «среднего класса». Их тела находили поутру на улицах, буквально размазанные по асфальту. Дело получило в органах кодовое название «Мясники» и широкий резонанс среди местной общественности. Под давлением электората мэр Борисов в ультимативной форме потребовал у начальника ОВД немедленно прекратить сие безобразие и сурово покарать виновных. Полковник Пузырев напряг агентурную сеть, и один из осведомителей шепнул: «Убийства вроде бы совершают городские байкеры под предводительством диск-жокея молодежного клуба «Аллигатор» Филиппа Заблудина, по прозвищу Борода. Вероятно, развлекаются на досуге». С учетом состояния трупов, заключений экспертиз, а также морального облика нынешних «неформалов» версия о байкерах представлялась более чем правдоподобной. Радостно сообщив мэру об успешном разоблачении проклятых «мясников», полковник старательно подготовил операцию, стянул необходимые силы к месту постоянной тусовки байкеров (заброшенному складу на окраине города), но... когда штурмовые группы ворвались внутрь, то увидели там полтора десятка мертвецов во главе с самим Бородой. Подозреваемые были умерщвлены без применения оружия, какими-то очень крутыми мастерами-рукопашниками. По одному, максимум по два удара на каждого покойного...

– Это, несомненно, спецназовская техника, – в заключение сказал Костя. – Тут я и угадываю связь между убийцами «мясников» и нынешними похитителями «богатеньких буратин». Судя по почерку, они из той же породы. Попробую поработать в данном направлении. Авось чего нащупаю. Кстати, на складе угрохали не всех членов местной организации байкеров. Правая рука Бороды, некто Хорек (в миру Артур Синявин), бесследно исчез. Сдается мне, неспроста. Вот с него, голубчика, и начнем. А что у тебя, Дима?

– Свалка, – лаконично ответил я.

– ?!!

– Последние пять похищенных были обнаружены именно на ней. Похоже, мы имеем дело с каким-то своеобразным ритуалом.

– Вот здесь вы абсолютно правы, молодой человек, – бесцеремонно встрял Кирилл Альбертович и, не давая нам с Костей рта раскрыть, пустился в рассказ о собственных «достижениях». (По счастью, не слишком долгий.) Наш бедный, больной судмедэксперт развил сегодня бурную деятельность, но плоды ее, как водится у ненормальных, не имели никакого практического значения. Ну на кой ляд нам сдались городской феминистский клуб «Сафо», возглавляемый женой мэра Татьяной Федоровной (сорокалетней, прыщавой уродиной), и наличие у означенной уродины молодого смазливого любовника, в два раза моложе ее?! Любовника звали Серж Алискин, и, по словам Альбертыча, держала его мэрша в ежовых рукавицах. А также содержала. Красавчик Серж формально числился персональным шофером Борисовой, но за руль садился редко. Только когда Татьяна Федоровна ужиралась с подругами-феминистками до трупного состояния. В остальное время она, даже сильно пьяная, водила машину самостоятельно... Терпеливо дождавшись, пока Ильин выскажется и умолкнет, мы с Костей собрались вернуться к обсуждению оперативных проблем, но тут, прямо как во второсортном фильме, поступили одно за другим два срочных телефонных сообщения:

1. На свалке нашли господина Мидасова: кастрированного, с отрезанными ушами, с вырванным языком и полностью невменяемого.

2. По дороге домой похищен председатель городского совета предпринимателей Ярослав Всеволодович Студитский. Охрана, разумеется, поголовно уничтожена.

Мы хотели побеседовать с женой Мидасова, позвонили ей домой, но горничная сказала, что Виолетту Львовну увезла «Скорая» с тяжелейшим сердечным приступом. Оказывается, три часа назад компания шашлычников случайно наткнулась в лесопосадках на свежий труп ее семилетней дочери Жанны, задушенной, извращенно изнасилованной и с традиционной чекушкой во рту. Тут Альбертыч сорвался со стула и куда-то умчался. А мы с Костей, кратко посовещавшись, решили не мешкая заняться свалкой. Ничтоже сумняшеся, мы выкрали из постели сторожа свалки Архипа Петровича Полякова, вывезли на природу (в район кладбища), провели с ним обстоятельную «хлыстопряничную» беседу и в конце концов выяснили: по словам бомжей (сам сторож обычно ночевал дома), похищенных выкидывали из черного «БМВ», иногда заезжавшего на территорию, в темное время суток. Препятствовать проникновению «бумера» на объект дежурные «опричники» даже не пытались. Один из них, в начале июня, попробовал и был мгновенно застрелен в упор. Больше желающих не находилось. Вот тогда-то в моей голове и родилась блестящая идея временно стать подручным сторожа. Дождаться появления машины с изуродованным Студитским и собственноручно разделаться с негодяями-похитителями. Они, конечно, профи, но я тоже не лыком шит... Полякову заплатили энную сумму за беспокойство, взяли подписку о неразглашении, пообещали оторвать голову в случае чего, и уже спустя сутки он представлял меня подопечным в качестве бывшего военного, выгнанного со службы за... «Впрочем, не ваше собачье дело, – на полуфразе оборвал «король». – Захочет – сам расскажет. А пока прошу любить и жаловать! Парень вроде крепкий, будет у меня в помощниках!!»... Процесс внедрения в «опричники» прошел не совсем гладко. В первую же ночь они попытались удавить меня во сне. Не любили, видать, конкурентов. Но я успел вовремя проснуться и минуты три от души метелил соседей по вагончику в количестве пяти человек. Правда, ни убивать, ни калечить я никого не стал и сторожу наутро ничего не сказал, чем заслужил у неудавшихся покусителей глубокое уважение, граничащее с обожанием...

– Мало выпил, – глянув в мою сторону, укоризненно покачал головой Петрович. – Недостоверно получается. Ребята...

– Да шли бы они куда подальше, – досадливо отмахнулся я. – Запах есть, и достаточно. Или ты хочешь меня в алкоголика превратить?!

– Да нет, ни в коем случае. – Смутился «король» и для пущей убедительности, прижал к сердцу замасленную ладонь. Просто ради твоей же безопасности...

– О ней позабочусь самостоятельно! – жестко отрезал я. – Да и недолго мне у вас куковать осталось. Сутки– двое, не больше!

– Думаешь, срок подошел?! – встрепенулся Поляков. – Думаешь, сегодня или завтра...

– Да! – утвердительно кивнул я. – Именно так!

Еще перед переселением на помойку я произвел сравнительный анализ предыдущих похищений, сопоставил даты исчезновения и обнаружения потерпевших и с точностью до сорока восьми часов вычислил время, которое затрачивали похитители на обработку каждого. По всему выходило – появление зловещего «бумера» следовало ожидать сегодня ночью. На худой конец – завтра. А столь длительное пребывание в шкуре бомжа понадобилось мне для адаптации в здешних условиях и для беспрепятственного детального изучения окрестностей...

– Тогда я, пожалуй, пойду, – засобирался сторож. – Дома дел невпроворот накопилось. Жена-стерва пилит...

– Ага, давай двигай, – зевнул я. – И не забудь предупредить «опричников», чтобы с наступлением темноты из вагончика не высовывались. Не дай Бог, под шальную пулю попадут!

Внезапно со стороны курганов донесся приближающийся гомон множества голосов. В дверь робко проснулся «опричник» Сашка Гусь с лиловым синяком под глазом (моя работа) и с громадным фурункулом на правой щеке (это уже от грязи и от сквозняков).

– Колька Парафин сгорел, – почтительно сообщил он.

– В каком смысле? – приподнял брови «король».

– В прямом, – криво усмехнулся Гусь. – Перебрал «беленькой» за ужином да свалился в костер мордой в угли. Пока вытащили, пока затушили... он уже мертвый был! Вот, доложить пришел.

– Правильно сделал, – одобрил Поляков. – Порядок должен быть во всем. Короче, так: делянку Парафина отдать Сашке Моряку. Мужик нормальный, малопьющий. Пускай приподнимается... (покойный трудился на «золотоносном» участке, где удавалось собрать за день до пятидесяти килограмм цветных металлов. – Д.К.)... На место Моряка переведите новенького, Фому. Парафина закопайте, как обычно.

В отдалении протяжно и тоскливо завыла собака.

– Это Колькина? – пояснил Гусь. – Переживает животина. Прибить?

– Не надо, – свеликодушничал Петрович. – Пускай живет. К тому же будет, кому Кольку оплакать, кому вспомнить. А то наши забудут через ночь после похорон.

– Понял, – послушно кивнул «опричник», вновь скрываясь за дверью.

Я внимательно посмотрел на всклокоченного сторожа свалки, вспомнил лощеные власти Н-ска, по распоряжению которых в подвалах заживо замуровали бездомных кошек, и сделал сравнение. Далеко не в пользу властей!..

Глава 3

С наступлением темноты мухи исчезли. Угомонились крикливые чайки. Но на смену им... мухам (против чаек я ничего не имею), налетели гнусно зудящие комары. В небе взошла луна и щедро залила курганы отбросов холодным серебристым светом. На западном краю свалки виднелись отблески множества костров. Там справлялись всеобщие поминки по Парафину. Такова была местная традиция. Умрет кто-то из общины, закопают останки в землю, выпьют «за упокой» и навсегда выбросят из памяти. Зачем загружать головы неприятными воспоминаниями? Жизнь на дне общества и так тошна до безобразия. А на восточном конце (своеобразном кладбище бомжей), на свежей могиле Кольки, горестно подвывала его собака. Эта будет помнить хозяина долго. Может, всю оставшуюся собачью жизнь... Вагончик «опричников» пустовал. Перевыполнив приказ «короля» они предпочли не просто затаиться, а вовсе убраться от греха подальше. Как говорится – «лучше перекланяться, чем недокланяться».